Александр Никонов - Подкравшийся незаметно
- Да никак не различаю, - сказал казак-борода лопатой. - По мне, что жид, что масон - все едино.
- Безусловно. Безусловно. А кто, по-вашему, опаснее, евреи или жидомасоны? Это мне, чтоб знать, с кем бороться. Кто больше угрожает безопасности страны?
Казак, крякнул, позвенел многочисленными георгиевскими крестами, потрогал задумчиво шашку.
- Я тебе так скажу: один другого стоят. Олигархия. Все захватили, весь капитал.
- Как же весь? Как же весь? - забеспокоился Березовский. - Не могли весь. Просто физически весь не могли.
- Не могли, однако захватили. Смотри, кто у нас банкиры главные? Гусинский - Березовский - Смоленский.
- Ну позвольте, а вот этот, этот же... - залопотал Березовский. - Ну как же его... Этот, беглый... Виноградов, по-моему. "Инкомбанк". Который тоже жидомасонов не любит.
- Вот ты один его и знаешь. Сам, небось, из банкиров, - нахмурился казак. - Что-то, паря, мне твоя рожа знакома. Постой-постой... Да я ж тебя на днях по телевизору видел! Да ты Гусинский! Эй, ребята, я тут Гусинского поймал!
- Нет-нет, я не он. Он - не я. Я его не люблю... не любил... то есть я хотел сказать... я бы сам его с удовольствием бы убил. Он такой плохой человек! Вы не представляете, какой он дурной человек!
- Тебя надо зарубить шашкой, - раздумчиво сказал казак.
- А может быть просто плеткой посечь? - с надеждой спросил Березовский.
- Или так, - казак нагнулся к сапогу за нагайкой. К концу нагайки была привязана гайка М14. - Сымай портки.
"Все-таки, они как бы родственны чеченцам, - подумал Березовский, расстегивая брюки. - Только те палками бьют по своим диким законам, а казаки плеткой по своим не менее диким. Господи, как нецивилизованно! А с другой стороны, разве цивилизованно стрелять человека в подъезде?"
- Чей-то ты затосковал, парень? - добродушно спросил казак.
- Да так как-то. Во мне отчего-то проснулся рефлексирующий интеллигент, что очень редко бывает.
- Так ты интеллигент?
- Ну, в каком-то смысле. Без пяти минут академик все-таки. Член-корреспондент.
- "Член" - это ты хорошо придумал. Интеллигент, значить. Ну, ну... А что же без шляпы?
- Да понимаете, я и очки дома забыл.
- Маскируисся?
- Да нет, не маскируюсь, что уж там особо маскироваться. Бесполезно. Интеллект не национальность, его не спрячешь.
- Эт верно, - вздохнул казак. - Знакомая проблема. Ладно, паря, иди. Но гляди! С такой рожей патрули да посты за версту обходить надо. Это еще хорошо, что на нас попал. А попал бы на ментов, отбили бы почки дубинками.
- Да за что?
- Будто сам не знаешь за что, - ухмыльнулся казак. - Забыл, где живешь?
- Спасибо, спасибо, - часто закивал Березовский, застегивая ремень. Совет да любовь, совет да любовь. Благодарствую.
Казак-борода лопатой отвернулся от Березовского и начал меланхолично ковырять в зубах концом шашки. А Березовский поспешил к себе в Кремль, где пока мог чувствовать себя в относительной безопасности.
В кабинете его уже ждал коллективный Распутин.
- Здравствуйте, - кивнул Березовский. Он предпочитал ни с кем не портить отношения. Если же они случайно портились, Березовский предпочитал убивать испорченного или по крайней мере склонять кого-нибудь к его убийству.
Коллективный Распутин почесал бороду:
- Здорово, Абрамыч.
Березовский поморщился. Все раздражало его в коллективном Распутине - и вечный запах чеснока изо рта и расшитая рубашка "а ля рюсс", подпоясанная кушаком, а больше всего вот это вот обращение - "Абрамыч". Особенно почему-то Березовского передернуло от этой фамильярности после встречи с казаками. И вот еще что... Зачем он все время чешет бороду? Что хочет этим сказать? Тем более, что чесать бороду бесполезно: волосы не чешутся, чесаться может только подбородок.
"А, может, его убить?" - пришла привычная мысль. - "Говорят, живуч он. Сразу не завалишь паразита."
- Чего смотришь на меня, как сыч на новые ворота? - коллективный Распутин сытно отрыгнул. - Угрюмый ты какой-то. Не люблю я тебя. Потому что не верю тебе. Не русский ты, не русский.
- А какой же, простите? - Березовскому было неприятно это постоянное напоминание. Лучше бы они все намекали о его лысине или малом росте. А то нашли повод... Русский, не русский - какая разница, если деньги есть?!
- Ладно, не меньжуйся, - коллективный Распутин взял рукой из миски кусок вареного мяса и сунул его в рот, начал жевать, запивая водкой "Гжелка". Березовский догадывался, у кого он украл эту бутылку. Ну ничего, хозяин еще спохватится своей бутылки, он еще устроит дворцовые порки. Дай бог ему здоровья.
- Ты это... того, соблюдай государство, ищи козни, - коллективный Распутин вытер жирные пальцы о штаны. - А то черт знает что творится. Лебедь уже два раза звонил Пугачевой. Слава богу, ее дома не было. Филька к телефону подходил. Чего-то затеял аспид.
- Может, у них личное...
- У Лебедя-то может. А вот у Пугачевой личного не бывает. Понял? У нее все общественное. Эта баба в политику рвется, президентом стать хочет.
- Ну это вряд ли, - усомнился Березовский. - Что такое президент? Президент ведь - это толькона пять лет. А Пугачева - это на всю жизнь.
- Вот и видно, что ты дурак, - коллективный Распутин подошел и пребольно ткнул Березовскому костяшками пальцев в лоб. - Ты сам прикинь хрен к носу - Новый год давно прошел, а Лебедь пишет письма в Лапландию. Думаешь, кому? А из архива МВД надысь затребовал все сведения о серийном убийце Раскольникове по кличке Ручечник. А Ручечник-то давно помер, царствие ему небесное. Значит, будет искать другого, более живого. Есть контакт?
Березовский напрягся: запахло большой политикой. Но кое-чего он еще не понимал.
- А почему у него кличка Ручечник?
- А я почем знаю? Это ты у Вайнеров спроси. Тут другое интересно. Лебедь будет искать дальше. Я вот думаю, может, ему Саньку порекомендовать?
- Какого Саньку? - Березовский старался ухватить нить.
- По кличке Слоник. Очень грамотно стреляет. С двух рук, с двух ног.
- Так убили же его. Не то в Греции, не то в Зимбабве.
- Да? Жаль, жаль... Ладно, чего-нибудь прикумекаем, - коллективный Распутин опять почесал бороду.
- Э-э... Григорий, а, собственно, кому писал Лебедь в Лапландию?
- А ты не догадываешься? Кому все пишут в Лапландию? Деду Морозу.
- Что за ерунда? Это же мифический персонаж. Я еще с детства в него не верю. Его не бывает.
- А вот Ельцин говорит, что бывает.
- Борис Николаевич?.. Ну, я хотел сказать, бывает, конечно, но очень редко встречается.
- Вот иди и подумай, что здесь к чему, - устало махнул дланью коллективный Распутин. - Ой, чую, что-то готовится. Я всегда чую... Ступай отсель.
Березовский шел по коридору и злился. Ну почему он должен уходить из собственного кабинета? Ну почему?..
Глава 7
Шамиль Басаев был чеченец. На его руке с некоторых пор синела наколка "Не забуду Буденновск". Очень красиво.
Басаев любил свою небольшую родину, часто ласково называя ее просто "моя родинка". Коварный агрессор напал на его "родинку" и попрал ее своим сапогом. Ни пяди земли не отдал Шамиль Басаев врагу. Хотя оккупант всячески старался осквернить родину и глумиться над ней. Курносое лицо грязного оккупанта преследовало Басаева в тихих ночных кошмарах за секунду перед пробуждением, когда шмелем гудел далекий вражеский вертолет, который делал геноцид.
- Мы не потерпим этих проклятых гяуров на земле свободных вайнахов Ичкерии, - любил говорить на митингах герой народа, хотя и не очень представлял себе, что такое "гяуры" и "вайнахи". - Мы их засудим международным судом, заставим платить нам алименты. Они подлецы, а мы хорошие.
Толпа встречала его слова громом аплодисментов и криками "бис!" Поэтому Басаеву приходилось выступать еще раз.
...Он любил дышать воздухом гор. Потому что это были горы его родины. "Я никому вас не отдам, клянусь Аллахом!" - плакал герой, лежа на каменистой земле и обнимая горные породы. И никто не смел потревожить его в этот момент. Такой уж человек был этот Шамиль Басаев.
- Шамиль, - бывало обращались к нему старейшины, чтобы он разрешил их проблему. - А велик ли Аллах?
- Аллах... - задумывался Басаев. - Аллах не просто велик. Аллах акбар!
Удовлетворенные старейшины расходились по своим пещерам, а Басаев шел молиться или насиловать да убивать. За ним тянулся кровавый след. Иногда ему даже кричали:
- Эй, Шамиль! У тебя кровь идет.
- Это не кровь, - отшучивался Басаев. - Это клюквенный сок.
И шел дальше, оставляя кровавую дорожку.
А еще Басаев очень любил слушать певицу Зыкину. И очень не любил певицу Аллу Борисовну Пугачеву. "Какая она, в сущности, сволочь, - думал Басаев долгими бессонными ночами. - Другое дело Зыкина." Ему представлялось, что тощая, как фитиль Зыкина, расставив крепкие ноги с бутылкообразными икрами, поет на фоне гор песню про Аллаха.
Раздумья Басаева о высоком его помощник Мухаммед.
- Какие будут распоряжения, начальник? - спросил он, и боевой шрам на его лице противно задергался, как у негодяя.
