Борис Кудрявцев - Невоспитанный трамвай

Невоспитанный трамвай

НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Распределился после института в проектный отдел. Явился по адресу.

— Работы завал, — обрадовались там, — специалисты позарез… Точи карандаш и рисуй!

Я сел за стол и взял карандаш.

— Не надорвись, — сказал кто-то. — Выйдем!

Вышли.

— Не будь дураком, очень-то не. Старайся!

Я кивнул, вернулся и взял карандаш.

— Покурим? — хлопнул кто-то по спине.

— Если недолго.

— О чем тебе говорил только что Вилкин?

— Чтобы я не работал.

— Подлец! Вечером выступишь на собрании…

Я кивнул, вернулся и взял карандаш.

— Выйдем! — сказал Вилкин. — О чем тебе только что говорил Колышкин?

— Чтобы я выступил против вас на собрании.

— Спокойно! — закричал Вилкин и кинулся в туалет напиться воды. — Сейчас что-нибудь придумаем!

Я вернулся и сел рисовать.

— Хватит сидеть, — сказал Колышкин, — не до работы… Ну-ка выйди! Быстро…

Я выскочил. Один. За дверью зашумели. Кричал Колышкин, орал Вилкин.

Вызвали меня. К начальнику.

— Послушай, — сказал он, — ты человек новый, поэтому можешь не знать: будь осторожней, не ввязывайся!

— А я ввязываюсь? Они сами…

Я вернулся к себе и сел рисовать.

— Хватит пахать! — сказал Вилкин.

— Пойдешь с нами! — приказал Колышкин.

Вышли.

— О чем тебе говорил начальник? — спросили Колышкин с Вилкиным.

— Чтобы я не ввязывался.

— Дурак он после этого! — возмутился Колышкин. — Ничего не понимает!

— И карьерист! — кивнул Вилкин.

Я вернулся к себе.

— Новенький, к начальнику! — позвала секретарша.

— Что тебе говорили Вилкин с Колышкиным? — спросил начальник.

— Что вы дурак и…

— Довольно! — сказал начальник. — И ты поверил? Я не хотел говорить тебе, но теперь скажу: Вилкин — лодырь, а Колышкин — склочник, каких свет не видывал! Что с ними делать, как ты думаешь? Может, уволить?

Я кивнул и вернулся к себе.

— Мы тебя ждем! — сказал Колышкин.

Вилкин выкинул мой карандаш в окно.

Вышли.

— О чем говорил начальник?

— О том, чтобы вас уволить.

— Ах так! — заорали оба и метнулись к начальнику. Меня поволокли с собой.

— Ну! — грозно спросил начальник. — Опять?! Ты зачем к нам пришел? Работать? Или?!

— Работать! — крикнул я. — Работать!

— Что-то не видно! — ехидно захихикал Вилкин.

— Даже не пахнет! — сказал Колышкин.

— Даю тебе испытательный срок! — подумав, сказал начальник. — А там…

Я побежал к себе, сел за стол и схватил карандаш в обе руки.

— Не психуй, — тихо подошел Вилкин. — Выйдем, что-то скажу.

Я не пошел.

— Куда тебя звал Вилкин, что хотел сказать? — шепнул Колышкин. — Выйдем, расскажешь.

Я отказался. Они побежали к начальнику.

— Новенький! — кричала секретарша. — Иди к начальнику!

Я не пошел. Ни к кому. Работал. «Отстаньте! — кричал. — Отстаньте все!»

К вечеру меня уволили. За неуживчивость и склоку, за неподчинение приказу и малую отдачу.

УЛОЖИТЬ ДВЕ ТРУБЫ

Начинающий мастер Володя Клюкин выдал наряд на производство работ немолодому слесарю Нарышкину.

— Почитаем, — сказал Нарышкин и лег на связку труб. — Чего ты там написал! «Наряд. Исполнитель — слесарь Нарышкин. Виды работ и их последовательность:

1. Уложить две трубы.

2. Установить две задвижки.

Срок исполнения — один день». И все? Такая малость? И не подумаю! — обиделся Нарышкин. — Не уважаешь ты меня, Клюкин! Мой труд не уважаешь, не любишь! Я могу, конечно, побросать трубы в яму, прилепить две задвижки… А где качество? Где вдохновение? Где горение?

Клюкин подумал, но ничего не придумал, только поставил в конце точку жирней.

— Ну, ладно! На первый раз я тебя выручу, — уступил Нарышкин, вставая с труб. — Учись. Пиши там: «Наряд на произведение работ. Исполнитель сам Федор Иваныч Нарышкин». Меня всякий знает. «Виды работ и их важность для народного хозяйства и всего окружающего населения:

1. Обследовав, обсудив и установив, откачать воду из траншеи, поднять обломки старого водопровода, если они там лежат, зачистить ложе от бутылок и прочего мусора.

2. Транспортировать волочением и кантовкой две трубы в заранее согласованном направлении и по маршруту…»

— С кем согласовать? — не понял Клюкин и поглядел на трубы под Нарышкиным.

— С кем хочешь! — сказал слесарь. — Во избежание транспортных заторов и прочих неизбежностей.

«3. Уложить две трубы, соблюдая экономию и бережливость.

4. Поставить задвижки с помощью рационализации и изобретательства.

5. Учитывая пожелания общественной жизни района, опробировать задвижки и включить воду в третьей декаде или ко Дню физкультурника.

Срок исполнения согласовать особо, учитывая сложность работы, перерыв на очередной отпуск, отгулы, прогулы, лечение после них, выходные дни и…»

Нарышкин увлекся и хотел было включить сюда рытье траншеи ручным способом, в мерзлом грунте. Но стояло жаркое лето, и траншея давно была вырыта.

— Кто тебе поверит, Нарышкин? У тебя не десять рук! Имей совесть, — остановил его возмущенный Клюкин.

— Это верно! — согласился Нарышкин. — Нельзя отрываться от жизненной правды. Но установку опалубки и бетонирование тоннеля по всей длине ты все же припиши мне…

Подоспел бригадир слесарей Дериглазов и тоже лег на связку труб, рядом с Нарышкиным. — Что составляете? Наряд? Дайте почитать…

Почитал, одобрил в общих чертах, но предложил дополнить двумя пунктами:

«6. Осмотр траншеи спереди, чтобы видеть перспективу на будущее.

7. Подготовка инвентаря и опускание тела Нарышкина в яму».

Потом он заметил, что в траншее с утра бывают сквозняки. Нарышкин потуже натянул каску, застегнул все пуговицы на робе, перемотал портянки, потребовав новых. В наряде записали:

«8. Произведена работа по тепло- и влагоизоляции члена профсоюза и также отладка его индивидуальных средств передвижения (т. е. сапог) в борьбе с текучестью кадров путем улучшения условий труда».

Нарышкин смахнул благодарную слезу.

Больше никто ничего предложить не смог, и Клюкин, облегченно вздохнув, написал:

«9. Материалы и инструмент в наличии имеются».

Но Дериглазов вдруг заинтересовался:

— Ты, Нарышкин, куришь?

— Как будто. А что?

— Тогда пиши:

«10. Обеспечение мероприятий по пожарной безопасности, а также вынос тел и оборудования в случае пожара». Тебе придется, кому ж еще?

— Пожара-то нету?

— Может, будет, — с надеждой сказал Дериглазов.

— Рукавицы у тебя целые, Нарышкин? — спросил кто-то. — Ага, дырка на пальце! Пиши:

«11. Срочный ремонт инвентаря на месте.

12. Испытание его на прочность…»

— Песок там или глина? Запишем на всякий случай:

«13. Грунт ненадежный, в районе вечной мерзлоты, с повышенной сейсмичностью, где не ступала нога человека».

Пустили слезу и стали обниматься с Нарышкиным, прощаясь навеки.

Наряд составляли весь день, спины не разгибая. Употели. Зато он включал теперь пятьдесят страниц убористого текста, с пояснениями, ссылками и толкованиями…

В конце смены за четверть часа Нарышкин побросал в яму две трубы, прилепил две задвижки и включил воду. Наряд можно было предъявлять к оплате.

СПАТЬ ХОЧЕТСЯ

Прозвенел будильник. Контуженный внезапным пробуждением Синицын открыл один глаз и, не выпуская из-под щеки подушку, поглядел на часы. По тому, как затекли руки, придавленные животом, Синицын понял, что сам он не встал бы раньше обеда. Будильник скучно стучал дальше, до очередного отпуска было 276 дней, и Синицын грустно размышлял о том, как мог человек докатиться до такой жизни, чтобы вверять свою честь и доброе имя… Короче, прошло еще полчаса, Синицын снова проснулся, открыл один глаз…

Служебный автобус уже ушел. Синицын обиделся и решил вернуться досыпать, но подскочил рейсовый автобус, и Синицын понял, засыпая на мягком сиденье, что еще не все потеряно, его честь и доброе имя…

Автобус, попетляв по городу со спящим пассажиром, окончил работу и свернул на обед в гараж. Зато такси словно ждало Синицына. В сущности, если бы не оно… Страшно подумать! Честь… доброе имя… И Синицын пока думал, проспал все левые и правые повороты. Таксист увез его в другой конец города.

Нужно было срочно звонить на службу, объяснить. Автомат был в двух шагах. А монетка? Синицын сунул руку в карман и подивился своей везучести. Ведь если бы… Выговор, позор, увольнение.

Синицын снял трубку, набрал номер, подождал и… его разбудил строгий голос начальника: