Владимир Ланцберг - И петь нам, и весело петь ! (КСПшные анекдоты от Берга)
-- Слушайте, Владимир, Вы знаете, ребята посмотрели передачу и говорят, мол, мы так любим его песни, а вот когда его самого увидели, очень разочаровались. Как-то внешность разочаровала.
-- Чем же?
-- Ну и рыло отъел себе, бугаина!
Расстроился я и говорю Любе Захарченко: так и так, сказали -- рыло отъел такое сытое, здоровое...
Люба отвечает:
-- Да что там! Ты не расстраивайся: после моей передачи возле памятника Пушкину меня один мужчина встречает:
-- Слушайте, это Вы?
-- Я.
-- А я думал, что Вы старушка!
Братья меньшие подают примеры.
Рассказывает Юрий Кукин:
-- Я однажды выступал с ансамблем в Минске в цирке. Отпел свое и ушел за кулисы посмотреть цирк. Вдруг ко мне подходит мужик, спрашивает:
-- Вы Кукин?
-- Да.
-- Хотите, я Вас со слоном познакомлю?
-- Давайте.
И повел меня в клетку слона. Там не клетка, а комната такая, стоит слон, прикованный за заднюю ногу к батарее, грустный такой. Мужик мне говорит:
-- Поздоровайся!
Я говорю:
-- Здравствуй, слон!
Тот -- ноль эмоций. Голову опустил, не здоровается, стоит грустный, печальный. Тогда дядька этот говорит:
-- Слон, поздоровайся, это -- Юрий Кукин, он Визбора знает.
Слон как закивал!
У слонов, оказывается, бешеная память. Этот мужик однажды привел к нему Визбора знакомиться, на пять минут оставил их вдвоем, Визбор о чем-то со слоном поговорил... С тех пор тот так зауважал Визбора!
-- Я, -- говорит мужик, -- уж этим пользуюсь. Вот он не хочет есть, опять же, еду у него украдут, взамен дают сено, а слон сена есть не хочет. Я ему тогда говорю: "Визбор велел!" -- и слон сразу -- хруп-хруп!
Чему быть...
Рассказывал Борис Рычков (Москва).
Дело было довольно давно, на закате семиструнной эпохи. Как-то его родители -- туристы и любители песни -- возвращались из похода. К их компании, оглашавшей вагон электрички своими любимыми песнями, подсел незнакомец. Некоторое время он молча слушал, потом попросил гитару.
-- Да у нас шестиструнка, -- пытались отговориться туристы.
-- А мне все равно!
Эта реплика настолько ошеломила компанию, что гитара тут же была отдана. Туристы ожидали услышать что-то запредельное, но к их удивлению попутчик спел несколько очень хороших и притом абсолютно неизвестных им песен, после чего вернул инструмент.
Наверное, случайная встреча должна была бы завершиться знакомством, но в тот день туристы очень спешили. Дело в том, что в тот же вечер им еще предстояло успеть на концерт Анатолия Хабаровского -- автора, о котором они уже много слышали, но с песнями которого еще не встречались ни разу. И вот они, свежевымытые и переодетые, сидят в зале, а на сцену выходит... давешний попутчик.
Герой должен и имя иметь героическое!
В книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой" описывается известный спор жителей двух столиц:
-- Ну, что у вас за авторы?! Даже фамилии какие-то несерьезные: Полоскин, Генкин, Клячкин, Нахамкин, Кукин... То ли дело у нас -- Визбор, Окуджава!
Соответственно...
Из той же книги. В удаленном от столиц городке, куда пригласили выступить Евгения Клячкина и Бориса Полоскина, их встретил рекламный щит, обещавший выступление артистов из Ленинграда Клячкина и Повозкина.
Надо полагать, там ждали эксцентрический дуэт, а фамилии сочли удачными сценическими псевдонимами.
Побратимы поневоле.
Рассказывает Григорий Семаков (Москва):
-- В одном из первых абонементов московского КСП значился концерт, в котором должны были выступить (и действительно выступили) Евгений Клячкин и Виктор Луферов -- каждый по отделению. Подготовка к концерту кажется сегодня просто роскошной -- была выпущена специальная програмка (она у меня и до сих пор хранится) с портретами обоих бардов и краткими сведениями о каждом из них.
Только вот справка о Луферове оказалась украшенной фотографией Клячкина -- и наоборот...
Рассказывает Александр Крупицкий (автор, Тбилиси -- Иерусалим).
1988 год, Таллинский фестиваль. Барды входят в зрительный зал, тетенька в дверях контролирует процесс. Мерило истины -- визитка на груди барда.
Веронику Долину и всех прочих пропустили, Евгения Клячкина тормознули: нет визитки.
-- Но я -- Клячкин!
-- А по мне -- хоть Кобылкин! -- жестко ответила секьюрити.
От советского информбюро.
Однажды Юрий Кукин вел к себе в гости актера Демьяненко (исполнитель незабываемого Шурика), причем, накануне трансляции по ТВ его приключений. Так получилось, что оба они были весьма нетрезвы -- особенно приглашатель в гости.
Виной происшествия стала корпусная система (ну не дошли они на один корпус до нужного)... Поднимаются на нужный этаж, Шурик, т. е., Демьяненко нажимает кнопку звонка... Дверь открывает еще более никакой, чем они, пролетарий в майке и семейных трусах, обводит их мутным взором и говорит, тыкая пальцем в Шурика:
-- Вы -- завтра! -- Тыкая пальцем в Кукина: -- А вы живете в следующем корпусе!"
Дверь захлопывается, немая сцена...
Исполняющий обязанности...
Рассказывает Вера Ворочаева, минский автор:
-- Собственно, это не мой рассказ, а моей подруги.
Несколько лет назад, когда она была еще новичком, неподалеку от Минска организовывался туристско-КСПшный слет, и было объявлено, (афиши и все такое) что будет куча разных бардов, в том числе Розенбаум. Многие поверили, и она в том числе -- и поехала.
Была белорусская зима: снегу по колено, а сверху -- дождь. Она вылезла на платформе в поселке Зеленом, увидела еще двоих девочек, совершенно не туристского вида -- в сапогах, шляпках, -- и они пошли по указателям. Народу никого, но -- указатели... На девочках шляпки обвисли, сыро, холодно, но так хочется своими ушами, своими глазами увидеть всех этих великих...
Пришли на место. Там таблички: "БГУ", "МПИ", "МТХИ", еще какие-то вузы и -- никого... Тут из ельника вылезает какой-то товарищ и говорит:
-- А-а, вот и еще пришли! -- и ведет их в чащу.
Таки оказалось, что есть там маленький слет, и люди сидят по палаткам, и, более того, там даже был Розенбаум... в виде снежной бабы, с большим искусством вылепленный студентами театрально-художественного института. Портретное сходство было просто поразительное!
Остановите музыку!
Рассказывает Вячеслав Пахтусов (Челябинск):
-- Едем мы как-то на Грушинский, чей-то магнитофон крутит кассету Анатолия Киреева. Народ помалкивает, слышно только запись. И вдруг раздается голос моего приятеля Лени Волкова:
-- Да вырубите вы, наконец, эту чертову попсу, давайте споем что-нибудь!
Эта история перекликается с рассказом Дмитрия Павловича Соколова (Москва):
-- Еду я с "Костров-97", в поезде -- масса народу оттуда же. Я задремал. Слышу сквозь сон: включилась поездная трансляция, передают какую-то песню под гитару. Интенсивный поток слов, довольно жесткая манера петь, мелодия не похожа ни на что знакомое... (Напоминаю, сквозь сон.) Я дотянулся, укрутил звук. Через какое-то время (мне показалось, что через минуту) слышу -- включили снова, но уже потише. Я не стал вмешиваться, так и уснул. Потом, когда я уже проснулся, Стас Колеников меня спрашивает:
-- ДимПалыч, слышал?
-- Что?
-- Как "что"? Белого!
Оказывается, ехавший в том же поезде Олег Городецкий, недовольный обычным "поездным" репертуаром, отнес радисту кассеты Игоря Белого и Дмитрия Авилова и уговорил запустить их по сети. Белый-то и ворвался в мой сон, оказавшись непосильной нагрузкой для отключающегося мозга. Кстати, Игорь был очень удивлен такой своей известностью...
Никому не известный пресловутый Гоша.
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- Случилось так, что весной 1997 года мы с Борисом Гордоном, не сговариваясь, почти одновременно решили написать по очерку о Георгии Васильеве: я для своих родных "Итогов", которые планировали дать подборку на тему "Успех", а он -- для возрожденной "Столицы". Вскоре мы узнали о намерениях друг друга и посмеялись над совпадением, погадали, какое издание успеет первым и что тогда скажет редактор второго.
Через некоторое время мне звонит грустный Гордон: в "Столице" очерк сняли. Ее главный редактор Сергей Мостовщиков отказался поверить, что никому не известный автор самодеятельных песенок мог успешно год возглавлять Московскую товарную биржу и раскрутить торговую марку "Би Лайн". Никакие уговоры, ссылки и предложения проверить не помогли: КСПшник ничего серьезного сделать не способен, "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".
Еще через пару недель мое непосредственное начальство заявило на редакционной летучке мой материал. В ответ главный редактор "Итогов" Сергей Пархоменко сказал, что Васильев -- это первое имя, которое приходит в голову при слове "успех" и что надо искать какой-то менее банальный поворот темы. Очерк, естественно, тоже сняли.
Когда я пересказал все это Гордону и мы с ним отсмеялись над пикантным соотношением взглядов наших главных, он решил описать это в короткой заметке для рубрики "Светская хроника" журнала "Огонек". Заметка была прочитана всей редакцией, встречена дружным смехом и... отвергнута. На сей раз -- с такой формулировкой:
