Дима Федоров - Игромания Bet

Обитателям 8-16 посвящается.

Фрагмент 1. От Большого взрыва и до конторы.

Даже жизнь Соломона имеет какой-то смысл. Люди смеются, когда его видят, а я?.. Тупиковая ветвь в развитии человечества. У меня нет детей, нет жены. Я без родителей. Родных тоже нет. Так только в сказках бывает, чтобы показать, как положительному герою плохо, А потом на контрасте все закончится хорошо. Герой в шоколаде, вокруг него кисейные берега с вмонтированными элементами джакузи… И медовые реки, в которых он купается с красавицей топлес. Красавица для национального колорита обязательно в кокошнике.

Так вот, я тупиковая ветвь. Когда-то был Большой взрыв (или я о нем узнаю позже, а на тот момент ничего не знаю?), началась эволюция, динозавры всякие бродили, птеродактили кружили, мамонты и неандертальцы друг друга волтузили. Потом возникли современные люди, я даже читал в Интернете, что у всех одна мама — из Африки. Да, точно, на mail.ru была статья.

И вот я легко представляю себе огромное дерево человечества. Скромные обывательские побеги максимум с двумя отростками. Мощные плодовитые сучья бизнесменов и олигархов, от браков и внебраков которых отходят десятки жизнеутверждающих ответвлений, дающих, в свою очередь, сотни других… И тут я — где-то с краю. Я — тоненький, хрупкий стебелек, на который садится мерзкая ворона и гадит, гадит.

Резонно задуматься: мысль о том, что я тупиковая ветвь, пришла на ум до того, как на меня опорожнилась эта тварь, или она насрала, и тут уж вдогонку я стал думать про генеалогию?.. Думаю, пришла мысль, а потом насрала — за один и семь. А если сначала насрала, то за два и девять. Впрочем, сейчас это не важно. Надо незаметно зайти в контору и обтереться. Увидят — засмеют. Плохо, конечно, быть тупиковой ветвью!

Фрагмент 2. Нефарт в кружевах.

Нет, ну это выше моих сил! Наглый нефарт! Ладно прямо напротив подъезда бомжара залез в помойку, извлек гнилую булку и слопал. На это можно не обращать внимания. Это жизнь. Это даже по телевизору показывают. Для натурализма. От этого скрыться невозможно. Это проехали…

Но ворона — это уже не неизбежность. Это роковое стечение обстоятельств. Почти судьба! А у самой конторы киоск. Безобидный хлебный киоск. Без особого голодранства и нищих. Приличный. Для среднего класса. И тут вдруг старушка просит на хлеб пять рублей — ей, видите ли, не хватает. И старушка какая-то странная. Как будто из сундука достали. Вся в кружевах. И даже зонтик кружевной. Чучело…

И надо просто сделать вид, что не заметил ее. Или нахамить! Если бы она была без кружев, то точно бы послал. А раз с кружевами, то неудобно. Кружева — это круто, если разобраться. Специально, наверное, напялила кружева, чтобы культурных людей в смущение вводить. Да еще и господином назвала. И так все респектабельно, чуть не по-французски, с аристократическими манерами. И черт с ними, с пятью рублями, я ей десятку дал, но она при этом своей рукой в кружевной перчатке дотронулась до моей руки! Эта столетняя ведьма наверняка утащила всю мою энергетику. Фарт точно ушел! За один и один — сегодня даже не стоит соваться в контору. Бесполезняк…

Мы — это совокупность тех, с кем сталкиваемся или столкнулись в жизни. В особенности кого коснулись. А тут три лузерских контакта за несколько минут. Как автоматная очередь. Расстрел!

Старушка начала благодарить:

— Спасибо вам, меланхоличный молодой человек! Не поддавайтесь сплину. Счастливого вам Рождества!

Какое еще Рождество?! Вот пое…нь какая! Меня «раздела» не нищенка, а сумасшедшая. И тут стал накрапывать дождь. Старушка раскрыла кружевной зонтик и учтиво поклонилась на прощание. Дождь усилился. Если я не спрячусь в «Вертепе», то на меня наедет машина или в голову срикошетит от мостовой случайная пуля киллера. А может, и то и другое. Одновременно!

Фрагмент 3. Жизнь за мотив.

Ля-ля-ля. Ля! Ля!! Я понял, что прихожу в контору исключительно ради этого мотивчика. Три года с хвоетиком не понимал, а сегодня прямо-таки осенило. Я не прожигал жизнь, а приобщался к прекрасному — слушал музыку. Ставочки, выигрыши, матчи все эти бесконечные, многоэтажные «линии», плазмы, укорачивающие футболистов, — они красивый повод. Ворона насрала, а мне насрать на ворону. Это если все в порядке с мотивчиком.

Главное — момент, когда я проскакиваю метало-детектор, сгребаю ключи и мобильный со стойки охранника, спускаюсь по первому лестничному пролету, поворачиваю направо и… Тут-то она меня и схватывает. Словно восточная девушка с голым пупком и прикрытой платком нижней частью лица. Она встречает в прохладных покоях подобострастным взглядом, покачивает бедрами, поднося европейскому гостю пряности и тонизирующий чай.

Это правда — я гость, пребывающий в вечной праздности. Проблемный мир с бомжарами и рождественскими старухами, воронами, страдающими расстройством кишечника, — все это по ту сторону метало-детектора. А здесь нет бытовых забот. И времени не существует. В «Игровом вертепе» узнаешь о наступлении вечера только потому, что над стадионами включаются осветительные мачты.

Все это, конечно, прекрасно, но почему нет музыки?! Сломался автомат — за два и пять. И мне грустно, мне пакостно, я не хочу спускаться. Не хочу-у-у-у! Я бы, пожалуй, вернулся наверх, нотам дождь, и мне надо обмыться после налета вороны.

В «Вертепе» почти все огромное подземелье обставлено игровыми автоматами. Закуток при входе — букмекерская контора. Деревянные столы и стулья. Здоровый экран и вокруг него четыре маленьких. Но музыки, конечно, не хватает. Ля-ля-ля. Ля! Ля!! Я больше нигде этот мотивчик не слышал. Наверное, его специально для автомата сочинили. И композитор имелся. Авторские отчисления получил и свалил на море. С подружкой. А люди тут по его милости дни и ночи в подвале проводят. Ла-ла-ла. Ла! Ла!!

Фрагмент 4. Хач — и грач.

Отмывшись в туалете, спустился к конторке и взял «линию», вызвал официантку. Сначала я делаю заказ, а потом, пока еда готовится, изучаю «линию». Но сейчас все набекрень — сначала ворона, потом старуха, теперь нет музыки. Надо окончательно все перемешать, и тогда, может, привлеку фарт нестандартными ходами.

— Здравствуйте. Что будете?

Кристинка. Мила, но ей надо больше следить за собой.

— Изучу «линию», потом закажу.

— А сейчас что принести?

— Я же сказал простым общенациональным языком — через десять минут подойди.

Они привыкли к тому, что на них кричат и раздражаются. Они не обижаются — за один и пять. На них и матом можно… Тут все на них матом, а они ничего — улыбаются. Ладно, дам побольше чаевых.

У «линии» не получилось посвятить меня в таинства своих коэффициентов, потому что подсел Хвича. Хвича — шпилер. Предложи поспорить на доллар против ста, что у его жены кровь не красная, а, скажем, коричневая, и он, чтобы доказать свою правоту, распотрошит ее так, что Чикатило в гробу стошнит.

Раньше Хвича торчал на наркоте. Обкатал, как он утверждает, все доступное на российском рынке. Соскочил. Но недолго был обычным человеком. Казино его крестьянскую душу пугали — огни люстр, ковры, крупье в белых рубашках… Хотелось чего-то попроще. И попроще появилось.

Как только Москву подсадили на джек-поты, Хвичу снова потянуло в омут. Он нырнул — глубоко-глубоко. Но вместо того чтобы потонуть, начал плавать. С удовольствием. Находя коряги, под которыми уместно отдохнуть, и большие акватории, где можно порезвиться. С автомата можно пересесть за дубовый стол в букмекерском отделе «Вертепа», потом опять постучать по кнопкам.

Хвича пробовал лечиться. «В клинике доктора Розанова лежала!» — восклицал он с трепетом. Но ничего не помогло. Доктор Розанов — крайний аргумент. Последний. Если Розанов не сладил с однорукими бандитами, то значит, человек терял всяческую надежду. То есть надежда оставалась, но в иной плоскости — если не в автоматах, то хоть в тотошке. Конечно, Хвича в футболе полный дундук, но это его не смущает — главное играть. Во что — все равно!

У Хвичи, как у всякого омосквовевшего хачика, имеется бизнес: то ли сеть автосервисов, то ли автосалонов, то ли и то и другое; то ли все это вместе, но не сеть, а в единичном экземпляре. В общем, ему есть на что жить и на что играть. В целом Хвича славный парень, но славный на расстоянии.

Во-первых, он, кажется, не обременял себя гигиеной с тех пор, как спустился с гор. Да и там, я сомневаюсь, что пользовался мылом. Во-вторых, Хвича рвется что-нибудь узнать о футболе, чтобы сделать верную ставку. Ему кажется, что кто-то рядом, где-то за соседним столиком, владеет информацией, но скрывает ее.

Надо втереться в доверие, побазарить, и человек раскроет тайну — как завершится матч. Хвича не верит, что команды собираются играть по-настоящему и что никакой серьезный человек не утвердил заранее счет. У хачиков же в горах все схвачено и повязано!