Неизвестен Автор - Подборка из юмористического журнал Magazin 1996-97 годов

Михаил Векслер

Из новой книги сурдопереводов Со вздохом ***

Мы как выпьем - головою в Идя своей дорожкою, яства Ем пирожки с картошкою. Или бьем кого-нибудь по линзам. Потом иду и думаю:

Нет у нас еще культуры "Куда я дел еду мою?" пьянства Попурри на тему песен о И алкоголизма. Родине

Спорт и труд рядом идут Тут живут порядочные люди.

Хорошо бы к лету Жив и я - привет тебе, привет. Одержать победу Как невесту, Родину мы любим На чемпионате

Мира по зарплате. Чунга-Чанга, места лучше нет. Гусарское Закон подлости Усы на фейсе Как случится гуманоид, Таки да! Так откажет "Полароид". Не то что пейсы Перевертыш В два ряда. Маты - тут, а батуты - там. А из нашего окна... В ногу со временем С видом на море Журчат ручьи, Оно И ты журчи. В нашей камере

Окно.

Двустишие

Бывает так: идешь по городу,

Обходишь люк - утюг на голову.

Ольга Ингберг

Двести баксов

Марку Борисовичу Бог послал... Да. Почти что бог. - Внучатый племянник мужа тетки его жены, устроившийся на земле предков, впрочем, тоже не весьма удачно и теперь приехавший урвать кусочек нашей несчастной, брошенной нашарап родины. И прожил-то он у них всего трое суток. Этот, по-нашему, просто Додик, а, по-ихнему, Довид-Лейб Хайкин был бизнесмен, а значит деловой человек, и попусту сил на разговоры с родней не тратил. Все время, свободное от жевания и сна, он топтал ковер в маленькой комнате, прижав плечом к уху трубку, а телефонный аппарат с комфортом разместив на животе. Размахивая незанятой рукой, он кричал в трубку на трех языках, которые, впрочем, в его исполнении звучали почти одинаково. Сима Моисеевна то и дело заглядывала в комнату и качала пересиненной головой.

- Марик, - говорила она мужу, сильно произнося гласные и задирая хвосты последним словам фразы, - Смотри, Марик, - он десять лет живет в Израиле, разговаривает уже со страшным акцентом, а ходит в таком клетчатом пиджаке, будто только вчера приехал из-под Кременчуга.

В среду Додик неожиданно собрался, распрощался, уже в самой прихожей вложил в протянутую для рукопожатия ладонь Марка Борисовича две свернутые бумажки и, обеими потными лапками зажав большую хозяйскую руку, вкрадчиво произнес:

- Марк Борисович! Это для Вас - от меня.

Сима сказала:

- Марк, пойди и купи себе того, что всю жизнь мечтал.

Двести долларов! Подумайте только! Раньше за такие бумажки сажали. А теперь не то время! Теперь на двести долларов можно махнуть заграницу.

Каждый день Марк Борисович начинал "Вечерку" с левого нижнего угла, пересчитывал свой клад на рубли и сравнивал с тремя "покойными" тысячами, скопленными на книжке на старость. Целую неделю он ощущал себя богатым человеком и пользовался "Экстрой М" по назначению. Ну, конечно, Лондон и Париж он не потянет, а вот Салоники... Или Афины. Греция! Только подумайте! Еще есть "Дели - шоп-тур. 170-190 + ав. бил." Все, ездившие в Индию, рассказывают только о храмах... Есть там такие особые храмы... Интересно посмотреть самому.

- Сима! Что значит "шоп-тур"?

- Это не тебе. Это для спекулянтов.

И потом, как он один туда поедет? А Сима? Она тоже всю жизнь мечтала увидеть "заграницу"...

В субботу Марк Борисович решился что-нибудь купить. Он переоделся в приличное, накинул плащ и, немного постояв у двери, крикнул:

- Так я пошел?

- Иди-иди, - ответила Сима Моисеевна из кухни. - И помни - только для себя!

Мальчиком Марк Борисович мечтал о велосипеде. Теперь, в семьдесят один год велосипед ему был не нужен, как и почти все, о чем он мечтал. Новую жизнь на двести долларов не купишь, "жигули" тоже. Просто приятно было, похрустывая в кармане плаща двумя новенькими купюрами, пройтись по комкам эдаким Ротшильдом.

Без особых идей в голове Марк Борисович толкнулся в первый же магазинчик. Продавец, молодой могучеплечий парень, потревоженный треньканьем дверного колокольчика, поднял голову, скользнул глазами по зашитому вручную плащу клиента, нехотя отложил "Спид-информ" и встал. Марк Борисович, капризно сложив губы, двинулся вдоль прилавка, заваленного сверкающей импортной электроникой. На втором заходе он поймал на себе подозрительный взгляд продавца и понял, что пора уже что-то спросить.

- Это у вас что?

- Центр.

- И что в нем?

- Лазерный диск, усилитель, дека, радио.

- А это что?

- Тоже центр.

- Почему он так дороже?

- То AKAI, это SHARP, фирма! Ну и там со всякими прибамбасами.

- Покажите, пожалуйста, эти ручные часы. Они звонят? А бывают такие с будильником?

- Будете брать?

- Подумаю... А это у вас Саламандра?

Продавец поиграл пальцами по прилавку.

- Вы так просто или покупаете?

- Покупаю! - Марк Борисович решился. - Видеомагнитофон. - И вынул из кармана деньги. - Почем он у вас?

- Баксами платите? - любезно спросил продавец.

- Это не баксы, молодой человек, это доллары! - наставительно произнес Марк Борисович.

Парень осклабился:

- Ну ты даешь, дед! Ты бы лучше подумал, на что тебя хоронить будут!

На улице потеплело. Марк Борисович снял плащ и перекинул его через руку. А вот теперь уж он точно купит себе - что хочет! Они на нем крест поставили! Ха! Марк Борисович вдруг остро ощутил, что ему нужен именно видеомагнитофон. Купит и будет смотреть! Дети станут приходить смотреть. Станут приходить... Все. Решено. Он покупает видак! А магазинов у нас, слава Богу, много!

В бывшем бакалейном Марк Борисович сразу уткнулся глазами в мягкие белые сапожки, отороченные мехом. Как раз для Симиного плоскостопья. "Хорошо бы, - подумал он, - прийти домой, увешанному подарками! Марику он купил бы, конечно, велосипед, его мама хочет сережки с аметистом, он знает; Симе вот эти сапожки, Боре - кожаный шикарный дипломат. А Бориных детей - не сосчитать, пусть покупает им сам.

С третьей попытки Марк Борисович отыскал неизувеченный телефон-автомат.

- Сима! Алло! Симочка! Скажи мне, какой у тебя размер сапога?

- Марк? Это ты? Что ты звонишь! Я же тебе сказала - только для себя! Почему ты всю жизнь все должен отдавать?

Счастливо улыбаясь, Марк Борисович послушал немного гудки и аккуратно пристроил трубку на рычаг. Сима права. И почему, скажите, какого черта, он всю жизнь все должен отдавать! Он решительно зашагал обратно к магазину, но вдруг остановился и как-то снизу, с живота стал заливаться раскаленным стыдом. Если разобраться - зачем он позвонил? Он столько раз был не совсем честен или совсем нечестен, что почти перестал это замечать. Внезапно, от пустякового звонка позор всей жизни затопил его и предательски брызнул из глаз.

Три троллейбусных остановки Марк Борисович шел полтора часа.

Что он такое и что ему нужно?... Ему ничего не нужно. Пожить еще немного. Спокойно. И в одночасье умереть, не мучаясь и не мучая. Вот и все. И этот... этот продавец, в конечном счете, прав, хоть он и хам.

Сейчас он придет домой, обнимет Симу за плечи и скажет: "Сима, я подумал, я хорошенько подумал и решил оставить эти деньги нам с тобой на похороны. К чему обременять детей!" На душе у Марка Борисовича посветлело, он не стал ждать лифта, упругой юношеской походкой взмыл на свой третий этаж и распахнул дверь так, будто входил в новый мир.

На пороге кухни стояла Сима. В ее, прижатых к груди, руках белела маленькая помятая бумажка.

- Марк! - дрожащим голосом сказала она. - Марк! Нам счет за телефон пришел.

N 12 1997

Евгений ПОПОВ МЕДАЛЬ БЕРИИ Альберт МАСЛЯК Д.А.Пригов БИТВА ЗА ОКЕАНОМ Виктор ВЕРИЖНИКОВ ГОД БЕЗ НОЯБРЯ Андрей ВОРКУНОВ Вадим ЖУК Дом в переулочке. Белым покрашены рамы. ПЕТРОВИЧ ВМЕСТО ПЕТРА Наталья ЛОГИНОВА МОЙ ЖВАНЕЦКИЙ Михаил ЗОЩЕНКО СИРЕНЬ ЦВЕТЕТ Лев Щеглов РАЗГОВОР ПРО ЭТО Алексей ЕРОХИН МАЛИНОВКИ ПОСЛУШАЙ ГОЛОСОК

Евгений ПОПОВ

МЕДАЛЬ БЕРИИ

рассказ "Молодой писатель - это тот, кого не печатают" Л.Петрушевская в разговоре. Семидесятые.

...СЕМИДЕСЯТЫЕ: совершенно разгоряченный спорами о социалистическом реализме, молодой писатель Евг.Подпов шел по улице им.1905 года к своему приятелю, молодому писателю Вик.Корифееву, который жил близ Ваганьковского кладбища, где, как известно, похоронены - с одной стороны С.Есенин, поэт, с другой, что менее известно, А.Платонов, писатель на Армянском кладбище, полном покойных армян. Шел из пивной "Яма", где закусывал портвейн селедкой с луком. К своему приятелю, который снимал квартиру у богатого шофера, уезжавшего в Вену... но не предавать родину на пути в Израиль, а честно ей служить, возя ее слуг, работающих в посольстве.ик.Корифееву, который жил близ Ваганьковского кладбища, где, как известно, похоронены - с одной стороны С.Есенин, поэт, с другой, что менее известно, А.Платонов, писатель на Армянском кладбище, полном покойных армян. Шел из пивной "Яма", где закусывал портвейн селедкой с луком. К своему приятелю, который снимал квартиру у богатого шофера, уезжавшего в Вену... но не предавать родину на пути в Израиль, а честно ей служить, возя ее слуг, работающих в посольстве. Была почти полночь. На лицах отдельных прохожих был написан ужас, но остальные выглядели бойко, бодро и весело. Некоторые отдельные даже хохотали, как будто вовсе не им вставать завтра ранним утром, шагая крепким уверенным шагом на любимую работу, гори она ясным огнем... не им утирать трудовой пот, стучать карандашом по графину, проводя важное производственное совещание. Даже почему-то было мало пьяных. Добравшись до квартиры приятеля и тщетно назвонившись в отвратительный квакающий звонок, Подпов спустился в лифте на холодный асфальт, сел на уличную скамейку и задумался. Он думал, что вот - интересно: УНИЖАЕТСЯ он, дожидаясь приятеля, или проявляет тем самым широту и подлинную НАРОДНОСТЬ русской бесшабашной натуры. Была почти полночь. На лицах отдельных прохожих был написан ужас, но остальные выглядели бойко, бодро и весело. Некоторые отдельные даже хохотали, как будто вовсе не им вставать завтра ранним утром, шагая крепким уверенным шагом на любимую работу, гори она ясным огнем... не им утирать трудовой пот, стучать карандашом по графину, проводя важное производственное совещание. Даже почему-то было мало пьяных. Добравшись до квартиры приятеля и тщетно назвонившись в отвратительный квакающий звонок, Подпов спустился в лифте на холодный асфальт, сел на уличную скамейку и задумался. Он думал, что вот - интересно: УНИЖАЕТСЯ он, дожидаясь приятеля, или проявляет тем самым широту и подлинную НАРОДНОСТЬ русской бесшабашной натуры. Приятеля все не было. Стрелки часов давно уже перевалили через зенит и желали сойтись на цифре 1, а приятеля все не было. Приятель Корифеев, как потом выяснилось, именно в этот момент только начинал свой знаменитый половой акт с уличной цыганкой, предварительно отмыв ее в чужой ванне стиральным порошком "Лотос". Подпов привалился к скамейке и решил есть бутерброд, потому что не было приятеля, не было обусловленного по телефону вина, не было никого и ничего, холод лез под пальто и заставлял назвать его (холод) "сучарой". Отшуршав бумагой, Подпов съел вкусный бутерброд и задремал. Внезапно послышались тихие нарастающие голоса: - Мы откроем тебе глаза. Твой приятель - сукин сын. Мы тебе откроем на него глаза. Из-за высокого кладбищенского забора густой толпой вышли мертвые и дружески направились к Евг.Подпову. - Вот это - я. Он обосрал меня. Я ел много черной икры, и был им за это обосран, - грубо заговорил какой-то бывший толстяк с комсомольским значком. - А вот и мы. Мы ехали в поезде и ничего не делали. А он оклеветал нас, - все повторяла и повторяла обособленная группа населения, состоящая из старушки в белых носочках, тихонькой девушки и крепкого молодца, похожего на бетонную скульптуру. - Лобок мне велел побрить! - тоскливо выкрикнула некая крикливая, красоты неописуемой. - Эх, не успел я прижизненно прибрать его, падлу, куда следует, пожизненно, - мрачно отозвался пожилой вальяжный джентельмен с некогда зоркими глазами, державший под мышкой дерматиновую папку с надписью "Хранить вечно". - Это вы кто же такие будете? - несколько оробел Подпов. - А это мы, как в новогодней настенной газете под рубрикой "Что кому снится", это мы... есть гнусно оболганный советский народ, "герой" "произведений" вашего дружка, такого же подонка, как и вы сами, - объяснили мертвяки, наступая. - А ну - кыш отсюдова! - не растерялся Евг.Подпов. Он встал, осенил их православным крестом, и нечисть мгновенно, беззвучно исчезла, будто ее вовсе и не было. В это время Евг.Подпова уже крепко держали под локоть. - Не холодно? - дружески спросил его милиционер, пожилой, весь отдавший себя Партии и упомянутому Народу старшина, от которого, как это ни странно, почти ничем не пахло в этот поздний час. - Маленько холодно, - признался Евг.Подпов. - А документы есть? - старшина ласково заглянул в его закрытые глаза. - Есть, - ответил Подпов. - Ну, тогда я пошел. А тебе я верю, парень, и думаю, что ты оправдаешь наше доверие, - вытянулся перед ним старшина. - Да здравствует социалистический реализм! Отдал честь, щелкнул каблуками да и был таков. А Подпов тогда занялся делом. Сначала он хотел поджечь Корифееву дверь или прислать ему "черную метку" (см.Р.Стивенскон "Остров сокровищ"). Но постепенно ему стало ясно, что дверь без бензина поджечь очень трудно, а "черную метку" бесшабашный гуляка просто-напросто не заметит. Тогда Евг.Подпов решил наградить товарища медалью. Название медали "МЕДАЛЬ БЕРИИ". Вот описание этой медали. На золотом фоне кругляшка, вырезанного перочинным ножом из валявшейся под скамейкой жестянки, по центру располагается традиционное русское слово, состоявшее всего из трех букв. А внизу изящным шрифтом "рондо" вычеканено "МЕДАЛЬ БЕРИИ". К награде прилагается удостоверение, скрепленное печатью. Текст удостоверения гласит: ЗА БЕСПРИМЕРНОЕ ПАСКУДСТВО, ЗА ОСТАВЛЕНИЕ ТОВАРИЩА В ЭТОЙ ЧУЖДОЙ АТМОСФЕРЕ, ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ, БЕЗ КАПЛИ СПИРТНОГО Н А Г Р А Ж Д А Е Т С Я "МЕДАЛЬЮ БЕРИИ" N?1 Корифеев Вик. (вписано от руки). ________________________________ Точка - стоп. Подпись - Подп. Весьма довольный выполненной "задумкой", Евг.Подпов поглядел на выпучившуюся луну и захохотал, как идиот, подтверждая тем самым свою репутацию идиота. И вторило ему эхо объединенного кладбища, где лежат друг против друга окончательно отмучившиеся Есенин Сергей и Андрей Платонов. И хотел, в знак уважения, раздеться догола и сплясать около дорогих могил, чтобы окончательно наступил социалистический реализм, но еще холоднее стало на улице... пропел петух... подул ранний утренний ветер, и крупные снежинки стали таять, падая на Подпова. Подпов ругнулся, поймал такси и, жалея денег, велел его везти куда-то. СЕМИДЕСЯТЫЕ...