Александр Логачев - Пушкинская кухня

Царь прокашлялся и продолжает:

– Значит так. Поручение к тебе будет, братишка. Встречу с бухарцами мои ребята тебе организуют, а ты там выступишь. С культурной программой. Как только ты, Пушкин-друг, и умеешь.

Царь наклонил голову, критически поглядел и говорит:

– А знаешь что. Нарядись-ка ты Омар Хайямом. Чтобы за своего сойти. Чтобы легче в доверие втереться. Халат и тюбютейку тебе выдадут. Из дворцовых запасников…

…Не стал я Хайямом наряжаться. Подумал – ну его! Я ж все-таки русский классик, а не на дороге найденный. Поехал как есть. В виде Пушкина. А по дороге к Авдеевой заглянул. К Екатерине Алексеевне. Посоветоваться. И ты это факт у себя в блокнотиках отметь. Потому как архиважный факт, наиглавнейший. Дальше сильно сыграет.

Короче говоря, приехал я в ихнюю грандчайхану, а там уже битком. Ну я и давай выступать. Из раннего почитал, из позднего. Фокус с монеткой показал. Опять почитал – любимое, про ученого кота. Чечетку им забацал, как только я умею. А они сидят и хоть бы хны. Никаких эмоций, ни бу-га-га, ни плача, ни хлопков, ни свиста. Только глазами хлопают. И главное, понимаешь, в глазах пустота полная. Ничего в глазах не горит. Ни манюсенькой искры, ни намека на пробуждение культуры.

Да, подумал я, все – как Авдеева говорила. Хорошо, что послушал ее, захватил, что с собой дала.

– Давай! – кричу денщикам своим. – Заноси!

Те заносят казан с пловом. Крышку сымают. А оттуда враз пар пошел и дух пряный по всему залу.

– Налетай, – говорю, – люди южные! Угощайсь!

Они тут же всем залом повскакивали, налетели. И давай угощаться. Руками черпают из казана и в рты закидывают. А я хожу между ними, кого-то по плечу похлопаю, кого-то взъерошу. И читаю с выражением:

– Однажды в суровую зимнюю пору.

Я из лесу вышел.

Был си-ильный мороз.

А они кивают понятливо, крошки изо рта просыпая. Улыбки у всех счастливые. В глазах что-то разгорается.

– Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая… Что? – неожиданно спрашиваю у бухарца, который кусок мяса в рот заправил.

– Урюк, – отвечает он охотно.

– Нет, – говорю, – с порохом воз.

Диалог у нас, понимаешь, пошел. Взаимопонимание.

Только разве несколько горько от того, что приходится Некрасова читать. Но ничего не поделаешь. Только Некрасовым и можно достучаться до простого народа. Только он с пловом стыкуется.

А наутро царь снова к себе вызывает. И встречает уже прямо на пороге Зимнего. Обнимает.

– Спасибо, – говорит, – братишка, выручил. Сегодня еду в карете и совсем другие картины наблюдаю. Бухарцы все с улыбками до ушей. Лица заметно помудревшие. В глазах ихних что-то культурное заполыхало. Даже движения с метлами, и те стали поблагороднее, что ли. Заметил – у кого-то даже нечто вроде книжек из кармана торчало. Даже не знаю, как тебя отблагодарить, братишка Пушкин-друг. Проси чего хочешь… Нет, погоди, знаю. Эх, бери с царского плеча халат Омархайямовский. И даже тюбютейку в придачу…

А вот секрет того плова знаменитого.

Смотря по желанию, берут баранину одну или еще курицу и голубей и варят их в кастрюле только до половины готовности, после чего мясо и бульон выливают в чашку. Кастрюлю выполаскивают и ставят снова на огонь, положив в нее масло, которое должно не только распуститься, но сильно нагреться; тогда, изрезав полусваренное мясо, о котором упомянуто выше, кладут его в горшок. Рис, вымыв в 2 или 3 водах, насыпают в горшок сверх мяса, а на это наливают бульону, оставшегося от варки мяса столько, чтобы его было на палец выше риса. Покрыв кастрюлю ставят на огонь и по временам вынимают несколько зерен рису, чтобы знать, размягчился ли он и не нужно ли еще прибавить ложку – другую бульона. Нужно, чтобы рис был сварен, оставаясь цел, и чтобы каждое зерно отделялось; в этом-то и состоит настоящее достоинство восточного способа приготовления плова. Когда рис готов, покрывают горшок холстиною, сложенною вчетверо, а сверху крышкою и через несколько времени распускают немного масла, вливая его в ямки, которые делаются в рис ручкою ложки; после чего дают ему еще немного вариться. Готовый плов кладут на большие блюда и убирают сверху мясом; на одном блюде оставляют белый рис, другое обыкновенно подкрашивают частичкою шафрана, третье – каплею клюквенного или свекловичного сока.

13. Формула еды

Однажды Пушкин, Дельвиг и Баратынский читали газету.

Вернее, ее читал Дельвиг, стоя посреди комнаты и отставив в сторону руку. Пушкин с Баратынским лежали на диванах, курили трубки с чубуками.

– Ты гляди, Наполеон-то что творит! – прокомментировал Баратынский предыдущую заметку. А Дельвиг уже следующую читает с выражением:

– Завтра ожидается шторма и наводнения…

– Это нам, дворянам, нипочем, – перебил его Пушкин, зевая, – ты дальше давай.

– Завтра в Петербург приезжает маг и волшебник Калиостро. Предсказание будущего. Игра в карты вслепую. Материализация чувственных идей.

– Ух ты! – Пушкин с Баратынским аж подскочили на диванах.

– Тут до меня доходили слухи, – вдруг нахмурился Пушкин, – что граф этот – шарлатан, народ простой дурит. Думаю, Авдееву надо привлечь к просмотру. Она его вмиг раскусит.

– Если насчет раскусить, то это точно к Авдеевой, – согласился Баратынский. – Берем ее с собой, ей-ей!

И вот, значит, во дворце Белосельских-Белозерских собрался весь цвет Петербурха. Все наше, извиняюсь, высшее общество. Кого тут только не было! Царь с царицей, фрейлины всякие, красотки дома Романовых, сиамские князья Бим и Бом, ну и прочие важные люди. И все писатели без исключения, даже Демьян Бедный и тот пробрался – под видом лакея. В рядок сидели, стеснительно ерзая, молодые классики: Заспа, Щепетов, Дашко. И – конечно же, Авдеева на почетном месте, Екатерина Алексеевна.

Началось представление. Предсказание и карты прошли на ура. Дошло дело до материализации.

– Дамы и господа! – граф Калиостро прошелся перед рядами петушиной походкой, размахивая во все стороны кружевными рукавами. – Я вызываю добровольца. Кто хочет поучаствовать в материализации чувственных идей?

Тут подымается со стула Авдеева:

– Я хочу. – Шагает, значит, вперед. – Сделай-ка ты нам, Калистратыч, борща русского, борща наваристого. Материализуй эту нашу национальную чувственную идею.

– Золото из ртути, вино из воды, женщин из камня, – сверкая золотым зубом, заученно пробубнил граф Калиостро. – Выбирайте, люди петербурхские.

– Э-э, нет, – говорит Авдеева. – Это может у вас, у иноземцев нерусских, все мечтают о золоте-брульянтах или о женщинах из камней. А у нас народ простой, земной. Нам бы чего поестественней. Так что давай, граф, материализуй нам борща.

Тут Пушкин и Баратынский поддержали Авдееву хлопками в ладоши и скандированием:

– Бор-ща! Бор-ща!

И так это у них задорно получилось, что вскоре весь зал захлопал. Вот уже и царь с царицей присоединились к хлопкам и выкрикам «Борща!»

– Ну не могу я борща, – взмолился граф. – Это выше моих магических сил. Трансцендентные потоки не принимают. Высший разум бунтует. Да и Луна не в Сатурне.

– Зато я могу, – говорит Авдеева. – Хоть не из графьев и не из волшебного племени. Эй, народ православный, кто борща хочет, пошли со мной на дворцовую кухню. Я его вам вмиг сготовлю без всяких мраморных женщин и чувственных идей. По старинному рецепту.

Вот по этому:

Борщ этот варят из говядины, баранины, свинины, утки и гуся, или берут разного мяса и живности, варят все вместе; также кладут ветчину и сосиски. Взять 800 граммов говядины, 400 граммов ветчины и половину гуся, вымыть, положить в горшок, чтобы мяса было полгоршка, залить водою, поставить вариться и снимать пену. Свежую капусту нашинковать крупно, полосками в палец шириною, а свеклу обыкновенным манером; положить в кастрюлю, обжарить в масле, прибавить ложку муки, вымешать, развести бульоном, положить в горшок, вместе с двумя нашинкованными луковицами. Кому угодно, можно положить перед обедом 400 г сосисок, обжарив их сначала в масле, подправить двумя ложками сметаны и приквасить по вкусу уксусом. После подправки дать борщу прокипеть ключом. Борщ варят иногда из кислых бураков с кислою, шинкованною капустою. (на 6 персон).

Примечание: если борщ подается с сосисками, то называется: «польский».

14. Триумф де-воляй

Повелел как-то царь провести Всемирные дворянские игры. Программа известная: дуэли на выбывание, бальный марафон, гонки по бездорожью на тройках с бубенцами, порка крепостных на время, художественный загул с медведями и цыганами, вычурное пускание колец из трубок с чубуками и много других, всем хорошо известных дисциплин.

Пушкин потом так об этом рассказывал, попивая чаек из блюдца:

«Вызывает меня царь к себе в Зимний. Бросается навстречу:

– Выручай, братишка!

За стол сажает, наливает пуншу.