«Крокодил» - Коллектив авторов
— Нет уж, избавьте, — сказал Ходжапулатов. — Прошу вас пойти познакомиться с местом.
Заглянули в двухкоечную палату. Главный врач подошел к кровати, откинул одеяло. Простыни сверкали белизной.
— Ну где же здесь грязь? — сказал он, строго глядя на Нияза Ахметовича.
Пришли в столовую. Был ужин. Главный врач подсел к крайнему столику, спросил отдыхающих:
— Как сегодня кормят?
— Отлично, как всегда. Пальчики оближешь…
В лечебном корпусе Ходжапулатов обратился к процедурной сестре:
— Скажите, Гульнара-апа, не припомните ли вы случая, когда от наших уколов больные удирали в горы?
Сестра засмеялась:
— Шутите!
— Медицинский персонал у нас замечательный, — сказал главный врач. — Да и как может быть иначе? Больные приезжают на костылях, их приносят на носилках, а уезжают они отсюда здоровыми людьми. Посмотрите книгу отзывов, поговорите с отдыхающими, кстати, у нас лечится много иностранцев. А какие перспективы открываются перед нами! На развитие курорта государство отпускает несколько миллионов. Расширяем территорию, увеличиваем число мест, закупаем новейшее медицинское оборудование…
Когда гости прощались, главный врач Ходжапулатов подошел к Ниязу Ахметовичу и сказал:
— Так что передайте своему вздорному бикмаганскому председателю, пусть вернется к нам и покажет грязные простыни и мух в котлетах.
Нияз Ахметович засмеялся:
— Видите ли, никакого чудака из Бикмагана в природе не существует. Как я только увидел вашего каменного козерога, то у меня в голове сразу же сложился этот сюжет. И я рассказал вам про колхозного председателя, чтобы уязвить самолюбие нашего дорогого хозяина и побудить его показать курорт в самом лучшем виде. Что ж, я чувствую, гости в восторге, и я тоже. Теперь сомнений у меня нет.
Писатель полез в карман пиджака и извлек плотную бумажку, в верхнем углу которой был вытиснен силуэт козерога.
— Так что, товарищ Ходжапулатов, принимайте с завтрашнего утра нового отдыхающего, — сказал Нияз Ахметович с низким поклоном.
Воцарилось минутное молчание.
— Ох уж мне эти юмористы, — засмеялся главный врач. — Все у них получается не как у людей.
Михаил Шевченко
ВОРОБЕЙ И ПОГОДА Мороз доходил до тридцати. Воробью не подняться в небо. Раскрывал я окно: — Сюда лети! — И давал малой птахе хлеба. Бывало, склюет. Почистит клюв. Голову набок склонит. Взъерошится, радуясь теплу. И — прыг ко мне на ладони. А вскоре весна зашумела листвой — Обычное дело в природе, — И воробей ко мне — ни ногой. Хоть я был уверен в прилете. Он весело на солнцепеке скакал. Чирикал с важностью мэтра. Меня ж или вовсе не признавал. Иль великодушно к себе подпускал Не ближе чем на десять метров… Немало мы знаем таких друзей. Как этот знакомый мой Воробей. Согреться приходят к нам в лютый мороз, А чуть потеплеет, так в сторону нос… НА ПАХОТЕ На пахоте весенней, по-над лугом, В упряжке Бык шагал, и вслед — Мужик за плугом. Тянули лямку, надрывая свой живот, И падал в борозды горячий пот. А над Быком И Мужиком (Ну, что бывает в поле хуже?) Мошка и комары кругом Впивались в кожу, Лезли в нос, в глаза и в уши. «Да что ж это?.. Я гнусь не разогнусь. Вол выбивается из сил… На нас еще — и гнус!..» — Мужик, давя на шее слепня, сокрушался. Бык в ярости хвостом себя хлестал Да, глядь, и пахаря достал, — Тот, бедный, даже на ногах не удержался… И в правом гневе иногда мы так руками машем. Что достается и тому, с кем вместе пашем.Виктор Шендерович
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})ЦВЕТЫ ДЛЯ ПРОФЕССОРА ПЛЕЙШНЕРА
— Куда — сквозь щель над стеклом спросил таксист.
— В Париж, — ответил Уваров.
— Оплатишь два конца, — предупредил таксист, подумав.
Уваров кивнул и был допущен.
— Как поедем? — спросил таксист, накручивая счетчик.
— Все равно, — ответил Уваров, располагаясь поудобнее.
У светофора таксист закурил и включил транзистор.
В эфире зашуршало.
— А чего это тебе в Париж? — спросил он вдруг.
— Эйфелеву башню хочу посмотреть, — объяснил Уваров.
— А-а.
Минуту ехали молча.
— А зачем тебе эта… ну, башня-то? — спросил таксист.
— Просто так, — ответил Уваров. — Говорят, красивая штуковина.
— А-а, — сказал таксист.
Пересекли Кольцевую.
— И что, выше Останкинской? — спросил он.
— Почему выше, — ответил Уваров. — Ниже.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал таксист и завертел ручку настройки. Передавали погоду. По Европе гуляли циклоны. — Застрянем — откапывать будешь сам. — честно предупредил таксист.
Ужинали под Смоленском.
— Шурик, — говорил таксист, обнимая Уварова и ковыряя в зубе большим сизым ногтем, — сегодня плачу я!
У большого шлагбаума возле Чопа к машине подошел молодой человек в фуражке, козырнул и попросил предъявить. Уваров предъявил членскую книжечку Общества охраны природы, а таксист — права. Любознательный молодой человек этим не удовлетворился и попросил написать ему на память, куда они едут.
Уваров написал: «Еду в Париж», а в графе «Цель поездки» — «Посмотреть на Эйфелеву башню».
Таксист написал: «Везу Шурика».
Молодой человек в фуражке прочел оба листочка и спросил:
— А меня возьмете?
— А стрелять не будешь? — встречно спросил таксист, глядя с сомнением.
Молодой человек пообещал не стрелять и вообще вести себя хорошо.
— Ну садись, — разрешил Уваров.
— Минуточку, — попросил молодой человек, сбегал на пост, нацепил фуражку на шлагбаум, поднял его и оставил под стеклом записку: «Уехал в Париж с Шуриком Уваровым. Не волнуйтесь».
— Может, опустить шлагбаум-то? — спросил таксист, когда отъехали.
— Да черт с ним, пусть торчит, — ответил молодой человек.
Без фуражки его звали Федюня. Федюня был юн, веснушчат и дико озирался по сторонам. Таксист велел ему называть себя просто Никодим Петрович Мальцев и все крутил ручку настройки, пытаясь поймать родную речь. Уваров, зажав уши, изучал путеводитель по Парижу.
В Венском лесу Федюня нарушил обещание и подстрелил из окна оленя.
Чтобы не оставлять следов, пришлось развести костер, зажарить оленя и съесть его.
После ужина Уваров объявил Федюне выговор с занесением рогов в машину. Федюня отпиливал рога и вспоминал маму Никодима Петровича Мальцева. Икая после оленя, они выбрались на шоссе и поехали заправляться.
Там Уваров вышел размять ноги, глядя, как блондинка с большой грудью заливает Никодиму Петровичу бензин. Федюня, запертый после оленя на заднем сиденье, прижавшись всеми веснушками к стеклу, строил ей глазки. Уваров дал блондинке червонец, и, пока выворачивали с заправки, блондинка все смотрела на червонец круглыми, как австрийские марки, глазами.
