Александр Матлин - На троих с ЦРУ

Александр МАТЛИН

НА ТРОИХ С ЦРУ

Скажу прямо, без ложной гордости: человек я не примечательный. То есть, совершенно неприметный человек, ничем не выдающийся и никак себя не прославивший. Что делать, не всем же быть Хемингуэями.

Но один раз в жизни я всё-таки почувствовал свою значительность. Было это много лет назад, вскоре после того, как мы с женой приехали в Америку. Жили мы в маленькой скромной квартире в небольшом городе в Миннесоте, где я нашёл свою первую работу. В тот вечер, когда я в первый раз почувствовал свою значительность, я, как обычно, смотрел телевизор, а жена делала голубцы на завтра. И тут зазвонил телефон. Я, естественно, взял трубку и сказал "хелло". А может даже я сказал "алё", поскольку никакого англоязычного звонка не ожидал. Но трубка вдруг заговорила по-английски, этаким красивым плюшевым голосом. От неожиданности я не понял первой фразы, а вторая звучала примерно так:

— Я приехал из Вашингтона и хотел бы с вами встретиться.

Я стал лихорадочно соображать: как бы выяснить, что было сказано в первой фразе, и при этом не показаться идиотом. Я сказал небрежно:

— Надолго приехали?

— На пару дней, — вежливо ответил плюшевый голос.

— Ага. Можно спросить, зачем приехали?

— Чтобы встретиться с вами.

— Ага. А откуда вы?

— Из Вашингтона.

Я понял, что не показаться идиотом уже не смогу. А обладатель голоса тем временем проявил чуткость и добавил:

— Я работаю в интеллидженс сервисе и хотел бы с вами встретиться, так как вы недавно приехали из Советского Союза.

Так и сказал. В интеллидженс сервисе. Из Вашингтона. Специально приехал, чтоб со мной встретиться. В течение секунды моё воображение вспыхнуло и разгорелось, как пролитый бензин. Всё ясно: интеллидженс сервис хочет использовать меня в качестве консультанта. Я им нужен как специалист по Советскому Союзу. А может, и по всей восточной Европе. Эксперт по делам холодной войны. Вот тут-то я и почувствовал свою значительность и незаменимость в деле обеспечения мира и безопасности во всём мире. Я сказал:

— Когда вы хотите встретиться?

— Я понимаю, что вы работаете, — сказал голос, продолжая проявлять чуткость. — Если хотите, мы можем встретиться в субботу. Где вам удобно.

— Хорошо, давайте в субботу, — важно сказал я и ощутил лёгкий пинок в зад. Оказалось, что моя жена уже давно стоит рядом, вытирая руки о фартук и прислушиваясь к разговору.

— На обед! Пригласи на обед! — внятно прошипела она.

С моей женой так. Каждого человека, с которым я вступаю в контакт, она считает своим другом и немедленно собирается кормить.

— Хотите придти к нам на обед? — сказал я.

— О! — удивился плюшевый голос, имя которого, как выяснилось впоследствии, было мистер Цвайхман. — Это очень мило с вашей стороны! Но я не один. Со мной будет наш местный представитель. Это ничего?

— Ничего.

— Его зовут Патрик О’Миллэн. Это вас не смущает?

— Нет, нет, что вы, что вы, — сказал я, делая вид, будто понял, что имел в виду мистер Цвайхман. — До встречи в субботу.

— В котором часу они придут? — спросила жена, когда я положил трубку. — В шесть? Хорошо. Я сварю борщ и сделаю зразы с грибами. А кто они такие?

— ЦРУ, — сказал я, с нескрываемой гордостью.

Жена побледнела, и из глаз её потекли слёзы.

— Так я и знала, — сказала она сквозь всхлипывания. Не иначе, кто-то донёс, что мы незаконно привезли из Италии килограмм салями…

В субботу, ровно в шесть раздался звонок в дверь, и я бросился открывать. Мистер Цвайхман оказался высоким галантным джентльменом с седеющими висками и тонкими усиками. Мистер О’Миллэн, наоборот, был коренастым рыжеватым блондином с лицом цвета спелого граната. Лучезарно улыбаясь, они вручили моей жене букет роз, мне — литровую бутылку "Абсолюта", и мы сели за стол.

Вы знаете, как американцы пьют водку. Это — непристойность. Это — позор нации. Великий народ, подаривший миру Марка Твена и высадивший первого человека на луну, понятия не имеет, как надо пить водку. Они её разбавляют! Чем угодно — томатным соком, апельсиновым соком, тоником, даже холодным чаем. При одной мысли об этом экран компьютера темнеет у меня перед глазами, и горло перехватывает спазма от боли за мою великую новую родину.

Впрочем, в тот вечер я не думал об этом. Захваченный ожиданием надвигавшейся на меня значительности, я чувствовал себя американцем и готов был разделить их позорные навыки. Поэтому я спросил, чем мои гости хотят разбавлять водку. Услышав этот вопрос, мистер О’Миллэн потупился.

— Я думал, русские пьют водку прямо так, не разбавляя, — сказал он, и в голосе его прозвучала тоска и надежда.

— Пожалуйста. Конечно. Как хотите, — сказал я и посмотрел на мистера Цвайхмана. Всё-таки, он был начальник, из Вашингтона.

— Я вас предупреждал, что он ирландец, — сказал мистер Цвайхман и, неожиданно перейдя на русский язык, добавил с лёгким акцентом: — Меня можете не спрашивать. До войны я жил в Воронеже.

Я налил, и мы выпили за здоровье хозяйки дома, как галантно предложил мистер Цвайхман. Я налил снова, и мы выпили за наше благополучное прибытие в Америку, как предложил мистер О’Миллэн. Потом мы выпили за моё здоровье. Потом — за процветание Соединённых Штатов. Потом — за наши с женой успехи в работе и личной жизни. Потом — за успехи американских атлетов в предстоящих олимпиадах. Потом — почему-то за дружбу американского и пуэрториканского народов.

После каждого тоста я ожидал, что мои гости, наконец, заговорят о важном государственном деле, по которому они приехали. Но они говорили обо всём на свете — о старых фильмах, о плохом климате в Вашингтоне, о болезнях позвоночника, о своих огородах и своих семьях. Оказалось, что у мистера О’Миллэна шесть детей, и мы выпили за здоровье каждого из них в отдельности. Потом оказалось, что двое из них замужем, и мы выпили за счастье их семей, каждой в отдельности. К тому времени, когда дело дошло до здоровья моего двоюродного брата, я уже слабо соображал, за что и с кем я пью. "Абсолют" кончился, и я достал из холодильника бутылку "Вольфшмита". Конечно, подавать "Вольфшмит" после "Абсолюта" позорно, но мои гости приняли это проявление бедности с благородным снисхождением. Около одиннадцати часов вечера мы пересели на диван. Мистер Цвайхман, которого я к тому времени уже запросто называл Бобом, сказал:

— Теперь поговорим о деле. Бизнес есть бизнес. Ты приехал из страны, с которой мы находимся в состоянии холодной войны. Наше правительство интересуют все секреты этой страны, какие ты знаешь.

— Ребята, — сказал я, с трудом ворочая английским языком, — можете на меня положиться. Я сделаю всё возможное, чтобы мы с вами одержали победу в холодной войне. Но никаких секретов я не знаю. Мне их не доверяли.

Это была сущая правда. Я был инженером-строителем, и все мои профессиональные знания ограничивались тем, как месить бетон и ругаться матом с рабочими, что вряд ли могло заинтересовать правительство Соединённых Штатов. Мой друг Боб Цвайхман огорчился.

— Слушай, вспомни что-нибудь, — сказал он. — Ты мне друг или портянка? Как я буду отчитываться перед начальством?

Я напряг память и, к своему удивлению, кое-что вспомнил. Я сказал:

— Боб, я знаю один советский секрет. Отметки.

— Не годится, — вздохнул Боб. — К сожалению, твои школьные отметки нашу разведку не интересуют.

Я понял, что мой друг далёк от точных и естественных наук и, как мог, объяснил ему, что отметка есть понятие физическое. Так называется превышение уровня земли над уровнем океана. Абсолютная отметка.

— Понятно, — сказал Боб, проявляя сообразительность опытного разведчика. — Что ж тут секретного?

— Чёрт его знает, — признался я. — Почему-то абсолютные отметки там засекречены. Но некоторые из них я знаю на память. Тех мест, где я бывал. Могу выдать в целях борьбы с коммунистической экспансией.

— Давай, — нехотя согласился мистер Цвайхман. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. Я доложу нашим специалистам; пусть сами разбираются, что делать с твоими вонючими отметками.

Мы расстались закадычными друзьями, обменявшись адресами и поклявшись, что будем поддерживать постоянную связь до конца жизни. После их ухода моё ощущение собственной значительности померкло. Жизнь вернулась в свою колею, и вскоре я забыл о своих друзьях из ЦРУ.

Каково же было моё удивление, когда полгода спустя раздался звонок, и знакомый плюшевый голос ласково объявил:

— Привет, это я, Боб Цвайхман. У наших специалистов возникли вопросы по поводу этих… твоих… сам знаешь. Это не телефонный разговор. Не возражаешь, если к тебе в субботу утром зайдёт Патрик?