Борис Егоров - Маски
Председатель тихо переговаривается с членами суда. Потом он встает и говорит:
— Гражданке Свекольниковой Лукерье Гавриловне, одинокой, беспартийной, работает в овощном магазине, живет на седьмом этаже, суд объявляет общественное порицание и предупреждает ее: пусть не сплетничает, не подслушивает.
— Не буду, — решительно обещает Свекольникова. — Ковер на стену повешу. Радио заведу, чтоб разговоры эти петуховские меня с толку не сбивали…
— А Петуховой укажем, что сыну она подсказывала путь неправильный. Зачем же из человека тунеядца делать? Хорошо, что он одумался. Такой самовольный поступок только приветствовать можно. Если бы здесь был не суд, мы бы от имени собравшихся телеграмму ему послали!
— Молодец парень! — подтверждают из зала. — Решил расстаться с дружным коллективом своей квартиры…
Последними из зала суда выходили Свекольникова и дворничиха.
— Я, конечно, Ваську зря обидела, — самокритично призналась Свекольникова. — Но дело-то, видишь, как обернулось! Все-таки нечисто у этих, у Петуховых…
— Да, мусору еще много, — неопределенно заключила дворничиха.
Нейлоновая обезьянка
Время, когда он и она торопились на свидания, минуло не так давно. Он бежал к назначенному месту прямо с работы. По пути успевал лишь купить букетик гвоздик или тюльпанов. Взять сдачу успевал не всегда: он спешил, и к тому же он был счастлив.
Сердце стучало. Сейчас он увидит ее. Сейчас она появится под круглыми часами около бюро справок.
Но она вовремя не приходила. Нет, она не была злодейкой, намеренно терзавшей сердце любимого. Просто у нее не хватало времени.
Купить перед свиданием букетик цветов — это несколько мгновений. Накрасить ресницы и губы, начесать волосы и сделать прическу «ракета» — это минимум двадцать минут.
На эти двадцать минут она всегда и опаздывала.
А потом они шли в парк, в театр, в кино.
Блуждали по комнате смеха. С замиранием сердца следили за судьбами героев «Каменного гнезда». Умиленно смотрели на экран, по которому шагал маленький Сережа.
— Вот и у нас будет такой Сережа… — шептал он любимой.
Вскоре они поженились. У них появился мальчик. И ему дали имя, которое было припасено на случай мужского варианта, — Сережа.
Жили они в небольшой комнате. Но на тесноту не жаловались. Во-первых, они по-прежнему были очень счастливы, а во-вторых, знали, что до новоселья недалеко.
И это было действительно так. Завод, где работал молодой супруг, достраивал новый дом. Талантливому инженеру и члену общественного конструкторского бюро квартира была обеспечена.
Вадим, назовем его по имени, знал даже номер. И не только номер.
Вечером, когда Сережа уже спал, Вадим в тысячный раз сообщал Ларисе:
— Третий этаж, две комнаты, кухня, балкон, окна на восток, потолок — два восемьдесят.
Лариса мечтательно качала головой:
— Вот это жизнь!
Потом «третий этаж, две комнаты…» из области мечты перешли в реальность.
На новоселье товарищи подарили Вадиму радиоприемник, а Ларисе ее подруги — закройщицы ателье — преподнесли чайный сервиз.
В общем в этой семье все было так, как и в тысячах других. И можно было бы уверенно сказать, что Вадим и Лариса стали еще более счастливы, если бы в само понятие «счастье» они не внесли своего несколько своеобразного толкования.
Когда первые радости новоселов приостыли, на лицах супругов появилась тоскливая озабоченность.
— Знаешь, Видя, а эти шкафы у нас — дрянь, — заметила Лариса. — Я сегодня была у Белугиных, видела такой гарнитур! Остолбенеть можно. Спросила, где достали, — не говорят. Виляют. Но я тихохонько разведала у их домработницы…
Разведка оказалась точной, и через две недели мебельный гарнитур, абсолютная копия белугинского, занял свое место в квартире.
Вадим погладил рукой полированные бока серванта и восторженно произнес:
— Вот это вещь!
У него было очень хорошее настроение. И не только потому, что приобретен белугинский гарнитур. Два часа назад он узнал приятную вещь: техническим советом одобрено его изобретение.
— Ты у меня молодец, — сказала Лариса, чмокнув супруга в щеку. — А деньги тебе за это полагаются?
— Конечно.
— Так вот. Я уже знаю, на что их потратить. Вчера мы всем ателье ходили смотреть один французский фильм. Ну, скажу тебе, я видела в нем такие бра и торшеры — остолбенеть можно! Представляешь, если все это будет у нас — мы приглашаем Белугиных. Вот они завоют!
Вадим очень любил свою супругу и не возражал.
— Ларочка, — сказал он, — в нашем старом доме живет одни пенсионер. Он всю жизнь работал по осветительной части. И сейчас, кажется, тихонько продолжает…
— Прекрасно! — перебила супруга. — Мы покупаем ему билет в кино. Он смотрит фильм и все воспроизводит в натуре…
Квартира Вадима и Ларисы украсилась торшерами и бра: старичок не подъел.
Белугины «завыли». Спрашивали Ларису, откуда у нее это диво-освещение, но она неопределенно пожимала плечами:
— Так, случайно досталось…
Следующий удар по Белугиным был нанесен книжными полками. Двадцать уникальных полок, сделанных до эскизам одного архитектора-книголюба. Архитектор умер, и вдова распродавала имущество, собираясь переехать на жительство к сыну в другой город.
— Полки — остолбенеть! — восторгалась Лариса.
— Тут, правда, маленькая неувязка выходит, — озабоченно говорил супруг. — Книг-то у нас почти нет. Кроме моих технических. Ну, полки на три натянуть можно. А дальше?
— А дальше надо покупать. Только чтоб по размеру подходили… Какие-нибудь собрания сочинений.
— Но ведь на них подписка…
— Возьмем те, которые без подписки. Если полки будут пустовать — неприлично. Вдруг к нам приедут… А вообще все полки заполнять книгами не обязательно. Посуду кое-какую поставим. Мелочи разные: глину, фарфор…
Лариса не договорила: маленький Сережа подошел к одной из полок и пытался открыть ее.
— Сережа, отойди от полки!
Сережа с обиженным видом побрел в другую комнату.
— Сережа, туда не ходить!
В соседней комнате стояли кресла белугинского гарнитура. Мальчику строжайше запрещалось приближаться к ним. Но именно сюда его и тянуло. Видимо, только потому, что это было под запретом. Если Сережа замечал — за ним не следят, он моментально залезал в одно из кресел и располагался в нем с торжествующим видом.
Узрев нарушение порядка, мать разводила руками: «Ну что за ужасный мальчишка! Все кресла попортит.
Придется между ручками веревки натягивать, как в музеях…»
Разговор о новых приобретениях окончился минорно.
— Да, на все это деньги нужны… — раздумчиво заметил Вадим.
— Ты опять о деньгах? Вечно их не хватает. И так уж стараемся экономить. В театр не ходим…
— Ох уж эта твоя экономия! — вздохнул муж. — Мне даже газету не выписала.
— Хватит тебе о газете. На работе почитаешь. И вообще — какие ко мне претензии? Претензии могут быть у меня, — Лариса перевела дух. — У других — мужья! А мой готов целыми вечерами бесплатно работать.
— Но это же общественное конструкторское бюро.
— А, оставь! Какое же бюро, если денег не платят! Да что там говорить! Положение должна спасать я. Уйду из ателье, буду шить дома, для знакомых. Это выгоднее… Сережа, марш от серванта!
— Черт знает, не жизнь, а какая-то проза. Действительно, что-то надо делать…
— Да, радости мало, если учесть, что Иванниковы купили импортный магнитофон, а у нас — простой.
— Зато у нас хороший радиоприемник, подарок товарищей.
— Ха! Тоже придумали твои товарищи! Вот если бы телевизор — тогда в кино не надо ходить… Как говорится, все в дом.
Через некоторое время в доме появились часы. Они призваны были заменить проверенный и испытанный будильник. Но Этого не произошло.
Часы в красивой деревянной оправе были настолько хороши, что стояли всегда в чехле. Чехол снимали только тогда, когда приходили гости.
— Вещь надо уважать, — говорила Лариса.
Фантазия молодой хозяйки продолжала работать. Однажды Лариса сказала мужу:
— Ты знаешь, Вадик, что я сегодня купила? Сколько ни ломай голову, не догадаешься.
С этими словами Лариса достала из сумки… маленькую игрушечную обезьянку.
— Нейлоновая обезьянка! — восторженно пояснила она. — Ты видел у кого-нибудь такую? И не увидишь. Я за ней специально охотилась. Один человек привез то ли из Швеции, то ли из Греции.
— Это вещь! — согласился супруг.
— А знаешь, для чего она? Вообрази, мы едем на собственной машине, а около ветрового стекла болтается вот это чудо…
Она благоговейно посмотрела на мартышку из нейлона. В ее глазах эта обезьянка была символом счастья.
