Михаил Задорнов - Египет
Очередной нанятый мною англоязычный Дерсу Узала сказал, что начинать подъем надо в двенадцать ночи.
- Не раньше? - переспросил я на всякий случай. - Ведь мне необходимо успеть принести все свои грехи на гору к рассвету.... А ноша эта достаточно нелегкая!
Дерсу меня успокоил. Он поднимается на эту гору с такими, как я, полутуристами-полупаломниками через день, все знает. Поэтому не надо его учить. Все успеем!
Когда же мы встретились с ним у подножья горы, он мне тут же заявил, что надо торопиться. Мы поздно встретились и можем не успеть к рассвету. Необходимо взять верблюдов. Естественно, за мой счет.
- Как же так? - рассердился я. - Вы же сами мне сказали, что надо стартовать в двенадцать!
Поскольку все это мы обсуждали по-английски, Дерсу сделал вид, что он меня не понимает, вернее, что понял мое раздражение как полное согласие взять верблюдов и побежал за верблюдами.
Я понимал, что ему надоели эти восхождения с туристами через день и он обманул меня умышленно, чтобы не мучиться в очередной раз пешком, тем более что Аллах подобное восхождение лично ему за испытание не зачтет, поскольку Моисей не с Аллахом встречался на этой горе, не у него брал заповеди. Я рассердился не из-за того, что почувствовал себя в очередной раз разведенной простоквашей. Не из-за денег, потраченных на верблюдов. Я рассуждал, как человек, получивший математическое образование. Ведь если я полпути пройду на верблюде, то мне зачтется только половина грехов. А хотелось отработать все грехи за одну ночь. Потому что вряд ли я соберусь сюда еще раз.
В темноте верблюд шел мягко, но быстро, хотя у него не было фонарика. Первыми мы догнали группу немцев. Они отдыхали у самодельного ларька с напитками и очень завидовали тем, кто обгонял их на верблюдах. Уже через час мы стали обгонять все больше и больше тех, кто вышел значительно раньше нас, и дорога уже казалась освещенной из-за множества фонариков вокруг.
Главное теперь было - не смотреть вниз. Я понимал, что верблюд выбирал самый легкий для него путь, но он почему-то все время жался к пропасти. Обходя камни и валуны, раскачивался так, словно пытался катапультировать меня в эту пропасть. Что бы непременно и произошло, если бы меня от страха, когда я смотрел вниз, так плотно не заклинило между его горбами. Все время хотелось сказать верблюду: "Да посмотри же ты себе наконец под ноги!". Но верблюд гордо смотрел только вверх. Может, поэтому и не боялся пропасти, что просто не видел ее. Опустить вниз голову было ниже его фрегатного достоинства.
Есть святое правило. Если, скажем, на приеме у английской королевы вы не знаете, как вести себя за столом, следите за тем, кто умнее вас в этой ситуации, и просто повторяйте все движения за ним. Здесь, на Синае, синайский верблюд был умнее меня ровно настолько, насколько я умнее его был на российской сцене. Поэтому я стал подражать ему и тоже гордо смотреть вверх, туда, на вершину темного силуэта горы.
Тоненькой спиралью заползали на нее тысячи фонариков. Мерцая и подрагивая, они карабкались по темному силуэту горы и там, в вышине, превращались в звезды, плавно перетекая в Млечный путь.
Я до сих пор помню, как в этот момент мне захотелось, чтобы со мной рядом были все те, с кем я дружил еще в школе, в институте, все, кого я любил в своей жизни.
О пророке Моисее я вспомнил, когда дорога стала круче, все больше стало попадаться по пути валунов. Они мешали моему верблюду. Он недовольно фыркал, то и дело останавливался. Его трудно было сдвинуть с места, словно это был не верблюд, а осел. Хозяин все чаще и громче покрикивал на него, стегал какой-то длинной хворостиной, и верблюд снова шел дальше, туда, ввысь, в небо. Люди целыми группами уже останавливались на обочинах, чтобы перевести дыхание. Чувствовалось, что многие сильно устали.
Бедный Моисей! В отличие от нас он ведь не один раз поднимался на эту гору. И каждый раз там, наверху, Господь давал ему советы, как заставить избранный им, Богом, народ поверить в того, кто их избрал. Но избранники упорно сопротивлялись и продолжали поклоняться привычному идолу - тельцу. Хоть и идол, но конкретный, золотой. Его можно было пощупать и выпросить у него что-нибудь полезное для хозяйства. А Того, о ком рассказывал Моисей, никто ни разу не видел и не слышал, кроме самого Моисея. И неизвестно было, как и что можно у него выпросить. Правда, Моисей тоже Его не видел, а только слышал. Однако как можно было ему, Моисею, верить, если он обещал отвести их из Египта на землю обетованную, а сам заплутался? И столько лет водил хоть и избранных, но полуголодных соотечественников по одной и той же пустыне.
Даже сам Моисей растерялся. Он ради них столько грехов на душу взял целых двенадцать египетских казней. Крыс, мышей, жаб, саранчу... всю эту нечисть наслал на египетские поля, чтобы египетское народонаселение поголовно мучалось. "И для чего все эти мероприятия проводились? Чтобы египетский фараон по-хорошему отпустил евреев из Египта! - видимо, не раз с горечью думал Моисей у подножья этой горы, на которую меня, кряхтя, затаскивал сейчас мой верблюд-фрегат. - И он-таки отпустил. А вот соотечественники оказались неблагодарными. Радоваться должны были, что из плена вырвались!"
Хотя о каком плене может идти речь, когда патриарх Иосиф их сам в свое время в Египет всех перетащил? В отличие от фараона, которому служил, Иосиф разбирался в политэкономии и в государственном планировании и вообще знал не только много мудростей, но и хитростей. Даже жрецы-антисемиты ничего с ним сделать не могли - так фараон его слушался. Благодаря фараоновому послушанию Египет при жизни Иосифа стал больше всех других стран производить во времена послеэхнатоновского кризиса валового продукта на душу населения. Практически Иосиф был первым ученым-евреем при короле в истории человечества, потом многие пользовались этим "ноу-хау".
А еще Иосиф показал всем пример, как надо любить своих соотечественников. Мало того что всех перетащил из деревни в город, он еще и открыл для них разные министерства, фонды, кооперативные лавки, магазины... Словом, всех пристроил на теплые местечки. И ради этого целую перестройку в Египте организовал.
В одном ошибся. Перестройка вечной не бывает. Труды Маркса он не читал. Фараон сменился, и далее все произошло, как писали классики марксизма-ленинизма: после любого расцвета наступает кризис. Кто обычно в кризисе виноват? Евреи. Что такое кризис? Это когда верхи не могут, низы не хотят. Или наоборот. Неважно. Главное, другая династия пришла фараонов-антисемитов - и всех евреев из министерств, фондов и ларьков погнала. В деревню возвращаться им не хотелось. "Уж лучше, - подумали они, в рабстве, но в городе". И остались в Египте, пока этот новый, беспокойный пророк Моисей к ним не пристал: мол, давайте вернемся к себе на родину. Вообще все пророки в истории еврейского народа были очень беспокойными и не давали своему народу спокойно пожить на одном месте. Таким и Моисей был: хватит, говорит, поклоняться идолам, Бог един для всех людей и он нас, евреев, избрал благодаря нашему прадеду Аврааму, чтобы мы учили этой вере и другие народы, и обещал нам за то, что мы их будем учить, землю обетованную. Если мы в нее вернемся, жизнь у нас будет совсем другая. Эта земля очень плодородная, полна ископаемыми, в нее воткнешь палку, а на будущий год с этой палки будут падать лимоны, или помидоры, или апельсины - у кого что. Будем мы на этой земле вечно счастливы и свободны. Словом, собирайтесь - и в путь за светлым будущим. С фараоном я договорюсь.
Однако новый фараон оказался законченным антисемитом. Он и к власти евреев не допускал, и отпускать в светлое будущее не хотел. Во-первых, завидно было, что кто-то будет лучше жить, да еще в другой стране. Во-вторых, как любой антисемит, понимал: эмиграция евреев из государства утечка мозгов. Уперся фараон. И тогда Моисей ему такую разборку закатил, что мало фараону не показалось! За то, что фараон в очередной раз обманул пророка и несмотря на свои же обещания так и не отпустил евреев на землю обетованную, Моисей упросил ангела задушить всех египетских детей-первенцев.
Посмотрел наутро фараон на задушенных первенцев и понял, что с Моисеем ему лучше дела не иметь. И сказал: "Убирайтесь, чтоб я вас никогда больше не видел и не слышал".
Арабы, которые пришли на эти места через две тысячи лет, до сих пор за эту историю на евреев очень сильно обижены.
В общем, после всего, что Моисей натворил, евреям надо было убираться из Египта как можно скорее. Но тут уж сам Господь решил испытать избранный им народ. Начал их с помощью Моисея водить кругами по пустыне и морить голодом. Мол, кто пройдет эти испытания, тот уверует, что Бог един. Тому земля обетованная и достанется.
Не ожидали евреи такого подвоха. Людям, как всегда, любое испытание кажется несправедливостью. И начали они своему пророку закатывать скандал за скандалом. "Сколько можно нас дурить? Ты зачем увел нас из плена, где нам было так хорошо?"
