Аркадий Аверченко - Повести и рассказы
— «Апельсинов» уже нет — все распроданы.
— Что ж ты, дубина, не берешь их больше?
— Да я взял много, но сейчас же все расхватали. Поверите — с руками рвут.
— А ты мне не можешь где-нибудь достать старый номер?
— Трудновато. За рубль — пожалуй.
— Три дам, только достань.
— Слушаю-с, ваше сиятельство.
Эта наглядная интермедия произвела на колебавшегося Подходцева глубокое впечатление.
— Действительно, издавать журнал прелюбопытно. А книжные магазины тоже будут продавать?
— Конечно! — вскричал Клинков. И обратился к Громову: — Скажите, приказчик книжного магазина, у вас имеется «Апельсин»?
Громов зашел за стол, изображавший собою прилавок, и, изогнувшись, ответил:
— «Апельсин»? Сколько номеров прикажете?
— Десять. Хочу послать своей племяннице, брату, еще кое-кому.
— У нас осталось всего три штуки…
— О, добрый приказчик! Дайте мне десять номеров.
— Не могу, — сухо ответил Громов, — на вас не напасешься.
— О, многомилостивый торговец! Сжальтесь надо мной… Жена запретила мне являться домой без десяти номеров «Апельсина».
— Или берите три, или проваливайте.
Клинков упал на колени и, протягивая молитвенно руки, завопил:
— Я утоплюсь, если вы не дадите мне десяти номеров. О, спасите меня!..
И, встав с колен, отряхнул пыль с брюк, обернулся к Подходцеву и сказал другим, более спокойным тоном:
— Так будет в книжных магазинах.
— Значит, публика, по-вашему, заинтересуется им?
— Публика? — подхватил Клинков. — Я себе рисую такую картину…
Он снова упал перед Громовым на колени и, протягивая к нему руки, простонал:
— Марья Петровна! Я люблю вас, будьте моей.
— Хорошо, — пропищал Громов, кокетливо обмахиваясь подушкой.
— Мы будем так счастливы… Будем по вечерам читать «Апельсин».
— А что такое «Апельсин»? — снова пропищал Громов, скорчив бессмысленную физиономию.
— А-а! — свирепо зарычал Клинков. — Вы, Марья Петровна, не знаете — что такое «Апельсин»?! В таком случае — черт с вами! Отказываюсь от вас! Навсегда!
— Ах — вскрикнула «Марья Петровна» и в обмороке упала Подходцеву на руки.
Такая блестящая иллюстрация успеха и значения журнала рассеяла последние колебания Подходцева.
— А денег у нас хватит? — спросил этот деловой малый.
— Конечно! Полтораста — за бумагу, столько же — типографии, пятьдесят на клише и остальное на мелкие расходы. Первый же номер даст рублей двести прибыли.
— Evviva, «Apelsino»! — вскричал Клинков. — Господин издатель! Дайте сотруднику десять рублей аванса.
Подходцев развалился на стуле и снисходительно поглядел на Клинкова:
— Ох, уж эти мне сотрудники. Все бы им только авансы да авансы. Ну, нате, возьмите. Только чтобы это было последний раз. И, пожалуйста, не запоздайте с материалом.
Клинков сунул деньги в карман и шаркнул ногой:
— Заведующий художественной частью журнала «Апельсин» приглашает редактора и издателя в ближайший ресторан откушать хлеба-соли, заложив этим, как говорится, фундамент.
Поднимаясь в три часа ночи по лестнице, редакция журнала «Апельсин» делала не совсем уверенные шаги и хором пела следующую, не совсем складную песню:
Мать и брат, отец и сын,Все читают «Апельсин».Нищий, дворник, кардиналВсе читают наш журнал.
А Громов добавлял соло:
Кто же не читает,ТотИдиот,В «Апельсинах» ничего не понимает!
Глава VI
ДЕЛОВЫЕ ЛЮДИ
Подходцев с утра до вечера носился по типографиям, продавцам бумаги и цинкографиям…
А ночью ему не было покоя.
Будил его заработавшийся за столом Громов:
— Слушай, Подходцев… Ты извини, что я тебя разбудил… Ничего?
— Да уж черт с тобой… Все равно проснулся. Что надо?
— Скажи, хорошая рифма — «водосточная» и «уполномоченная».
— Нет, — призадумавшись, отвечал Подходцев. — Поставь что угодно, но другое: восточная, неурочная, молочная, сочная, потолочная…
— Спасибо, милый. Теперь спи.
Будил и Клинков.
— Подходцев, проснись.
— Что тебе надо?!
— Сними на минутку рубашку.
— Что ты — сечь меня хочешь? — стонал уставший за день Подходцев.
— Нет, мне нужно зарисовать двуглавый мускул. У меня тут в карикатуре борец участвует.
— Попроси Громова.
— Ну, нашел тоже руку… У него кочерга, а не рука…
— О, чтоб вас черти… Ну, на, рисуй скорей.
— Согни руку так… Спасибо, дружище. А может, ты бы встал и надел ботинки?.. У тебя такие красивые. Я рисую светскую сценку, и одна нога у меня какая-то вымученная.
— О, чтоб вы…
А с другой стороны доносился заискивающий голос Громова:
— Подходушка, можно выразиться: «ее розовые губки усмехнулись»?
— Можно! Выражайся. Если вы меня еще раз разбудите — я тоже выражусь!..
Работа кипела.
* * *В одной из комнат типографии лежал правильными пачками свежий, только что вышедший номер «Апельсина».
Это был великий день для трех товарищей. Десятки раз они хватались за номер, перелистывали его, даже внюхивались в запах типографской краски:
— А, ей-богу, хорошо пахнет. По-моему, прекрасный номер. И рисунки хлесткие, и текст. Хе-хе…
Первый газетчик, который явился за десятком номеров, вызвал самые бурные овации трех друзей.
— Газетчик. Здравствуйте, дружище! У вас давно такое симпатичное лицо?
— А глаза! Прекрасные серые глаза.
— А голос! Если таким голосом сказать покупателю: «Вот, купите этот прекрасный журнал под названием „Апельсин“, — то всякий разорится, а купит!»
— Вы, газетчик, держите его на виду. Он оранжевый, и этот цвет даст такие чудесные рефлексы на вашем лице, что вы покажетесь вдвое красивее…
Распропагандировав таким образом несколько газетчиков, вся редакция высыпала на улицу и отправилась бродить по самым людным местам.
У всех трех в руках красовались номера «Апельсина»… Подходцев шел впереди, делал вид, что читает журнал, и время от времени разражался громким демонстративным смехом.
— Ну и чудаки же! Господи, до чего это смешно.
А Клинков и Громов, шагая сзади и стараясь запутаться в толпу гуляющих, беседовали громче, пожалуй, чем нужно:
— Это новый номер «Апельсина»?
— Да.
— Скажите, это хороший журнал?
— О, прекрасный! Его так расхватывают, что к вечеру, пожалуй, ни одного номера не будет…
— Что вы говорите! Это безумие! Сейчас же побегу, куплю.
— О-ой, — надрывался впереди Подходцев. — Ой, уморили! Ну и юмористы же!
На него поглядывали с некоторым удивлением.
— Читали? — интимно подмигнул он какому-то солидному господину в золотых очках.
— Нет, не читал.
— Напрасно. Такое тупое лицо от чтения хоть немного бы прояснилось.
— Виноват…
— Бог подаст! Я на улице не занимаюсь благотворительностью.
— Как вы смеете?!..
Но Подходцев был уже далеко, догоняя ушедших вперед Громова и Клинкова и крича им во все горло:
— Читали новый журнал? Замечательный!
— Как же, как же! Говорят, на Казачьей улице одного газетчика убили и ограбили у него все номера «Апельсина». В некоторых местах уже по рублю продают! В книжных магазинах уже нет!
— Да, — тихо прошептал Подходцев… — Еще бы! В книжных магазинах нет, потому что эти свиньи не берут. Нам, говорят, журналы не интересны.
— Не берут, — еще тише прошептал Клинков. — А мы их заставим!
И скоро стройная организация пошла в обход по всем магазинам.
Первым входил Клинков.
— Есть у вас журнал «Апельсин»?
— Нет, не держим.
— А селедки у вас есть?
— Что-о?
— Да ясно: раз в книжном и журнальном магазине нет журналов — этот магазин, по логике, должен торговать селедками.
Постепенно он разгорячался.
— Как не стыдно, право! Весь город только и говорит, что о журнале, а они, изволите видеть, не держат! А мыло, свечи, гвозди — есть у вас?! Тьфу!
И уходил, хлопнув дверью и вызвав великий восторг и сенсацию среди скучающих покупателей…
Через пять минут входил Громов:
— Есть… «Апельсин»? — спрашивал он умирающим голосом. — С утра хожу, ищу.
— Нет, извините…
Пошатнувшись, он издавал глухой стон и падал на стойку в глубоком обмороке… Его отпаивали водой, утешали, как могли, обещали, что завтра журнал у них будет, и Громов уходил, предварительно взяв клятву, что его не обманут — усталого доверчивого бедняка…
Через пять минут после него являлся Подходцев.
— Имею честь представиться: управляющий главной конторой журнала «Апельсин»… Хотя вы и отвергли наше телефонное предложение…
— Собственно, мы… гм! Не знали журнала… Теперь, ознакомившись… Вы нам пока десяточка три-четыре пришлите…
Около последнего из намеченных магазинов собрались все трое. Решили устроить самую внушительную демонстрацию, потому что магазин был большой, и публики в нем всегда толклось много.