В. Артемов - Остроумие мир. Энциклопедия
— Ваше величество, — нашелся генерал, — я только градоначальник, а не дожденачальник.
* * *
Отношения А. И. Трофимова[4] к рабочему люду были в высшей степени гуманны. Как-то раз явились к нему в камеру человек 15 штукатуров с постройки подрядчика А., возводившего пятиэтажное здание на Николаевской улице.
— Что, братцы, хорошего скажете? — обратился к ним судья, только что усевшийся к судейскому столу перед разбирательством дела.
— Да вот, жалиться пришли.
— На кого жалиться-то будете?
— Да на подрядчика нашего.
— Что же он, вздул, что ли, кого из вас?
— Чаво вздул!.. Хуже: жрать не дает.
— Нну?! Так-таки и не дает.
— Ни жрать не дает, ни деньгами не рассчитывает… Такой, прости Господи, озорник, что беда.
— А книжки-то у вас есть подрядные?..
— Есть… Вот оне…
Рабочие подали ему книжки.
— Ну, хорошо, приходите послезавтра; я вашего подрядчика вызову и заставлю его заплатить вам.
Мужики низко поклонились, но вместо того чтобы уходить, начали топтаться на месте и почесывать затылки.
— Ну, что ж вам, братцы, еще? — спросил их Трофимов.
— Да как тебе, ваше благородие, сказать? Жрать нечего, вот что! Второй день не емши ходим, а в лавке в долг не верят, — осмелился сказать один из мужиков, побойчее который.
— Так что же, денег вам, что ли, дать? — спросил судья.
— Оно, конечное дело, ежели милость твоя будет…
— А сколько вам нужно на два дня?
— Да на 15 человек на два дня, по три гривны на рыло в день…
Александр Иванович пошарил у себя в бумажнике…
— Федор! — крикнул он сторожу. — Сходи ко мне на квартиру и попроси у жены моей девять рублей для мужиков.
Рабочие получили на харчи и ушли, а через два дня Трофимов взыскал в их пользу с подрядчика всю заработную плату.
* * *
Домовладелец Щ. взыскивал с жильца 32 рубля за квартиру. Управляющий домовладельца явился на суд его поверенным.
— Как же вы взыскиваете с жильца 32 рубля, когда по квартирной книжке вам следует только 24 рубля? — спросил судья у поверенного.
— А дров-то сколько они сожгли?
— Что вы говорите? — переспросил Трофимов.
— Я говорю: а дров-то сколько они сожгли! — повторил поверенный.
— Каких одров они сожгли? Привыкли вы с домовладельцем своим с жильцов шкуры сдирать, как с одров, и мерещатся вам везде одры.
И постановил: вместо 32 рублей взыскать в пользу домовладельца Щ. только 24 рубля.
* * *
Идет дело о каком-то лисьем хвосте, якобы украденном кухаркой у какой-то свирепого вида немки.
Истицу сопровождает трактирный «поверенный», знакомый уже тут своими многими проделками.
Свидетели не подтверждают обвинения. Приходит очередь «обвинителя».
Трофимов и представляет «аблокату» слово предложением такого рода.
— Ну, что вы теперь, господин, про хвост скажете?
* * *
Позволяя себе очень многое относительно других, Трофимов отнюдь не обижался, если более находчивые люди и ему отплачивали его же монетою. Был такой забавный случай. Молодой и юркий помощник присяжного поверенного, представляя доверенность, забыл назвать в ней, как принято, свое имя, ограничившись только фамилией.
Александр Иванович прочел доверенность и сделал грубое замечание:
— А имя ваше где же? Вы знаете, чай, что овца без имени баран.
— Да, я это знаю, — вспыхнул оскорбленный адвокат, — и знаю также, что и судья без вежливости болван.
— Вот это ловко! И в рифму! — воскликнул, хохоча, Трофимов. — Хвалю и не обижаюсь. Господин поверенный, продолжайте ваше дело.
И дело продолжалось так, как будто у него никогда и не было вступительного и столь необычайного «обмена мыслей».
* * *
Судился раз адвокат за растрату денег, полученных им по исполнительному листу в пользу его доверителя.
— Да, господин адвокат, — обратился Александр Иванович к обвиняемому, — со своими блестящими способностями вы пойдете далеко-далеко… Вы не жнете и не сеете, а живете, как древние евреи жили: с разовой мечтой об… об манне…
* * *
Судился какой-то интеллигент за драку. Его спрашивает Трофимов:
— За что вы ударили господина Н.?
— За то, что он обижал моего друга, за которого я считал необходимым постоять.
— Это похвально! — одобрил судья. — Но за этого же друга теперь вам придется посидеть.
* * *
Другой «адвокатик», обеляя бесчинного богатого купца, попавшегося в драке с буфетчиком, называет своего клиента из почтения не иначе как подобострастным «они-с».
Трофимов долго слушает его с усмешкою и наконец прерывает:
— Да что вы мне все про анис да анис толкуете! Тут, батюшка, не анисом пахнет, а кутузкой!
* * *
Некий Прохоров жаловался на некую Боброву, обвиняя ее в нанесении побоев.
— Как было дело? — спрашивает у него Трофимов.
— Иду это я мимо ее дома и думаю: не зайти ли к ней по старому знакомству? И зашел. Гляжу: голова у нее повязана платком.
— Мигрень у меня была, — замечает обвиняемая.
— Осведомился я о здоровье и советую ей: вы бы, говорю, уксусом полотенце намочили бы и забинтовали бы голову. А она вдруг как размахнется — да и бац мне по уху!
— За что же? — удивился судья.
— За совет, должно быть.
— Вперед будете умнее! Она ведь не просила вашего совета?
— Не просила, но я хотел облегчить ее страдания и по доброте душевной дал ей верное средство.
— Господин судья, — говорит в свое оправдание Боброва, — когда у меня разыгрывается мигрень, так я очень нервной становлюсь.
Трофимов спрашивает у ней:
— Вы хорошо знаете Прохорова?
— Раза два с ним встречалась…
— А в гости к себе его приглашали?
— Нет, он сам пришел.
Судья говорит внушительно обвинителю:
— Являясь без приглашения в чужую квартиру, вы не могли рассчитывать на радушное гостеприимство…
— Но ведь нельзя же ни с того ни с сего драться, как это делает Боброва?
— Прежде всего, не следует туда идти, куда не приглашают.
Вызывается свидетельница, жилица Бобровой.
— Что знаете по этому делу?
— Приходит к нам Прохоров. Боброва, хотя и знакома с ним, но никакого ему внимания не оказывает, потому что голова болит. Сперва он велел уксусом мочить темя, а опосля назвал ее притворщицей. Боброва рассвирепела и крикнула: пошел вон, дурак, а не то я тебя ударю! Прохоров уткнул руки в бока и отвечает: попробуй-ка! Она опять: уходи честью, а не то приколочу, а он опять: тронь-тронь, попробуй!
— Ага! — перебивает судья свидетельницу. — Значит, он сам напрашивался на то, чтоб его ударили?
— Сам, сам! — заявляет Боброва.
Трофимов; решает дело:
«…Боброву считать по суду оправданной, потому что Прохоров побит ею по его настоянию. Из свидетельских показаний выяснилось, что он заявлял категорическое желание «попробовать» кулаков Бобровой…»
* * *
Как-то раз, в одном процессе, Трофимов ядовито уязвил адвоката.
Тот во время перерыва стал ходить по залу и, как бы ни к кому не обращаясь, произносить вслух самые нелестные эпитеты по адресу Трофимова, дабы их в то же время слышала публика.
— Про кого-то вы говорите? — спросил тот сурово.
— Вам какое дело?
— Но, по крайней мере, с кем?
— Опять не ваше дело. Сам с собою говорю.
— Охота же вам со всяким дураком болтать, — отчеканил Трофимов и вышел.
* * *
Какой-то мозольный оператор, немец, предъявил иск к сапожнику, и тоже немцу, в; 15 рублей за убытки.
Дело заключалось в том, что сапожник сделал по заказу мозольному оператору пару сапог до того узких, что тот натер себе ногу и два дня не мог из-за этого выходить из дому, вследствие чего он и просил взыскать с сапожника 15 рублей убытков.
Сапожник же подал встречный иск, требуя, в свою очередь, с мозольного оператора десять рублей за сапоги.
— Я завеем не понимай! — воскликнул оператор на суде. — Я на вас посылай сапог, а вы не взял его…
— Я не взял оттого, что ви зарезал мой сапоги и с ножницами, — ответил сапожник.
Трофимов их перебил:
— Я вижу, господа, что вы оба взялись не за свое дело: вы сапожник и, вместо того чтобы делать сапоги, делаете мозоли вашим заказчикам, а вы мозольный оператор и, вместо того чтобы резать мозоли, режете сапоги, за которые еще не уплатили денег.
И затем постановил: взыскать с мозольного оператора десять рублей в пользу сапожника.
* * *
Во время одного из заседаний какой-то мужичок, сидя на второй скамейке, заснул. Храп раздался по всей камере.
— Эй, почтенный! — крикнул Трофимов. — Вставай.
Один из слушателей, рядом сидевший с мужиком, двинул его в бок.
— А-ась? — произнес мужик, очнувшись.
— Полно спать-то, — говорит судья, — ведь ты не в итальянской опере.