Евгений Демченко - Приключения осинового кола, или Буратино на Службе Святой Инквизиции

Демченко Евгений

Приключения осинового кола, или Буратино на Службе Святой Инквизиции

Узкая извилистая римская улочка, испуганно петляя из стороны в сторону, пытается скрыться от всевидящего ока кинооператора — ей невыносимо стыдно. Стыдно за это дырявое (хотя и кружевное) белье, свисающее с перил венецианских балконов, стыдно за ночной горшок, выплеснутый из окна прямо на голову режиссера, когда тот, стоя в кадре, увлеченно распинался о сверхзадаче перевоплощения. Из-за кадра доносится надоедливое пиликанье шарманки, в котором, при некотором желании, можно узнать звуки песни "Аве, Мария", выскакивающие из нутра потрепанного ящика примерно в три раза торопливее, нежели подобает.

Появляется старый Карло — к этому моменту он еще не является Папой, но мысленно уже собирается с силами. Рубашка прилипла к его вспотевшему от энергичного музыцирования телу, а борода — к вспотевшей по аналогичной причине шарманке. Карло изо всех сил вертит резную эбонитовую ручку — когда мимо проходят представительницы женского пола, мысли об отцовстве и всяких приятных мелочах, которые этому, по словам сведущих людей, обычно предшествуют, обрушиваются на голову несчастного старика бурным гормональным водопадом. Музыка в такие мгновения заметно набирает темп, затем Карло тяжело вздыхает, и скорострельность пиликающего ящика идет на убыль.

Голос за кадром озвучивает поток сознания будущего отца — ход мыслей также периодически изменяет скорость своего течения, синхронно с музыкой. Это, конечно, несколько сбивает с толку, но зато является оригинальным и неизбитым режиссерским ходом.

Вот уже пятьдесят лет, еще с подросткового возраста, я живу, не зная женской ласки, и компенсирую это верчением ручки моей дорогой шарманки. Ведь, если вертеть ручку достаточно энергично и целеустремленно, женщин уже совершенно не хочется, хотя и ненадолго. А потом — да, потом я опять верчу эту чертову ручку.

На моей правой руке — кровавые мозоли, а недавно она начала отсыхать прямо от плеча. Спереди, у моей шарманки есть крошечное окошечко, и в нем, в маленьком вертепчике, демонстрируются всякие фривольные сценки — конечно, для того, чтобы их хорошенько разглядеть, приходится ложиться на шарманку брюхом, и, дрыгая в воздухе ногами, вытягивать шею. Оттого ослаб мой позвоночник, усох передавленный спинной мозг и село зрение. Соседи смеются надо мною — они говорят, что мне нужно жениться, пока еще не поздно. Конечно, с шарманкой гораздо меньше проблем, чем с женщиной, добавляют они.

Старик мог бы думать еще очень долго — его правая рука была весьма натренирована, но внезапно его размышления прервали двое шедших навстречу горожан.

— Что это за странная надоедливая мелодия, Джузеппе? Она мне что-то напоминает, но никак не могу понять что.

— Я тоже, Джованни, — ответил Джузеппе. — Но, должен сказать, песенка препротивнейшая и весьма приставучая. Я ее определенно где-то слышал.

— А что, если покрутить ручку в другую сторону? — поинтересовался Джованни, и, не дожидаясь разрешения, схватился за ручку со своей стороны и принялся вертеть ее против часовой стрелки.

— Матерь божья! — ахнул Джузеппе, — Да это же…

— … "Аве Мария" задом наперед! — подхватил Джованни. — Уж я ее узнаю с закрытыми глазами — с нее же каждую ночь у нашего Братства начинается Черная Мес…

— Тсссс! — зашипел Джузеппе.

— Тсссс! — зашипели перепуганные горожане.

— У кого-то тут слишком длинный язык, — пробубнил сидевший поблизости точильщик ножей, задумчиво вертя в руках свежезаточенный тесак.

Джузеппе, преисполненный праведного гнева, набрал в легкие побольше воздуха и закричал хриплым фальцетом:

— Дьявольская машина! Дьявольская машина! Вы все слышали? Этот чертов ящик исполняет "Аве Мария" задом наперед, что наверняка используется для вызывания демонов и прочей мерзости! Этот старик — не иначе как чернокнижник и адепт темного культа, и мы должны немедленно подвергнуть его жестокому наказанию — несите осиновый кол!

— Осиновый кол! Осиновый кол! — завыла толпа. Бедного Карло схватили за руки и ноги и растянули в воздухе наподобие пентаграммы, что послужило лишним аргументом в пользу обвинения.

— В сердце, в самое сердце!

— Зачем в сердце, — возразил точильщик ножей. — Сердце можно съесть. Я слышал, чтобы колдун уж точно умер, нужно обязательно съесть его сердце.

— И выпить кровь.

— Не забудьте про печень! Чур, мне печень!

— Предлагаю воткнуть кол в живот, — подытожил Джованни. — Это значительно продлит мучения злодея, а значит, и педагогический постэффект от наказания. Кроме того, мы сможем изъять внутренние органы, которые нам могут при…

— Тссс! — зашипела улица.

Тут как раз подоспел кол — точнее даже было бы сказать, целое осиновое бревно, наспех обструганное с одного конца — бревну быстро нашли подходящее место в теле старого шарманщика.

— Ну же, чего там? — вопил Джованни — ростом он был маленький, и ему приходилось постоянно подпрыгивать, чтобы увидеть хоть что-то через чужие головы.

— Он напряг брюшной пресс! — натужно сипел Джузеппе, наваливаясь всем телом на бревно с тупого конца. — Какая дьявольская хитрость!

— Брюшной пресс! Брюшной пресс! — восторженно-испуганно подхватила толпа.

— Мерзкий чародеишка! Нас не обхитрить такими дешевыми уловками! — верещал Джованни, подпрыгивая все выше и выше в припадке религиозного безумия. — Пощекочите его кто-нибудь! Воткните ему булавку в акупунктурную точку По-Ху, это вызовет расслабление толстого кишечника! Возьмите Джузеппе за ноги и за голову, и вращайте его вместе с колом наподобие штопора!

— Вот еще колышек! Маленький колышек! — суетилась вокруг несчастного Карло старушка — божий одуванчик с тонким, но тщательно заточенным куском осины. — Ох ты, ах ты, куда же мне его воткнуть?

— O, sancta simplicatas! — возопил несчастный Карло, когда старушка все же преуспела в своей маленькой борьбе с ересью. (Поскольку продюсер фильма — Мэл Гибсон, все персонажи переговариваются на никому непонятном языке. "Вот же старая сука!" — услужливо сообщают нам значение непонятного восклицания титры внизу экрана).

— Пожалуй, можно будет в ближайшую пятницу принести в жертву Хануману нашего органиста, — заметил торговец обувью. — Потому что "Аве Мария" задом наперед мы теперь можем сыграть и без него! — торговец с некоторой опаской взялся за ручку и несколько раз повернул ее против часовой стрелки.

С балкона третьего этажа свесился сонный Кардинал Капуччино.

— Я ослышался, или тут исполняли "Аве Мария" задом наперед?

— Вам послышалось, Ваше Святейшество, — перепугано затараторили горожане. — Тут вот, извольте взглянуть, шарманка, да, обычная, пиликает что-то несуразное.

Джованни торопливо завертел ручку в правильную сторону.

— Гмм… Да, действительно, — согласился Кардинал Капуччино. — Просто какое-то быссмысленное "тили-тили, трали-вали", а то я так удивился — какая сволочь будит меня в три часа дня, да еще и таким циничным образом. Однозначно, галлюцинации. Это, видимо от нервов и недосыпания.

Все, больше никаких оргий до пол-шестого. В следующий раз чтобы в два часа ночи все по домам — и спали как сурки!

Все расходятся по домам, улица пустеет. Уже более не Шарманщик, но все еще и не Папа (однако же, неизменно Старый) — Карло, кряхтя и постанывая, встает с мостовой.

— Фигляры! Профаны! Осиновые колы не действуют на шарманщиков! Единственное, что может нас убить — это повешение на крючке в гардеробе городской филармонии, с последующим закапыванием в оркестровой яме!

Что же я теперь буду делать, когда мне вновь захочется женщину? И как же теперь я стану отцом?!

Для меня это было трудное решение — прийти на рынок, чтобы продать шарманку, а затем на вырученные деньги купить женщину — но ведь мне очень хочется стать Отцом — представляете, меня будут называть не Старый Задрюкарло, а Папа Карло!

А постоянные детские визги и плач, как утверждают знакомые психоневрлологи, действуют на нервы столь же благотворно, что и звуки моего драгоценного ящика — так что как-нибудь переживу эту потерю.

Но теперь — теперь у меня нет ни детей, ни шарманки. О, Боже всемогущий!

Придя домой, в тесную каморку, где единственным украшением интерьера было аллегорическое панно "Дэн Браун в аду" — оно висело прямо над камином, и горевший в нем огонь значительно усиливал впечатление, Старый Карло с ужасом осознал, что или он займется изготовлением детей прямо сейчас, или… он даже боялся подумать об этом «или».

Из подручных материалов имелся только толстый, плохо обструганный осиновый кол, все еще торчащий у Карло из живота.

Бог сделал женщину из Адамова ребра. Почему бы мне не сделать себе жену из осинового кола, тем более что он в настоящий момент является в некотором смысле частью моей анатомии?