Джорж Микеш - Бумеранг, или Австралия вновь открытая

Бумеранг,

или

Австралия вновь открытая

ДЖОРДЖ МИКЕШ

Перевел с английского З. Каневский

Рисунки В. Чижикова

Джордж Микеш, английский писатель-юморист, уже знаком читателю «Вокруг света». В нашем журнале публиковались главы из двух его книг — «Как стать англичанином» и «Танго», а всего их вышло из-под пера автора восемнадцать. Каждая книга посвящена новой стране, причем в каждой из них предметом особого внимания Микеша становится национальный характер народа — какие-то неповторимые черточки и оттенки, — словом, то, что делает один народ непохожим на соседний.

В этом номере мы предлагаем вниманию читателя отрывок из его нового произведения «Бумеранг».

Речь там идет об Австралии. Речь идет о пустынях и красных скалах Алис-Спрингс, золотых самородках и Большом Барьерном рифе, кенгуру и одичавших кроликах. В общем о том, что делает Австралию Австралией.

Но прежде всего речь, конечно, идет об австралийцах — об их жизни и их проблемах.

— Вот это и есть бумеранг, — объявил молодой служащий бюро путешествий, протягивай мне какой-то предмет. Мы сидели в приемной бюро в Мельбурне, и знаменитое оружие было, очевидно, предметом величайшей гордости его владельца.

— Я купил его у аборигенов недалеко от Алис-Спрингс, — продолжал он, — и это не совсем обычный бумеранг.

Я внимательно осмотрел его. А поскольку до этого мне лишь однажды довелось увидеть настоящий бумеранг, я не чувствовал за собой права считать себя специалистом по бумерангам. Я спросил:

— Что же в нем такого необыкновенного?

— Когда вы бросаете обычный бумеранг, он возвращается назад. А этот бумеранг — особый. Он не возвращается.

— А я-то полагал, что бумеранг славится как раз своей способностью возвращаться!

— Да, — кивнул он, — обыкновенный бумеранг всегда возвращается. Но ведь мы говорим о необыкновенном. Такие бумеранги никогда не возвращаются.

— Но в таком случае, — продолжал настаивать я, — все на свете — разумеется, за исключением обычных бумерангов — является необыкновенным бумерангом?

— О чем это вы? — нахмурился он.

— Да я о том, что моя шляпа, к примеру, — особый бумеранг. И авторучка — тоже. Попробуйте-ка бросить их — вряд ли они возвратятся!

— Особый бумеранг, — холодно и веско сказал он, — смертоносное оружие. Ему нет нужды возвращаться: ведь он не простой рядовой бумеранг.

Сдаваться я, однако, не думал.

— И вовсе не каждый обыкновенный бумеранг возвращается! Я как-то бросил один — он не вернулся и по сей день!

— Вероятно, вы просто неумело бросили его.

— Простите, что вы сказали? — я придал своему голосу угрожающее звучание.

— Я хочу сказать, что, по всей видимости, бумеранг, которым вы пользовались, был не совсем исправен. Он вышел из повиновения либо просто испортился. Словом, не вернулся. Теперь-то вы понимаете, что особый бумеранг даст сто очков обыкновенному бумерангу: что бы с ним ни случилось, он все равно никогда не вернется!

Моя первая встреча с Австралией тоже оказалась бумерангом. Одна местная организация прислала мне приглашение посетить эту страну. Ее руководители утверждали, что я окажу Австралии большую честь, если напишу о ней книгу. Я ответил, что подумаю, и продумал целых полгода, после чего написал, что согласен оказать такую честь. «Глубоко сожалеем, — последовал учтиво-ледяной ответ, — но мы берем свое приглашение назад».

Прошло несколько лет, и я отправился в Австралию по собственной инициативе. Но если раньше Австралия не показалась мне достаточно интересной (иначе чего бы мне колебаться целых полгода!), то с какой, спрашивается, стати я загорелся ею сейчас? Ответ прост. Нищий невежественный сапожник (равно как неотесанный трактирщик) — личность ничтожная. Но стоит сапожнику сделать свой первый миллион — и он уже не сапожник, а «фабрикант обуви», трактирщик превращается в «пивного магната», а оба они — в членов палаты лордов. Сделай они еще по миллиону — и первый джентльмен перестанет быть необразованным, а у второго вмиг улетучатся его ужасные манеры. Оба станут «сильными личностями».

Нечто похожее произошло и с Австралией. Она, если можно так выразиться, сделала свой первый миллион и собирается сделать много больше. До палаты лордов ей, пожалуй, еще далековато, но для рыцарского звания она вполне созрела. И эта книга — мой личный скромный вклад в церемонию ее посвящения в рыцари.

Австралия оказалась бумерангом и в некоторых других отношениях. Прежняя юдоль каторжников стала землей, привлекающей многие тысячи граждан так называемой «матери метрополии», в числе которых немало самых блистательных умов. Утечка воров превратилась со временем в утечку мозгов…

— Постой, постой! — возразит читатель. — В своем рвении доказать, будто все в Австралии подчинено теории бумеранга (или в отчаянной попытке хоть чем-то оправдать заголовок книги!), автор заходит слишком далеко. Ну хорошо, в страну теперь вместо разбойников едут ученые, а средний класс растет как на дрожжах. Но какое отношение все это, скажите на милость, имеет к бумерангу?!

Верно, никакого. Но ведь я-то имел в виду необыкновенный бумеранг!

— Боюсь, что это типичная точка зрения новоавстралийца. Лично я ничего не имею против них, но, знаете ли, эти ново- австралийцы…

Мой собеседник, огромного роста бизнесмен с багровой шеей, сделал паузу.

— Не знаю, — ответил я. — А кто они, эти новоавстралийцы?

Я-то отлично знал, что он имел в виду. «Новоавстралиец» — просто-напросто более мягкий и дружелюбный заменитель термина «иммигрант».

— Значит, вы порицаете новоавстралийцев за то, что они не аборигены?

— Аборигены? — изумился он.

— Ну да! Ведь именно аборигены являются, так сказать, староавстралийцами!

— А, вот вы о чем, — снисходительно ухмыльнулся он. — Нет, когда я говорю о старо- австралийцах, я подразумеваю не этих або (местный снисходительный эквивалент слова «абориген». — Прим. авт.), а нас, англосаксов, старожилов этих мест. А иммигранты из Европы — вот они-то и есть ново- австралийцы.

— Конечно, их можно назвать новоавстралийцами, — не унимался я, — однако те, кого вы называете староавстралийцами, вовсе не являются таковыми. Просто одни приехали сюда вчера, другие — позавчера, вот и вся разница.

Не скажу, что мое замечание особо понравилось собеседнику или что мы с ним сразу же стали закадычными друзьями, но, с другой стороны, и враждебность, с какой он встретил мои слова, не могла поколебать их справедливости. А оскорбленное молчание, воцарившееся после моей реплики, вовсе не могло автоматически означать моей принципиальной враждебности к собеседнику. Наоборот! Я-то хотел сделать комплимент. Молодость Австралии — одна из самых привлекательных ее черт.

Однако есть здесь отдельные человеческие экземпляры, вроде моего собеседника, считающие себя лучшими среди смертных (тогда как на деле они худшие и самые бесполезные!). Они смотрят на себя отнюдь не как на сыновей неотесанных каторжников (само это слово запрещено упоминать в их компании), которые и создали нынешнюю Австралию, а как на аристократов-англичан с гордо поджатыми губами, жизнь посвятивших охоте и рыбной ловле. Они считают себя не колонистами, а колонизаторами, потомками не смиренных жертв, а героев-разбойников. Эти личности — всего лишь имитация второсортных британцев — заимствовали худшие черты английского характера: высокомерие, чувство превосходства, равнодушие, чопорность; одновременно с этим они полностью утратили такие его славные черты, как терпимость, острый вкус к политике, широкий взгляд на вещи, любовь к чудачествам и странностям, мудрое чувство юмора и самокритики. Именно из-за этих людей Австралия видит себя в кривом зеркале, гордится несуществующими добродетелями и стыдится подлинных достижений. Она — непонятый континент, не понятый прежде всего самим собою.

Хотя Австралия и большая страна, она при этом маленький континент. Она даже меньше Европы на 14 процентов. А по сравнению с Азией или Африкой этот континент — вообще крошка. Однако Австралия — единственная в мире страна, занимающая целый материк. Как страна она примерно в 33 раза крупнее Великобритании, а австралийский штат Новый Южный Уэльс в 100 раз больше старого доброго Южного Уэльса! Австралия до недавнего времени, пока Аляска и Гавайи не получили статус штатов, почти не уступала по размерам США.

Здесь мне необходимо сделать одно маленькое отступление. Все, что следует ниже, — результат моих сугубо личных наблюдений. Не хочу, чтобы кто-нибудь, познакомившись с ними, подумал, что я страшно люблю оскорблять людей. Нет, наоборот, мне всегда хочется быть славным парнем, всеобщим любимцем. Но что делать, если уж я выбрал себе такую профессию! Уж лучше обмануть ожидание твоих гостеприимных хозяев, чем быть нечестным со своими читателями.