Остап Вишня - Дед Матвей (сборник)
Вот запрягли "Птицу" проехать. "Птица" мастью под гречиху и худая-худая-худая...
Под хвостом у "Птицы" целая пропасть: так ее втянуло. Взнуздали "Птицу". Завязали "Птице" хвост у самой репицы.
Чтобы все было видно! Как идет! Как бежит!
-- Н-н-но!
Щелк!
А из пропасти у "Птицы" только -- чвирк!
-- Н-н-но! (Щелк!)
А оттуда: чвирк!
С "примочкой" бедная "Птица". "Примочка" -- это такая болезнь у лошадей, нервная, что ли: когда их стегнешь кнутом, у них непроизвольно выделяется моча.
Щелк!
Чвирк!
-- Вот так так! С фонтаном?! Н-н-о!
Бедная гречишная! А ведь и она когда-то на лугу весело ржала!
Бегают "Орлы", "Львы", "Юнкера", "Ветры", "Птицы", "Скалы", "Бури"...
Кусают их безжалостные кнуты... Они подскакивают, спотыкаются, кашляют... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Да ведь это жеребец! С ним возни много... Кабы он выхолощенный...
-- Возни много?! "Жеребец"?! А если б тебя выхолостить? Ты не туда смотри, а на грудь смотри!.. Гора!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это конь? Мне бы жеребца!
-- "Жеребца"?! Да с ним, с чертом, возни сколько!.. Глаз с него не спускай! Ты на коня смотри! Это ж конь, а не щенок!
-- Что и говорить, конь добрый! Только отчего по нем "гречиха" пошла? Говорят, что это кровь порченая, если словно гречихой осыпало...
-- И какая там кровь!.. Кобыла была серая, а "делопроизводитель" под гречиху... Вот и гречиха... Серым он в мать, а вот теперь от отца гречиха стала проступать... От "делопроизводителя"... Вот!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Купили, Петрович, кобылу?
-- Да, купил...
-- Сколько дали?
-- Отдал свою рыжую, одиннадцать додачи, полкварты и пять пудов пшеницы будущего урожая...
...Сколько стоит кобыла, скажите уж вы!
* * *
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- По-о-берегись! По-о-берегись!
-- Н-н-о! Н-н-о!
-- Э, эй! Э, эй!
...Бегают кони, бегают цыгане, суетятся цыганята, лают под цыганскими возами собаки, щелкают кнуты, ржут кони, ржут жеребцы...
А в воздухе "бог" с "матерью" переплетаются... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ярмарка! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Солнце жжет...
Так жжет, словно оно с квасниками "в доле"...
Просто сверлит тебя лучами и льет в грудь, в живот, в голову этот бешеный жар...
И квас дуешь, и под воз лезешь, и бежишь к реке Пслу, срываешь с себя одежду, прыгаешь в воду и полощешься вместе с лошадьми, с коровами, с волами...
А от реки и к реке тянут на веревках рогатый скот, ведут на поводу лошадей:
Купать! Поить!
И отощалое, подавленное криком животное охотно бредет в воду, останавливается, жадно пьет воду и отмахивается мокрым хвостом от мух...
И от хвоста этого по Пслу брызги летят, словно от поповского кропила...
А над рекой Пслом, на площади, торг идет...
Собственно, больше крика, чем торга.
Потому что:
-- Ну, как с волами?
-- Тихо. Купца нет... Так вот сами меж собой перекидываемся... Если бы со стороны деньжища, дело бы пошло!..
-- А лошади?
-- Да и лошади... Что ж лошади?.. Цыгане и барышники калечью меняются, а хозяева повыводили -- так попробуй, укуси! Денег у крестьянина немного, время как раз перед урожаем, где ты этих денег наберешь?..
-- Нет сурьезного купца. Дело идет к осени... К зиме будут продавать, тогда и награбастаем подешевле... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рыба идет... Мануфактура понемногу... Разные предметы хозяйства... Мелкие вещи... Шерсть идет... Смушки рвут из рук. Хватают кур из корзин... Яйца... Пряжу...
Тут и крику меньше и дела больше... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже солнечные лучи падают несколько наискось...
Кругом стихает...
Под возами, под арбами сидят группки, закусывают...
Летят вверх пробки из-под русской горькой.
Стоят бутылки, тряпкой заткнутые: это собственного изделия...
Это магарыч.
-- Будем?
-- Будем!
-- Пусть же ваша гнедая быстро бегает и исправно водит жеребят!
-- Дай боже!
Булькает из бутылки в рот беленькая и разливается по жилам, и покраснеет человек, осовеют у него глаза, и говорит он громче и быстрее машет руками...
Под хмельком... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот уже и домой двинулись.
Запрягают лошадей, запрягают волов...
-- Домой...
Потянулась пестрая змея от реки Псла в степи... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оживает "точок".
Это там, где лошади... Отвязывают от возов лошадей и выводят на дорогу между рядами возов. "Тонок"...
-- Эй, охотники менять, налетай!
-- Кому буланую?
-- Кто серого возьмет?
-- Берегись!
-- Н-н-о! Н-н-о!
-- Берегись!
-- Говори! Го-во-ри!
-- Бац! Бац! Бац!
Посреди "точка" уже "матери", "матери", "матери"... Ибо немало уже таких, что хлебнули... Намагарычились...
-- Бац! Бац! Бац!
-- По-о-о-берегись!
Агония...
Еще час, и ярмарка затихает...
"Точок" пуст... Барышники, кому поближе к дому, запрягают лошадей...
Кому далеко -- собираются ночевать...
Ведь и завтра ярмарка!
Купцы складывают товары. Вечереет...
Возле цыганских шатров поблескивают костры, готовят ужин...
Не слышно слепцов... И только орган на карусели умоляет Ваньку:
Бросай, Ванька, водку пить,
Пойдем на работу:
Будем деньги получать
Кажную субботу...
Затих орган...
Вечер...
* * *
И вот уже ночь...
Темная ночь, черная ночь, мрачная ночь...
В такую ночь цыганские шатры -- лирика, а цыгане -- поэзия..
В такую ночь печальная цыганская песня, та песня, которую поет черноокая Галя возле Яшкиного шатра, так звучит:
А-а-а-а! А-а-а!
А-а-а-а!
Тягучая, как степь, песня, и кажется, что и эта песня дышит волей... И слушаешь песню эту грустно-тягучую и забываешь, что черноокой Гале есть до смерти хочется и что ее отец, "Яшка", пьян и возле шатра Галину мать "матом кроет"...
Вот такая-то ночь...
Тогда черные цыганята, сверкающие из-под возов голыми животами и свистящие носами, кажутся потомками вольных жителей степей, а худая, истощенная цыганка, жгущая вшей на костре, кажется той, которая пламенно распевает:
Туса-туса-туса
Мы камам чи-чо!
Я люблю вас горячо...
Эх! Туса-туса-туса!..
Черная ночь... Чародейка-ночь... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
То ли ночь, то ли звезды, а может быть, пустой желудок выгнал Ваньку, молодого цыгана, из-под воза и:
-- Галя! Повеселее!
И рванулось тогда из молодой груди быстрое:
А-та-ра-ра-рай-ра!
А-та-ра-ра-рай-ра!
А-та-ра-ра-рай-ра!
А-та-ра-ра-рай-ра!
А Ванька мелкой дробью зачастил вокруг огня...
Идет, словно плывет, а огонь лижет ему голенища, а из груди его рвется:
-- Эх! Да! Пашел!
И чешет Ванька вольную цыганскую, и руки его в такт по голенищам частушечки выбивают:
-- Тра-та-та!
И соскакивают с возов взъерошенные люди, почесываются, становятся вокруг костра, хлопают в ладоши, поводят плечами, притопывают в такт ногами...
А-та-ра-ра-рай-ра!
А-та-ра-ра-рай-ра!
-- Эх, пашел!
-- Молодец, Ванька!
А Ванька плывет вокруг огня, и только ноги у него ходуном ходят, а стан, как струна...
-- Эх! Эх! Эх!
Садит Ванька каблуками... Садит с восторгом, садит с жаром, будто там, на земле, вокруг огня, горькая доля его простерлась, будто там, в траве, его бедность притаилась, его недоедание, недосыпание, лишения, истощившие молодую жену его, грязь, покрывающая его маленьких детей, кашель его больных "запалом" и "козинчатых" лошадей...
-- Эх! Эх! Эх!
Рраз! Ррраз!
Каблуками! Каблуками! По бедности, по горькой, по цыганской доле каблуками!
* * *
Погас костер...
...Тихо на площади...
...Пусто на площади...
Маячат в темноте балаганы. Сереют цыганские шатры...
Лежишь посреди площади, под головой ворох сена, а над головой огромное черное сито, в миллионах миллионов мест звездами прожженное...
...Заржала лошадь...
Щелкнул кнут...
Заматерился цыган...
Залаяла собака...
Тихо...
Спать!..
* * *
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Тррр! Стой!
Хлопаешь глазами, а солнце в самом рту у тебя своими лучами ковыряется...
-- Вставай, ребята!
И опять едут, и нокают, и гекают, и цобкают, и цобекают, и тпрукают, и божатся, и крестятся...
Второй день...
В голове колокольный звон, волочатся ноги, смыкаются глаза...
-- Домой! Скоро ли домой?
-- Скоро!
-- Го-во-ри! Го-во-ри!
-- Бац! Бац! Бац!
А в голове только:
-- Дзень! Дзень! Дзень!
* * *
-- Запрягай! Домой!
Бегут кобылицы, скачет сзади рыжий жеребенок... Домой!
Наярмарковались...
А навстречу поддувает легкий ветерок, ярмарочный шум из головы выветривает.
-- Н-о-о! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Беррегись! Раздавлю! Эх! Мать-мать-перемать!
-- Свят-свят-свят!
Глядь назад, а с горы туча пыли катится, и из тучи той во все стороны рассекает воздух:
-- Мать-мать-мать-перемать!
То катит Алеша... Намагарычился по горло. Стоит на возу на коленях, держит в одной руке вожжи, в другой -- кнут и колотит кнутовищем свою пару гнедых лошадок...