Виктор Ардов - Так оно бывает (Юмористические рассказы и сценки)
— Мамочке своей передашь от меня привет. А себе самому кланяйся…
— От кого, Катя?!
— От меня же, Вова. Ну, так что же — как оно будет, товарищ старший лей…
— Костя — я. Константин. Я очень рад! Едем на Алтай, Катюша!
— Вот и отлично! А ты, Вова, попроси вот эту гражданку, которая боится Алтая: может быть, она согласится принять участие в свадьбе в Голицыне — в качестве невесты и вообще…
— Катя! Ну как же ты можешь?! Это… это… это я не знаю что!
— А я знаю: избавление отроковицы из пасти чудовища. Отроковица — это я. А чудовище — твоя… кхм… Кстати, Леля, вот вы боитесь ехать на периферию. А вам не страшно будет войти в дом, где свекровь — как бы это выразиться? — пострашнее всех трудностей горной жизни?
— Нет, Катюша, — я правильно вас назвала? — со свекровью я справлюсь. Будьте уверены. Вопрос только в том: подойдет ли мне ваш предполагавшийся муж?.. Ну-ка, Вова… Владимир Семенович, если я правильно прочитала в нашем с вами нечаянном свидетельстве о браке… Правильно? Ну вот и отлично. Расскажите мне немного о себе, о своей работе… ну, и о вашей матушке… В Голицыно у вас — своя дача?
— Дача своя. И участок хороший. А вообще я — научный сотрудник. Пишу диссертацию… квартира в Москве у меня есть… Знаете что, Леля, отойдемте лучше в сторонку: больно много народу нас слушает…
— Не возражаю… А где же мой бывший Костя?
Тут этой Леле объясняют другие брачащиеся:
— Он уже ушел — ваш Костя: все ж таки скоро поезд у них! На Алтай ехать — не шутка!
Леля спокойно кивнула головой и отошла к стенке. Но тут кто-то спросил Вову:
— Извините, я хотел бы знать: вы не боитесь взять такую жену, которая заранее готовится к войне с вашей мамочкой?
— Нет, — отвечает Вова, — с моей мамой иначе нельзя. И потом, надо же мне кого-то привезти в Голицыно, если приготовлен уже свадебный пир…
А через пять минут Леля сказала мне:
— Товарищ регистратор, мы вот с мужем сейчас тоже пойдем отсюда. Но мы оставляем за собою право впоследствии потребовать исправления неточно выполненной записи в вашей книге… Если, конечно, это нам понадобится… Вы слышите?
Я заявила, что слышу. А что мне оставалось сделать?.. И они тоже ушли — под смех и аплодисменты всех собравшихся…
Вы, наверное, хотите знать: пришла ли эта пара для аннулирования записи? Можете себе представить: не пришли. До сегодняшнего дня их нету! Но и те, которые поехали на Алтай, не появлялись у нас и письменно тоже не требовали расторжения брака. Так что я, если хотите знать, даже выговора не получила за свою серьезную ошибку при исполнении обязанностей… Как будто так и надо было их регистрировать: крест-накрест…
МНИМЫЕ БОЛЬНЫЕ, ИЛИ НЕПУТЕВЫЕ ПУТЕВОЧНИКИ
I. СРОЧНО ВЫЗДОРОВЕЛ
В этот санаторий меня привезли вскоре после тяжелой операции. Чувствовал я себя неважно. Диета мне была показана строжайшая. Я разместился в палате, где стояла еще одна кровать, а на кровати помещался угрюмый человек — с виду в состоянии не лучшем, чем я сам. Едва я уложил в тумбочку нехитрое свое имущество, как прозвучал сигнал к обеду…
И за столиком в большом зале я оказался рядом с моим соседом по палате. Ел я мало и неохотно. Но сосед еще меньше вкушал от диетических яств. Он капризно ворошил вилкой или ложкой содержимое тарелок, брезгливо гримасничал и возвращал официантке все блюда подряд со словами:
— Возьмите, девушка, неохота мне что-то… бог уж с нею — с едой. Вот когда выздоровею, поедим по-настоящему…
И он вздыхал так глубоко и печально, что официантка отвечала ему сочувствующим вздохом…
После обеда мой сосед лежал на кровати и читал «Огонек». А за ужином снова отказывался от еды, испускал вздохи и грустно качал головою, как бы сокрушаясь о своем здоровье…
Мы рано отошли ко сну. И я скоро очутился в «объятиях Морфея»… А проснулся я часов в восемь. Летнее утро шумело и сияло уже во всем своем блеске. У окна, выходящего в сад, стоял мой «сокоечник» в полосатой пижаме, короткой не по росту, и разговаривал вполголоса с женщиной, которая оперлась локтями о подоконник и всунула в нашу палату голову и торс, формально находясь в саду (палата наша помещалась на первом этаже).
— Ну, а Пахомов что тебе сказал? — строгим голосом вопрошал мой сосед.
Женщина грустно как-то всхлипнула и ответила:
— Тоже говорит: «рано еще»…
— Хорошо ему указывать: «рано, рано»! Он бы сам попробовал!..
— А что же сделаешь, Пашенька? — виноватым голосом произнесла женщина. — Вот и Кудеркин тоже посоветовал не торопиться…
— У Бульбарка была?
— Была. А как же?.. Бульбарк еще того строже: «Я, говорит, ему пропишу, если он — если ты то есть — появится сейчас!» Бульбарк очень сердитый.
— Да ревизия хоть кончена?!
— То-то и дело, Пашенька, что — нет. Бульбарк говорит: «Сейчас самый тонкий момент — акт пишется». Ревизионный, то есть, акт. Он мне сказал: «Если, говорит, ваш муж сейчас высунет нос, — тогда всё; тогда и ему каюк, и нас всех за собой потянет. Пусть сидит там в больнице тише воды, ниже травы». Вот так…
— Нда… Как будто я один носом рыл, а они — святые ангелы — в стороне стояли и ахали!.. Чтоб их всех!!!
— Пашенька, ну что ж поделаешь?.. Каждому свое… Зато кончится ревизия, ты опять начнешь оклад получать, народ соберем у нас дома, закусочка будет, винцо…
— «Закусочка, закусочка»!.. Когда-то еще это я съем твою закусочку… Лучше скажи, что ты мне принесла?
— Добыла кой-чего… Балычок… на вот, бери… сайры баночку… селедочку в винном соусе… я знаю, ты солененькое любишь… Торт возьми: бисквит с шоколадным кремом… Или, может, тебе жирного-то не надо?
— Ты что? — обалдела? Почему это мне не надо? Нешто я — на самом деле больной? Я тебе утку заказывал жареную…
— Вот она — утка… А вот — копченой колбаски кольцо…
— Ладно. Водку захватила?
— А как же!.. Я четвертинки купила: все ж таки легче тебе будет прятать под кровать-то… Забирай: четыре четвертинки…
— Ладно. Ступай теперь. И скажи там всем — особенно Пахомову и Бульбарку, что я долго сшиваться на этой койке не намерен! Пускай поторапливаются!..
— Пашенька, так разве ж это от них зависит? Они же сами сидят по домам, как суслики, трясутся, а ты говоришь…
— Ладно. Завтра принеси килечек: что-то мне килек очень хочется…
— Принесу, Паша, не сомневайся, все принесу. Лишь бы ты успокоился…
— Ну, ступай, ступай, нечего тебе…
Женщина в последний раз всхлипнула и отступила от окна. А мой сосед донес полученные им яства и пития до тумбочки у кровати и принялся шуршать бумагой, разворачивая свертки и извлекая утку и балык, селедку и четвертинки… Заметив, что я проснулся и гляжу на него, он смущенно захихикал.
— Да, вот так, дорогой сосед… Приходится иной раз и поболеть без болезни… Балычком не побалуетесь вместе со мной? Нет? А уточки кусочек?.. Жирная, бестия! Один смак!..
Выслушав мой отказ, мнимый больной повернулся ко мне почти что спиною и зачавкал с каким-то даже остервенением…
За завтраком в девять часов утра он часто икал и прикладывал при том руку к левой стороне груди. Трижды произнес он очень громко — чтобы все слышали:
— И так каждое утро… уж не знаю: сердечная у меня икота или, наоборот, желудочная?.. А эти врачи мне толком объяснить не могут… Безусловно!.. Откуда им знать, хе-хе-хе…
Воровато посмотрев на меня, он сел на свое место за столом и по-вчерашнему принялся ворошить вилкой скромные диетические блюда:
— Ой, ну что делать, когда аппетиту нет у человека?.. Ну, никакого нет аппетита!..
…Дней через пять после моего приезда (и все пять дней повторялись утренние визиты жены и вручение снеди) за обедом мой сосед по палате небрежно развернул газету, только что прине-сенную культурником. Рассеянно проглядывал он текст и изображения на газетных страницах. И вдруг голова его дернулась вперед, он приблизил газету к глазам и вскрикнул: «Ага! вот оно!» Затем последовало бормотание: он прочитал почти вслух поразившую его заметку. Поднял нос кверху и внезапно заблестевшими глазами оглядел всех. Выражение самодовольства и тщесла-вия появилось на его лице. Он встал и, оттолкнув ногою стул, пошел к выходу.
— Ладно! — громко заявил он. — Довольно мне с вами тут ваньку валять. Выздоровел я. Выздоровел!
— Что случилось? — с любопытством спросил его один из отдыхающих.
— А то случилось, что наше управление ликвидировано. Вместо него новый комитет будет. Ну, выходит, что по нашим делам теперь учет получится морского типа…
— Морского? Как это?
— А так: все концы в воду… Понятно? Кому теперь интересно копаться в старых делах?
И, расстегивая на ходу ненавистную ему пижаму, чтобы сбросить ее поскорее, мой сосед вышел из столовой. Он срочно выздоровел!
