Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте
Посмотрел на молодых монголов умный и многоопытный Намсрай, ужаснулся и сделал необходимые выводы... Может, он подумал, что они своим присутствием компроментируют его Монголию, а, может, и взревновал? То он учился - один, зрелый и мудрый человек, а тут приехали неизвестно кто, с куриными мозгами, только портят впечатление.
Он и стал их учить по-своему, как подсказала ему крепкая монгольская голова и крепкие руки. Как только начинают они носиться по коридорам, он выходит и караулит их... Вернее, вначале он тоже выпивает, но в другом месте... С их приездом в Литинститут что-то в нем решительно изменилось, он - озлобился. В короткое время стал буен и неуправляем. И вот, выпив водки с русскими братьями, он начинает изливать свое буйство на братьев-монголов. Лицо его, широкое, как добрый пласт глины, наливается кровью, он грозно выходит в коридор... Если они попрятались, он, расширяя ноздри и свирепея, обходит все монгольские комнаты... А найдя, шумно и мстительно выражает свою радость... С криком выволакивает их в коридор, ставит в ряд и прилюдно устраивает экзекуцию. А она у него - проста и убедительна.
- Ах ты, грязный монгол, - зло шипит, ругается он и бьет их кулаком в ухо и лицо... Одной рукой - держит за ворот, другой - бьет. Каждого по нескольку раз. Они безропотно стоят, понурив головы, и только покачиваются от ударов и водки... Нет, они не так слабы, и их много, но они не оказывают никакого сопротивления. Нельзя.
Намсрай - уже великий писатель, а они еще - не очень великие. Он авторитет. У себя в Монголии им приводили его в пример. Но Намсрай действительно писатель, хоть и пьет. А они еще - никто, но уже пьют. Синяков на их темных, тоже как добрый пласт глины, лицах не видно, скрадывает природная смуглость. Так что, считай, обходится без синяков. Вот хорошо-то как! Одна радость! В институт, несмотря на гульбище, они наведываются регулярно. Сидят за партой тихо и тупо. Но не дай Бог преподователю их о чем-то спросить. Они поднимутся и будут молча, понуро и безропотно стоять, так же терпеливо, как при экзекуции Намсрая... И ни слова нельзя от них добиться, хоть вырви язык... Они - немы, как рыбы. Зачем все-таки они в Москве?
Но вот дохнуло в России ветром перемен, запахло перестройкой...
И они тут же проявили смекалку - забросили учебу и давай делать бизнес - возить из Монголии неподъемные сумки и тюки: с кожей и джинсами.
Общежитие превратилось в перевалочную базу... В институте они появляются теперь редко... У них другой интерес в Москве, даже водка отступает на задний план, в голове одно: деньги, много денег, валюта... Намсраю все реже удается проводить свои "мероприятия", они перед ним уже не забитые, безропотные монголы, они - новое племя, почуявшее запах денег. Теперь они не стоят покорно, они достаточно обнаглели и могут дать сдачи. В голове у них великая лихорадка: товар - деньги, деньги - товар. И Намсрай отступает.
Как появились у нас "новые русские", так и у них скоро народятся "новые монголы"... Что это такое - "новые монголы"? Свирепые и кровожадные, перемазанные бараньей кровью и жиром, молодые люди на "мерседесах" с мобильными телефонами в руках посреди широкой монгольской степи? Дикое зрелище!
Нет, не зря их бил Намсрай смертным боем, ох, не зря... Пытался он предупредить в них грядущее зло, которое выйдет наружу вместе с перестройкой и ничего доброго Монголии не принесет... Всей своей кровью древней и нутром чувствовал и пытался предупредить его, задавить в зародыше, только опоздал он, катастрофически опоздал...
Как ни глупо и ни пакостно звучит "новые русские", а уж "новые монголы" звучит совсем нелепо, дико и страшно.
Бедный Намсрай!
НА ХАЛЯВУ
Собрались как-то студенты - все сплошь молодые и мужественные ребята, в одной угловой комнатке на шестом этаже и заперлись там, как декабристы... Сидят, беседуют о том, о сем, рассуждают... И о поэзии, и о прозе, и об учебе, и о том, что жизнь - хороша, когда ни о чем не болит душа. А душа на то она и душа, всегда о чем-нибудь болит и переживает. Без этого нельзя.
А на столе у ребят - праздник. Густо уставлен он пивом с водкой, а на закуску - колбаса с булками. Хоть сами и непьющие, а иногда можно себе позволить расслабиться, а то все время в напряжении, учеба - это вам не ваньку валять, как бы голова от напора знаний не треснула.
Время - далеко за полночь. В общежитии уже и гомон, и щебет, и свист, и просто пение - все стихло. Все певцы разбрелись... А они все не расходятся - сна ни в одном глазу, бессоница. A откуда ж сну-то хоть в одном глазу взяться, когда сессия началась? Сама по себе сессия - это хорошо, даже счастье, сплошной отдых, считай, каникулы наступили.
Все - так, да не так. Потому что утром у них экзамен - мать его за ногу! - да такой экзамен, что с похмелья в дурном сне не приснится. Caмый подлый, коварный экзамен - история КПСС! Все остальные экзамены по сравнению с ним - семечки, орехи. А он страшен и ужасен! Страшнее этой истории партии только и есть одна марксистско-ленинская философия. Там сам черт ногу сломит! Но этот экзамен еще впереди. Маячит, как путеводная звезда. А ты вначале, попробуй, историю партии сдай! Как же тут не переживать...
Так что ни о каком сне речи быть не может! Сидят ребята и о несбыточном мечтают:
- Эх, хорошо бы нам эту историю партии проклятую на дурака сдать, на халяву проскочить... - разводит философию один.
- Еще бы нехорошо, - поддакивает другой. - Совсем даже неплохо.
И третий мечтает:
- Да-а-а... если бы сдать ее на халяву, это бы даже куда лучше было, чем халвы бесплатно наесться...
Тут уже, конечно, и стихи, и проза, на задний план отошли, не до них, перед глазами только змеиные щупальцы истории КПСС шевелятся...
А форточка у ребят настежь открыта, чтоб побыстрее клубы дыма и винные пары улетучивались...
Вдруг влетает в форточку нечто такое, совсем непонятное: ребенок не ребенок, женщина не женщина, - но баба, бабеночка точно! Сама из себя небольшая, голенькая, титьки маленькие торчат, за спиной - крылышки, как у ангела, только лицо взрослое, один глаз серьезно смотрит, а другой хитро прищурен. Повисла в воздухе и покачивается с боку на бок...
Удивились ребята: что это за поздний гость? Может, это белочка? Так откуда белочке взяться? Все белочки в тайге, по дуплам сидят.
Тут один догадался, спросил:
- А ты не халява ли будешь, девушка невиданной красы?
- Она самая и есть, халява... - сладко причмокнула гостья. - Халява Халиловна, будем знакомы!
Ух ты! Обрадовались студенты: лучший друг нашего брата прибыл! Усадили ее на почетное место, стали потчевать пивом с водкой, колбасой с булками угощать... А Халява Халиловна не отказывается, выпивает да закусывает, уплетает угощение за милую душу... Ела-ела, все у них подъела, все выпила... Как насытилась, сладко причмокнула и подмигнула ребятам: ну, мол, все, полный порядок... Будьте за экзамен совершенно спокойны, все теперь у вас в ажуре будет. И полетела восвояси, едва в форточку пролезла.
А ребята себе от радости места не найдут! Еще б не радоваться: умаслили саму Халяву Халиловну! Ну, думают, преодолеем теперь ненавистную дисциплину, может, еще и отличные оценки отхватим! Чем черт не шутит? В отличники по истории партии и марксизму-ленинизму выбьемся. Бывают же такие чудеса!
Вот ведь какое свойство человеческой натуры: eщe ничего толком неизвестно, сдадут они или нет, нет, чтоб хоть худые троечки себе заказать, а они уже губу раскатали, подавай им по высшему разряду, как в бане.
Ладно, пришли утром на экзамен... Лица у всех от недосыпа помятые, опухшие, глаза - красные. А преподователь у них не человек - зверь лютый с партбилетом по фамилии Мальков. Его дед в свое время был начальником охраны Кремля. Да таких днем с огнем поискать! Его в Литинститут из ВПШ за жесткость с подчиненными перевели. Там, значит, в ВПШ, жесткость нельзя проявлять, а здесь - можно. Тут уж он и развернулся во всю удаль молодецкую, так гайки закрутил, что никому мало не показалось. И главное сами преподаватели его как огня боятся, как бы он их по партийной линии не вздрючил. Он еще и секретарем парторганизации был.
Вот ходит он из угла в угол, скрипит начищенными ботинками, меряет пространство, - тесно ему! - смотрит на всех исподлобья, с ненавистью, заживо испепелить хочет... Попробуй, сдай такому! Зато примерь гестаповскую фуражку - в самый раз будет. Так что только на одну халяву - дорогую Халяву Халиловну - и надежда.
Взяли ребята билеты, кому какой попался, уселись кое-как, лишний раз дыхнуть боятся... Уставились в билеты, а там такая голомуть - без бутылки, точно, не разобраться! Все какие-то съезды, съезды с программами и все даты, даты, даты, век бы их не знать!
Ну, делать нечего, стали сдавать... Тут скоро и выяснилось, что, увы, никто эту каменную стену в лице марксистско-ленинского профессора прошибить не может. И никакая халява не помогает, даже сама Халява Халиловна не в силах.
Пошел такой разнос-раздолбай, хоть святых выноси! Рвет он и мечет, этот профессор из ВПШ, живого места от ребят норовит не оставить, чистый Освенцим устроил! Куда ребятам-несмышленышам деваться?