Музыканты смеются - Антон Иванович Муха
РУБИНШТЕЙНА ЭКЗАМЕНУЮТ
Антон Рубинштейн возвращался из-за границы на родину. Ему не было еще 16 лет, когда мать увезла его из Петербурга, поэтому в столицу он приехал, не имея паспорта. Это навлекло на него подозрение властей. Тогдашний обер-полицмейстер Галахов категорически отказался поверить поручительствам многочисленных знакомых Рубинштейна, уверявших, что Антон Григорьевич — музыкант, и потребовал "наглядного удостоверения личности": начальник канцелярии Чесноков должен был послушать игру Рубинштейна и сделать вывод — самозванец он или нет.
Вот как об этом вспоминает сам композитор в "Автобиографической записке": "Привели меня к Чеснокову… Нашлось у него какое-то мизерное фортепьяно. Сел он, сел и я, и все, что было у меня на сердце горького, всю злобу и негодование на все, что со много происходит, я излил в том, что стал отбивать на клавишах этого инструмента! Я до того гремел, что фортепьяно чуть не плясало под моими ударами и казалось, что вот-вот развалится на двадцать четыре куска.
Инструмент был, впрочем, самый подлый, и бешенству моему не было пределов. Чесноков, однако, терпеливо прослушал — и отправился со мной к обер-полицмейстеру.
— Точно так, ваше превосходительство, — доложил начальник канцелярии. — Рубинштейн действительно музыкант, потому — играет…"
ВЫХОД ИЗ ПОЛОЖЕНИЯ
На гастролях в Вене Антону Рубинштейну пришлось иметь дело с невероятно скупым антрепренером. Переговоры об оплате концертов затянулись. Тогда Рубинштейн объявил: "Хорошо, я возьму вдвое меньше той суммы, которую получаю обычно, но играть буду вдвое тише".
ВСЁ ЯСНО
Начинающий композитор пришел к Антону Рубинштейну и попросил разрешения проиграть ему две свои пьесы. Рубинштейн согласился. Автор сыграл одну пьесу и хотел было начать вторую, но Рубинштейн перебил его:
— Спасибо, уважаемый, не беспокойтесь, первая пьеса мне гораздо больше нравится, чем вторая.
Г. Бюлов — дирижер.
Рисунок Шлиссмана
ПОХОРОНЫ
Знаменитого немецкого дирижера Ганса фон Бюлова долго и тщетно уговаривали дирижировать каким-то новым спектаклем в Берлинском оперном театре. Бюлов отказывался, так как новое произведение было совершенно бездарным и ставили его лишь потому, что автору протежировал сам кайзер Вильгельм II. Однако Бюлову пришлось подчиниться.
На премьеру дирижер прибыл одетым как на похороны, с черной траурной повязкой на рукаве.
— Что случилось? — спросили Бюлова удивленные и встревоженные музыканты. — Вы кого-то похоронили?
— Пока еще нет, — ответил дирижер. — Но сейчас вы увидите, как я буду хоронить эту оперу…
ПЕРЕСТАРАЛСЯ
Как-то раз, во время оркестровой репетиции Бюлов крикнул тромбонисту:
— Форте!
Музыкант сыграл громче, но дирижер снова крикнул: "Форте!" На следующий раз — то же самое. В конце концов несчастный тромбонист, у которого от чрезмерного усилия чуть не лопнули щеки, признался, что громче играть он уже не сможет. В ответ ему Бюлов спокойно разъяснил:
— Видите ли, милейший, в этом нет необходимости. Дело в том, что вы с самого начала играли фортиссимо. Я же хотел заставить вас играть форте.
НАКОНЕЦ-ТО
Один певец, репетировавший с Бюловом, постоянно опаздывал на репетиции. Обычно дирижер тактично, но не без иронии, спрашивал его:
— Оркестр и я, по-видимому, приходим слишком рано?
Но однажды певец пришел вовремя. Оркестранты же разбрелись кто куда в ожидании его.
— Браво, — воскликнул Бюлов, — наконец-то весь оркестр явился согласно вашему расписанию!
ПРЯМАЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ
— Какая разница между хорошим дирижером и плохим? — спросили как-то у Бюлова.
— Хороший дирижер держит партитуру в голове, а плохой — голову в партитуре, — последовал ответ.
И. Брамс направляется в трактир "Красный еж".
Силуэт О. Белера
ИСКУССТВО КРАСНОРЕЧИЯ
Выдающийся немецкий композитор Йоханнес Брамс был слабым оратором. После исполнения его Первой симфонии (которую Бюлов назвал "10-й симфонией Бетховена") был устроен банкет, на котором присутствовал чешский виолончелист и композитор Давид Поппер. Брамса попросили выступить, и он начал так: "Сочинение музыки — очень тяжелое дело… Да, господа, сочинять очень трудно". Несколько раз он повторил эти слова, очевидно, не зная, как продолжать. Наконец он сказал с сарказмом: "Подражание значительно легче, однако об этом мой друг Поппер может рассказать более подробно".
Тогда Поппер встал и, смеясь, ответил: "Господа, мой друг Брамс утверждает, что я специалист в подражании; не знаю, точно ли это. Знаю только, что единственный композитор, кому полезно подражать, это Бетховен. Однако об этом мой друг Брамс может рассказать более подробно…"
ИЗЫСКАННЫЙ ВКУС
Йоханнес Брамс был приглашен на обед к одному аристократу. Композитор принял приглашение и, прибыв в замок аристократа, увидел тут изысканное общество. Когда все сели за стол, хозяин, желая сказать что-либо приятное в честь композитора, произнес:
— Господа, по случаю присутствия нашего прославленного Йоханнеса Брамса я велел принести из моих винных подвалов наилучшее вино, это, так сказать, Брамс среди моих вин!
Немного погодя хозяин спросил у композитора, как ему нравится этот сорт вина.
— Вообще неплохо, — ответил Брамс, — но нет ли в ваших подвалах еще и Бетховена?
КРИТИКА СБОКУ
Один музыкальный критик, внешне сохраняя самые лучшие отношения с Брамсом, никогда не упускал случая подтрунить над ним.
Как-то критик и композитор гуляли по аллеям венского парка. Критик сказал:
— Пройдет сто лет, и здесь, в прекрасной аллее, воздвигнут памятник знаменитому композитору Брамсу. Люди будут любоваться памятником и спрашивать: "Кто это?"
ВЕСЕЛЫЙ ПЕССИМИСТ
— Что вы пишете только грустную, мрачную музыку? Слушатель хочет отдохнуть, повеселиться, уйти с концерта с радостным настроением. А вы?.. Напишите что-нибудь веселое, бодрое. И… распродажа пойдет веселее, — говорил однажды издатель молодому Брамсу.
— Попробую, — ответил композитор.
Через несколько дней он пришел в издательство с большим свитком.
— Ну что, получилось? — встретил его издатель вопросом.
— Не знаю, — ответил, улыбаясь, Брамс и положил перед издателем ноты.
Новое произведение начиналось так: "Весело схожу я в могилу".
ХОРОШАЯ ЗАВИСТЬ
Брамс высоко ценил талант Иоганна Штрауса. Однажды жена "короля вальсов" попросила его написать несколько строк в ее семейный альбом. Брамс взял перо и набросал первые такты вальса Штрауса "На прекрасном голубом Дунае". Ниже он сделал приписку: "К сожалению, музыка не моя. Йоханнес Брамс".
ЕДИНСТВЕННОЕ ДОСТОИНСТВО
Один начинающий композитор обратился к Брамсу с просьбой оценить его сочинение. Брамс внимательно просмотрел партитуру, покачал головой, погладил бороду и, наконец, добродушно спросил:
— Где вы покупали такую хорошую нотную бумагу?
