Константин Мелихан - Рассказы
– Где ж ты тогда был?! – не выдержал Мишель.
– В Дибунах, – сказал я. – А ты был в Дибунах?
– Не помню, – сказал Мишель. – Это – такое княжество?
– Не совсем, – сказал я. – Это – поселок под Ленинградом. Я там был в лагере.
– В лагере?! – насторожился Мишель. – И сколько тебе дали лет?
– Мне тогда давали десять, – сказал я. – Но я на десять и выглядел.
К нашему разговору подключилось ещё несколько членов французской делегации. Они спрашивали, за что меня отправили в лагерь и много ли у нас таких лагерей…
Когда делегация уехала, учительница предложила нам обменяться впечатлениями.
Мое впечатление было такое:
– Французы плохо знают французский язык: они меня совершенно не понимали.
Коломбо Белые Гетры
Вовки дома не оказалось. Следовательно, не оказалось и мяча. Я раскачивался на приступке Вовкиного парадного и жадно ел глазами известного в нашем доме хулигана Борьку, который спешил по своим неотложным делам. Поравнявшись со мной, Борька притормозил:
– Чего вылупился?
– Ничего, – сказал я. – Просто так.
– Просто так не бывает, – убедительно сказал Борька и языком передвинул сигарету. – Подь сюда.
Что ж он думает, что я совсем лопух: подойти к нему, чтобы он выписал мне в рыло? Я отступил в Вовкино парадное.
– Я говорю, приблизься, – сказал Борька. – Ничего не будет. Выпишу пару раз в рыло – и все.
Я отступил ещё на шаг. Борька сделал сонное лицо и двинулся на меня. Я поднялся на второй этаж. Борька зашел в парадняк и, задрав голову, сообщил мне, что я получу по скулятнику в количестве прямо пропорциональному числу пройденных этажей. Мы стали дружно пдниматься, поддерживая между собой интервал в один этаж. На каждой лестничной площадке Борька уговаривал меня остановиться передохнуть, ссылаясь на свои плоскостопия и занятость. Наконец я уперся в закрытую чердачную дверь. Не помню всего, что приговаривал тогда Борька. Помню лишь, что в своей яркой речи он подчеркнул, что я собака. Я загнулся, схватившись за живот. После того, как Борька, насвистывая, ушел, в переносице у меня защипало. Я сел на ступеньку, положив голову на колени, и пыль между моими кедами стала плавиться темными горошинами. Из всех казней и пыток, какие я знал, я не мог выбрать наиболее достойной моего врага. Я задавался вопросом, почему в художественной литературе герои-слабаки, к которым пристают хулиганы, в финале рассказа все-таки побеждают. Они пользуются поддержкой зверей. Или запускают противнику камнем в глаз. Или же записываются в секцию бокса и уже в честном бою клепают этому муромою, сколько он заслужил. Я спустился по лестнице и в дверях парадняка столкнулся с Вовкой.
– Давно пришёл? – спросил он.
– Только что, – как можно веселей сказал я.
– Сейчас портфель закину – и идем в футбол.
Футбол – великая игра! Здесь забывается все на свете: и двойки, и зубная боль, и необходимость пробовать домашнее печенье маминой знакомой Дины Никаноровны. Мы играли трое на трое. Я люблю играть трое на трое. Потому что, играя трое на трое, мячом владеешь дольше, чем одиннадцать на одиннадцать. Вдруг все замерли.
– Борька идёт, – тихо сказал Вовка, будто все мы были слепыми.
Не вынимая сигареты изо рта, Борька дружелюбно крикнул:
– Ну-ка, мелочь, откинь шарик – мастер побацает!
Получив мяч, Борька несколько раз подбросил его ногой, словно что-то припоминая, потом сделал замысловатый финт невидимому сопернику и, круто развернувшись, что есть силы вдарил по воротам, которые нам заменяла железная стенка гаража. Стенка зазвенела, а Борька загоготал.
– Коломбо Белые Гетры! – воскликнул он и снова, выйдя один на один со стенкой, забил гол. – А ну, который воротчик, становись!
Вовка с готовностью поплелся к воротам.
– В какой угол? – спросил Борька, держа ногу на мяче.
Вовка криво улыбнулся и сказал, что ему все равно, в какой угол.
– Левый верхний, – сказал тогда Борька и стукнул.
Вовка увернулся, и мяч попал в то место, где до этого стоял Вовка.
– Коломбо Белые Гетры! – издал свой страшный клич Борька и обратился к нам: – Ну что, зеленка, играем?
Мы дружно молчали.
– Мне только – воротчика, а вы все, – сказал он, и игра началась.
Борька прошел трех из пяти наших и с криком «Коломбо Белые Гетры!» несся на меня. Я глубоко вздохнул и бросился к нему в ноги.
– Подкаты не делать, – строго сказал Борька, поднимаясь. – Я в костюме, – и вышел опять на меня.
На этот раз я отступал, выжидая, когда мой противник ошибется. Борька зачастил ногами, и я, уловив момент, выбил мяч и, перепрыгнув подставленную мне ногу, послал его в ворота. А Борька, сделав шпагат, протерся коленом по земле.
– Спокуха. Все в рамках, – сказал он, скидывая пиджак и подворачивая штанины. – Только мне – ещё игрока. А то компот у вас будет слишком жирный.
Я мотнулся влево, а сам с мячом ушел вправо. Борька хотел взять меня на корпус, но только слегка погнул водосточную трубу. Счет стал 2:0. Борька дал Вовке подзатыльник и потребовал себе нового вратаря и ещё одного защитника. Следующий мой мяч Борька отбил рукой.
– Пендель! – заорал он, и, согнав с ворот нового голкипера, стал отсчитывать одиннадцать шагов.
– Семимильными меришь, – сказал нерешительно кто-то.
– Я те дам – семимильными, – объяснил Борька и встал в ворота. – Бей, огурец!
Я разбежался.
– У! – сказал мне Борька в момент удара.
И эхом ему ответил гул гаража за спиной. Ребята уже не играли, а, прислонившись к стене дома, молча наблюдали за нашим поединком. Борька бегал, вылупив глаза, и теперь только старался подальше отбить мяч. Два раза он впиливался в мусорный бак и раз опрокинул на себя ящики, порвав гвоздем рубаху. Меня же подхватывала и несла к воротам противника какая-то волна. Я делал обманные движения, то взрывался на старте, то резко останавливался, заставляя соперника проскакивать мимо мяча, и бил по воротам – головой, носком, баночкой. При счете 6:0 открылась форточка, и знакомый голос вытянул меня из этого урагана. Я остановился.
– Что, струсил? – тяжело дыша, проговорил Борька. В его волосах болтался картофельный очисток.
– Меня уроки зовут делать, – сказал я. – Но я не пойду.
– Почему не пойдешь? – спросил Борька. – Мать надо слушаться.
На другой день, когда я зашел к Вовке-хранителю мяча, его опять не оказалось дома. Я раскачивался на приступке Вовкиного парадняка, когда появился Борька, как всегда куда-то спешивший. Я не в силах был отвести завороженного взгляда от его спокойного лица. Поравнявшись со мной, Борька встал на якорь:
– Здорово, отец!
– Здорово, – нахально ответил я, заряженный в любой момент отсюда слинять.
Борька поставил ногу на приступок и, подумав, спросил:
– Слушай, а вот в Америке этой, в Бразилии, там что, только профессиональный футбол, а любительского нету?
– Вроде нету, – осторожно ответил я.
– Ясненько, – сказал Борька.
Мы помолчали.
– Слушай, – опять спросил он, – а эти самые бразильцы что, и при дождике играют?
– Вроде не играют, – все больше недоумевая, чего от меня хотят, сказал я.
– Так это что ж, – спросил Борька и захихикал, – если, к примеру, до конца матча осталось пять минут – и вдруг дождь, то счет аннулируется?
– Счет аннулируется, – прошептал я.
– О! – воскликнул Борька и, довольный, расхохотался. – Понял? Там хоть двадцать-ноль выигрывай, а туча набежит – и все: счет аннулируется.
Мы ещё помолчали.
– Ну, покеда, корешан, – наконец сказал он. – Я почапал. Меня ещё телка-люкс ждёт. Держи корягу.
И я ощутил в своей руке теплую шершавую ладонь неизвестного мне разбойника Коломбо.
