Коростышевская Татьяна - Мать четырех ветров

Игорь отчаянно покраснел.

— Я стрегони, — наконец произнес парень. — Знаешь, что это такое? Ай, к чему спрашивать, конечно, знаешь. Ты же из наших, из горных. Я как тебя заприметил, сразу решил — славная девчонка, боевая. Я, может, всю жизнь такую искал — простую, без фанаберий. Я же ухаживал за тобой по-хорошему — цветы там, мадригалы…

— Цветы помню, — согласилась я: — А виршей не было.

— Были. Только я их сперва Стихоплету показал, он меня на смех поднял. «В своем ли ты уме, студент Стрэмэтурару? — говорит. — Это же не просто ваша романская бродяжка в Квадрилиум учиться пожаловала, это самого дона дель Терра внучка».

Глупые мальчишки! Внучка я бабушкина и ничья больше. И знали бы вы, какая могущественная ведьма моя бабуля, в штаны бы наложили от ужаса.

— Стрегони — это романские ведьмы? — перевела я разговор.

Игорь кивнул.

— Меня мама и тетка кое-чему научили. Вот и решил тебя приворожить, раз по-хорошему ты не хотела. Тельная рубаха, птичье перо, кровь, песок…

— Погоди, — начала злиться я, подозревая подвох, — стрегони ведьмы, не ведьмаки. Ваша богиня, не помню ее прозвания, вообще мужской род не жалует. По женской линии у вас сила передается.

— Я не знаю, почему так получилось! — чуть не плакал парень. — И никто не знает. Может, пошутила она, может, не нашла в том поколении никого достойней? Меня девчонки еще в детстве насмешками извели. Думаешь, мне приятно было с ними на шабаши летать? Да если я тебе сейчас…

— Ничего не хочу про ваши обряды знать! — прикрикнула я в ответ. — Дело ваше тайное, не для моих ушей.

— И то правда, — согласился он. — Прости, если что не так. Хотел приворожить, не получилось. Рубаху свою забирай.

— Ты от меня так просто не отделаешься, — зашипела я. — Подвязки чулочные — это, стало быть, памятки славных побед?

— От твоих тесемок я бы тоже не отказался.

Игорь наглел прямо на глазах. А ведь недаром Иравари его красавчиком назвала.

— Держи карман шире! К слову, о карманах…

Я протянула вперед раскрытую ладонь.

— Эпистолу отдай.

— Ни за что. Я еще и ректору на тебя нажалуюсь, что ночью ко мне ворвалась.

— А я тогда ему рубаху покромсанную предъявлю и твою коллекцию любовную присовокуплю!

— А ректор в ведовство не верит, потому что магии суть одна — стихийная, а все остальное — дикарское невежество и поклонение глиняным болванам.

У меня от злости в глазах потемнело. Потому что учиться надо было прилежнее, донья Ягг, занятиями не манкировать. Вот тогда бы вас этот рыжий недоросль цитатками-то не отбрил, вы бы тогда знали, что ему, похабнику, ответить.

Я медленно досчитала до десяти и твердо встретила хитрый взгляд ветреника.

— В отличие от высокого начальства, я в дикарскую волшбу верю. И если ты мне эпистолу не отдашь, наговорю тебе на нос три… нет, четыре чирья. За землю, огонь, воду и связующий их ветер. Посмотрим тогда, с какой быстротой твоя чулочная коллекция пополняться будет.

Ему очень не хотелось верить, но я легко натянула на себя первую пришедшую на ум личину. Перед пергаментно-бледным Игорем сидела теперь древняя морщинистая старуха, с длинным крючковатым носом и торчащими вперед желтыми клыками.

— Бумагу! — прошамкала я. — Быстро!

Романин нагнал меня уже в коридоре, когда я величественно шествовала вдаль, в одной руке держа свою рубаху, а в другой — злополучную эпистолу.

— Лутеция, подожди!

Я крутнулась на каблуках.

— Господин Стрэмэтурару, ваша настойчивость начинает мне докучать!

«Эх, жаль, руки заняты, — подумалось отстраненно. — Эффектный жест с поисками у пояса воображаемой шпаги пришелся бы сейчас очень кстати».

— Лутоня…

Я удивленно наблюдала за его дрожащими губами.

— Отложи экзамен. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Присягну под любой ложью, которую ты собираешься преподнести ректору. Только не нужно рисковать. Время терпит, в следующем году…

У меня защемило сердце.

— Не кручинься, добрый молодец, со всеми бедами справимся.

Игорь грустно улыбнулся:

— Хорошо. Раз ты так решила, так тому и быть. Только пообещай мне, что на башню пойдешь без пары.

— Это еще почему? — Я и про башню-то слышала сейчас впервые.

— Потому что твой партнер выпьет весь твой ветер.

В словах молодого человека был смысл. Ветер, связующий и мятежный, мог питать любую другую стихию. И не всегда для этого требовалось согласие адепта.

— Спасибо за совет, — кивнула я. — Тебе тоже удачи, Игорь.

Он вздрогнул, услышав свое имя, и долго глядел мне вслед.

А потом я, наконец, добрела до своей комнаты.

— Умаялась? — приветствовала меня зазеркальная Иравари. — Да уж, нелегкий денек был. Твоя соседка усвистала магические способности увеличивать, так что ночевать вряд ли заявится.

— Мне все равно. — Я кулем свалилась на кровать поверх стеганого одеяла. — Мне бы еще завтрашний день как-то пережить, а дальше полегче будет.

— Ну-ну, — неопределенно то ли возразила, то ли согласилась подруга. — А маркиз не простой орешек оказался.

— А Игорь вообще ведьма… — почти засыпая, поддержала я беседу. — Что? Тебе удалось что-то выведать?

— А ты когда мантилью свою в чужом доме забывала, никаких коварных планов при этом не строила?

Я улыбнулась. Мантилья, конечно, была ни при чем, все дело было в гребне, которым она крепилась в прическе. Полированные серебряные вставки в этом украшении запросто могли служить вместо крошечных зеркал, а где зеркала, там моя подруга — демонесса Тонкого мира, девушка с зеркальным именем Иравари, не имела себе равных.

— Ну и кто он, — зевнув в ладошку, тряхнула я головой, — маркиз наш?

— Шпион. И на чистую воду его вывести непросто будет.

— Ты лицо его видела?

— Да.

— Тогда не вижу препятствий. И выведем, и заведем, и, если резво обернемся, еще и выгоду кое-какую от этого получим.

— Маленькая разбойница, — беззлобно ругнулась Иравари. — Ты себе остров надумала купить?

— Ага, Элорию, — поддержала я старую шутку и сменила тему: — А «Мать четырех ветров», которую маркиз заполучить хочет, это что?

Демоница с треском развернула веер.

— Я не успела изучить вопрос досконально, дай мне еще пару часов. Спокойной ночи.

Я так широко зевнула, что чудом не вывернула челюсть.

— Сладких снов… Думаешь, то, что он про моих родителей намекал…

— Лутоня, некоторые люди очень хорошо представляют себе струны, на которых можно сыграть: страсть, любовь, ненависть, пропавшие родственники — все идет в ход.

— А мне почему-то кажется…

Моя фраза повисла в пустоте. Иравари молниеносно исчезла, первой услышав скрип двери. В комнату серой тенью проскользнула Эмелина. И чтоб не стать благодарной слушательницей изложения запутанных сердечных дел доньи Гутьеррес, я притворилась спящей.

ГЛАВА 2,

в которой являются потерянные супруги и повествуется о пользе зрелищ

Об императоре можно судить по тому, как танцуют во время его правления.

Скоморохова жена всегда весела.

Полдень. Колокол на башне Ветра огласил время дюжиной звонких ударов. Половина самого суматошного дня канула в Лету, и я надеялась, что все мои сегодняшние трепыхания были не зряшными. Большая часть экзамена была позади. Я бойко ответила на десяток заковыристых вопросов по магической истории, филигранно выписала все надиктованные учителем заклинания и, судя по тому, что по окончании руны на пергаменте мягко мерцали голубоватым светом, а не загорелись, ошибок не допустила.

— Ну, как дела? — поймал меня в коридоре Зигфрид.

Облачаться в форменную мантию сегодня огневик не стал. Поэтому в своем темно-синем колете выглядел как любой столичный кабальеро. Только руна огня, болтающаяся на длинной цепочке, выдавала магический статус барона фон Кляйнерманна.

— Со всеми заданиями справилась, — отрапортовала я с улыбкой. — Вот, результата жду.

— Может, мне стоит с твоими учителями переговорить?

— Была б охота ноги трудить! Я в себе уверена.

— А грустишь тогда отчего?

Я серьезно поглядела на друга.

— Зиг, вот у тебя бывает, что делаешь что-то, стараешься, жилы рвешь… А потом остановился на минуточку, дух перевести, и думаешь: «А какого лешего оно мне вообще сдалось?»

Огневик озадаченно потер переносицу кончиком пальца.

— Донья Лутеция позволит мне пригласить ее на прогулку в сад?

Я чинно присела в ответ и затрепетала ресницами.

— Вы заставляете меня краснеть, сударь…

От невинного кривляния грусть слегка померкла. Барон предложил мне руку, я покачала головой. В нашем двуличном университетском мирке прикосновения на людях не поощрялись. В конце концов, он — Зигфрид Кляйнерманн — преподаватель (хотя я, к примеру, ни разу не видела его за кафедрой), дипломированный маг и прочая, и прочая, и прочая. А я — нерадивая студентка с сомнительными манерами и постоянно прорывающимся просторечным говорком. Да и неприлично это, чтоб посторонний мужчина с девицей под руку прохаживался. Вот когда он, наконец, на своей Крессенсии женится, когда станет моим дядюшкой, тогда по-родственному…