Происшествие исключительной важности, или Из Бобруйска с приветом - Шапиро-Тулин Борис
Содеянное Адамом и Евой, согласно этому кодексу, тянуло на бессрочную ссылку, причем в районы, весьма отдаленные от райских кущ. А дальше все уже было просто. Посудите сами, если координаты пустыря, куда отконвоировали согрешившую парочку, перенести на современную Карту Мира, то даже закоренелые скептики увидят, что эти координаты полностью совпадают с географической точкой, на которой впоследствии было построено фанерное здание приемного пункта конторы «Вторчермет».
Кстати, по поводу того, какие именно выражения использовало раздраженное Начальство, послав Адама и Еву куда подальше, то есть в то самое место, ну, в общем, которое стало потом досточтимым городом, среди бобруйчан по сей день существуют некоторые разногласия. Зато все единодушно сходятся в другом: когда Адам и Ева заложили на пустыре краеугольный камень будущего Бобруйска, а затем уселись на него отдохнуть, Ева произнесла сакраментальную фразу, которая в будущем начнет пользоваться бешеным успехом практически у всех женщин. «Адам, – спросила она, потупив глаза, – ты меня любишь?» На что Адам, вздохнув и оглядываясь по сторонам, резонно ответил: «А что, у меня разве есть выбор?»
Так вот – насчет выбора. Провидение, поставленное Высшим Начальством с целью направлять жителей Бобруйска на путь праведности и милосердия, то ли невнимательно прочитало текст инструкции, то ли попросту скуки ради принялось вытворять такое, что бобруйчанам ничего не оставалось, как постоянно уворачиваться от очередного сюрприза изменчивой судьбы. Единственное, что в этих условиях оставалось непоколебимым, так это чувство горожан к власть предержащим. И, надо сказать, чувство это было не только пылким, но и абсолютно взаимным. Бобруйчане изо всех сил ненавидели разнообразные власти, испокон веку распоряжавшиеся ими, а разнообразные власти, в свою очередь, изо всех сил ненавидели подотчетных им жителей славного города.
Был, правда, случай, когда однажды между жителями Бобруйска и новыми руководителями, называвшими себя «власть советов», установилось нечто вроде нежного флирта.
– Ах, – томно вздыхали бобруйчане и под грохот многочисленных оркестров несли к ногам загадочной власти кумачовые знамена, сделанные из товарных запасов разграбленного магазина «Горелик и сыновья».
– Пусть будет «ах», – благосклонно кивала «власть советов» и милостиво разрешала петь ей осанну в ответ на туманящие взор картины будущего, старательно нарисованные восторженными энтузиастами.
Энтузиасты, в отличие от прочих смертных, получали за свой восторг вполне приличные пайки. Но однажды наступило время, когда пайков, в том числе и приличных, на всех не хватило, и туман начал понемногу редеть, рассеиваться, а когда он исчез, изумленные бобруйчане увидели такую же грязь и такое же прозябание, что и при предыдущей власти, для которой, впрочем, грабить магазин «Горелик и сыновья» было вовсе не обязательно.
– Мы тебя больше не любим, – попытались вернуться к прежним взаимоотношениям жители города.
– Нет, лю́бите, – отвечала «власть советов».
– Не любим, – из последних сил настаивали бобруйчане.
– А разве у вас есть выбор? – усмехалась «власть советов» и нежно прикладывала маузер к затылкам непонятливых горожан.
2
Провидение, похоже, осталось довольным, а бобруйчане, поняв, что выбора действительно больше нет, занялись привычным для них выживанием, время от времени отвлекаясь на свадьбы, дни рождения и проводы ушедших в лучший из миров, куда, как они надеялись, «власть советов» с ее штатными энтузиастами и скудными пайками добраться все-таки не успела.
Тетя Бася, которая считалась лучшей поварихой в Бобруйске и умела, по ее словам, «из ничего плюс воздух» сотворить любое угощение на свадьбах, вывела правило «трех Б», способное, по ее мнению, хоть как-то поднять дух сограждан. Когда блюдо «из ничего плюс воздух» ставили на стол, она обычно переступала порог кухни и, вытирая раскрасневшееся лицо тыльной стороной фартука, произносила короткую, но энергичную речь.
– Желаю вам, – говорила она, обращаясь к жениху и невесте, – чтобы в вашей жизни никогда не было трех «Б».
– Что такое вы говорите? – стыдливо опускали глаза гости.
– Я говорю мудрость, – отвечала им тетя Бася, – я говорю, чтобы ваше прошлое вас не будоражило, настоящее – не бесило, а будущее – не беспокоило.
– Это мудрость, – соглашались гости, после чего тетя Бася под их аплодисменты величественно возвращалась на кухню к раскаленной плите и шипящим сковородкам.
Справедливости ради надо сказать, что миссионерская деятельность тети Баси потерпела в конце концов сокрушительное фиаско. Старательные бобруйчане пытались жить согласно предложенному правилу, но, увы, не нашлось ни одного счастливчика, у которого бы это получилось. Прошлое все равно будоражило, настоящее бесило, а будущее беспокоило, и это еще мягко сказано.
Тетя Бася огорчилась и на одной из последующих свадебных церемоний сказала свою вторую мудрость, которая гласила, что бобруйчане из двух зол всегда выбирают оба и добавляют третье. После этих слов на нее обиделись жених с невестой, родители новобрачных, а также приглашенные гости, принявшие эту фразу на свой счет.
Учитывая вновь открывшиеся факты, те, кто пришли договариваться с ней об очередной свадьбе, стали выдвигать единственное условие: не покидать кухни ни при каких обстоятельствах. В ответ на этот выпад тетя Бася изрекла третью мудрость о том, что Господь тоже творил отдельно от людей, но если бы Он увидел, какие шмендрики пользуются Его дарами, то всю эту лавочку с Сотворением мира прикрыл бы сразу и навсегда.
В общем, тетя Бася завязала со свадьбами и дала обет готовить стол только для поминок, потому что она, в отличие от других бобруйчан, могла-таки, слава Богу, из двух зол выбрать наименьшее.
Добавим только, что с высказываниями тети Баси об отмене проекта под названием «Сотворение мира» Провидение, надзирающее за Бобруйском, было категорически не согласно. Во-первых, Ему не хотелось остаться без работы, а во-вторых, будем справедливы, Оно по мере своих сил и возможностей старалось хоть как-то сократить количество бобруйчан, огорчавших почему-то своим существованием Владыку Вселенной. И, надо сказать, у Провидения это получалось. Война, революция, снова война, голод, аресты, расстрелы, оккупация, освобождение и снова по кругу аресты, расстрелы… Словом, Провидение трудилось, не покладая рук, ног и прочих частей тела, если, конечно, они имелись в наличии у этих эфемерных созданий.
3
В редкие минуты отдыха Провидение давало бобруйчанам нечто вроде погремушки, которой гремят перед малыми детьми, чтобы хоть на какое-то время отвлечь их от постоянного нытья. Погремушка называлась «тщеславие», и бобруйчане охотно внимали ее завораживающим звукам, потому что тщеславие было одним из немногих качеств, которое в Бобруйске передавалось с молоком матери, даже если это молоко приобретали у рожениц из окрестных деревень.
Каждый житель города появлялся на свет с убеждением, что большинство великих людей, населявших Землю, каким-то мистическим образом были связаны с Бобруйском, и только тетя Бася считала наоборот: это сам Бобруйск, и не мистическим образом, а напрямую, был на связи с самыми великими из великих. Она, как заправский краевед, объясняла неискушенной публике, если вдруг такая появлялась в городе, что следы этой связи можно обнаружить, например, в названиях улиц. Не зря же существовала здесь улица Пушкина, или Гоголя, или, на худой конец, Толстого. Не говоря уже о переулке Менделеева, тупике Эйнштейна или детском доме имени Туруханской ссылки товарища Сталина. «А венерологический диспансер имени Клары Цеткин! – восклицала она. – А расположенная рядом с кладбищем сапожная мастерская имени Исаака Ньютона, а синагога на Социалистической, в которой обосновалось спортивное общество «Спартак», названное в честь одноименного раба, боровшегося за освобождение рабочего класса?!» И все же тетя Бася считала, что с одним великим человеком таки вышла маленькая заминка. Она имела в виду Моисея, который в стародавние времена нарезал бессмысленные круги по Синайской пустыне.