Павел Зайцев - Увидеть море
За два месяца безработной праздности накопления нашей семьи ощутимо подтаяли. Мы собирали деньги третий год, но все ещё были слишком далеки от своей мечты — покупки московской квартиры — места, где мы, наконец, могли бы начать жить набело, завести детей, пустить корни.
Ощущение вечного отпуска у моря было обманчивым. Годы проходили, но в нашей жизни ничего не менялось. Вокруг все также зеленели пальмы, ярко светило солнце, и алел потрясающими закатами один из самых красивых уголков на земле. Мы всего этого уже не видели.
Так житель Милана годами пробегает мимо какого-нибудь средневекового собора на работу и с работы и не видит ни ажурных витражей, ни искусных барельефов, ни толпы разинувших от восхищения рот туристов. Даже самое яркое переживание, повторенное много раз, теряет силу и новизну.
Наш разум был полностью занят другим.
- Ты видел, как подскочили цены на квартиры в Москве, — с тревогой поворачивалась Светка от экрана компьютера. — Нужно срочно начать откладывать больше денег.
«Больше денег», — беспокойно шипел пластиковый чайник.
«Больше денег», — шелестели за окном пальмы, царапая противомоскитную сетку.
Ночью из-под деревянного порога нашего аппартмента вылезла гигантская черная жаба-бык, которую я однажды, чуть не поднял на руки, приняв сослепу в темноте за хромую кошку. Застыв в свете луны, как индейский тотем, она повернула свою маленькую уродливую голову в сторону нашего окна.
«Больше денег», — прочитал я в её безумных глазах.
Светка устроилась на вторую работу в ещё один ресторан, а я отправился на завод. За каждый час переработки платили в полтора раза больше, и двойной оклад шёл по выходным. В сезон заказы на мороженное в несколько раз превышали производство, так что весь персонал работал в режиме «на износ». Однако люди не жаловались, так как деньги выходили неплохие.
На третий месяц безумного графика силы мороженщиков стали сдавать. Все чаще вспыхивали ссоры по мелочам и даже драки. Люди засыпали прямо у конвейерной ленты. Я два дня подряд пропускал обед — засыпал за столом и просыпал весь обеденный перерыв. Многие сдавались и уходили в отпуск по болезни. Старый недуг настиг и меня — активизировался хронический бронхит.
- Это лекарство снимает температуру моментально, — протянул мне коричневый бумажный мешочек с пилюлями молодой американский доктор. Все стены его кабинета были увешаны грамотами. — Новейшее средство — его пока даже нет в продаже.
Я сердечно поблагодарил заботливого эскулапа. Поработав неделю с повышенной температурой, я был измотан до крайности. Меня уже тошнило от аспирина, но жар не проходил.
Действие новейшего средства превзошло все ожидания.
Температура упала радикально. После того, как градусник зафиксировал цифру 35, я стал белее простыни и пафосно обездвижел на простынях. Три недели я боролся с болезнью, но продолжал работать. Американская медицина нанесла такой удар, после которого бороться дальше я не смог.
Пять дней я не мог встать с постели из-за смертельной слабости. На шестой, волоча ноги, как первая весенняя муха, вернулся на завод. На моё счастье сезон шёл на убыль и смены сократились до жалких двенадцати часов в день.
Полгода трудового безумия, распоясавшийся бронхит и новейшие достижения капиталистической фармацевтики иссушили меня до состояния причудливой экибаны. Однако не обошлось и без неожиданного приобретения — я бросил курить. В измученном болезнью организме просто щёлкнул какой-то тумблер, и я стал абсолютно равнодушен к никотину. Viva la Bronchitis!
Худой, изможденный и некурящий я несся по хайвею судьбы и поблескивал широкой улыбкой из-за стекол подержанного Форда. Любые жизненные испытания я встречал с юмором и оптимизмом. Единственное, что грозило доконать меня — это однообразие и серость.
Сезон спадал, и вновь появившееся свободное время тут же было конвертировано в творческую валюту. Окрыленный я написал несколько песен, и мы с Мишей аранжировали их для двух гитар и, вспомнив прошлое, залаюали небольшой концерт для тесной компании друзей.
Мысль о возрождении группы пришла обоим одновременно.
- Нам нужно другое название, — провозгласил я. — Уж больно круты мы стали для «Подлой Нищенки».
Над названием думали долго, но ничего не рождалось.
- А какие, вообще, у групп имена есть? — решила помочь Светка.
- Ну… у кого как…Агата Кристи, Кино, Алиса, Воскресенье…
- А вы назовитесь «Понедельник», — предложила жена.
- Понедельник — это неплохо, — решили мы. — Отличное название!
Самый унылый день недели, как нельзя лучше, олицетворял наши минорные мелодии и мрачные тексты.
«Нашей бессмертной душе вряд ли хоть что-то поможет уже!» — выразил Миша поэтическое кредо новой группы в одной из своих песен.
В это время у него цвел бурный роман с Ассоль, и над головами влюбленных уже явственно замаячила тень старика Гименея.
- Мы с Ассоль решили вернуться в Россию через полгода, — сообщил Миша по дороге на маленькую звукозаписывающую студию, где мы начали писать альбом. — Там и поженимся. Здесь в Штатах, конечно, хорошо, но жить всегда — это жесть. Чужое здесь всё. Фальшивое.
Возразить мне было нечего.
Флорида зимой — унылое место. Все теряет цвет и блекнет. Пляжи и хайвеи пустеют. Холодный ветер перекатывает сухие песчинки по забытым шезлонгам, а на душе играет нон-стопом один и тот же ностальгический блюз.
В один из таких депрессивных уикендов в гости заехал Дима, который нашел работу по починке кораблей на верфи и в последнее время жил за городом. Мы кинули мясо на решётку барбекюшницы и откупорили бутылку Столичной.
- Ты знаешь, я, наверно, скоро вернусь в Россию, — сказал Дима, помешивая угли длинной пальмовой веткой. — Получил письмо от Вали. Говорит, что любит и ждёт. А что мне тут одному делать? Без языка, без девушки, нелегалом…
За весь вечер мы не сказали об этом больше ни слова. Я чувствовал себя преданным. Для того ли я собирал друзей вокруг себя в этом краю надежд, чтобы в один прекрасный момент все они меня оставили?
Я мечтал о том, что заработав на покупку жилья, мы вернемся года через два-три дружной компанией, купим квартиры в одном доме и будем жить рядом долго и счастливо. Мы с Мишей соберем группу и будем играть и записывать музыку. Света и Ассоль родят нам детей, которые в свою очередь станут дружить, а потом и поженятся.
Не хочешь разочароваться — никогда не планируй за других людей. Жизнь преподала мне этот неприятный урок уже не в первый раз.
В начале ноября 2002го Дима уехал, едва простившись. Он чувствовал мою обиду, и ему было неловко.
Он так и не успел послушать записанные нами на флоридской студии песни. И это было вдвойне обидно, потому что песни вышли отличные. Наша музыка казалась нам такой талантливой, что в голову начали закрадываться мысли о полных стадионах, алчных продюсерах и длинных лимузинах.
- Не вижу причин, почему эти песни не взяли бы на радио, — меланхолично сообщал Миша, в который раз вставляя CD-диск с надписью «группа ПОНЕДЕЛЬНИК» в проигрыватель.
- Возьмут, чего б не взять! — убежденно кивал.
Вся моя сущность была наполнена тихим счастьем и ожиданием чего-то хорошего в эти дни.
Только творческий человек может понять это состояние. Ощущение, сходное с рождением ребёнка. Как мать вынашивает новую жизнь, прежде чем дитя появится на свет, так и творческий человек вынашивает идею, оберегает от злого языка бесчувственного равнодушного критика и делится с редкими единомышленниками, которые поддержат, а, может быть и внесут свою лепту в облик будущего детища. И вот после мучительных раздумий, душевных волнений и упорной работы творение завершено
- А ведь совсем неплохо, — скажет кто-то, не подозревая, каким важным окажется его мнение. — Даже талантливо!
Ради этой секунды признания творец готов на любые лишения. Что ему загубленная карьера, неудавшаяся личная жизнь, пустой карман и презрительные взгляды со стороны преуспевающего общества почтенных и не очень бюргеров!
Разве будет кто-то после смерти этих сторонников тёплого угла и сытной корки говорить: «Ах, посмотрите это же квартальный отчёт самого Колбасова! У меня дома полная коллекция! Интересно, что он хотел сказать этим своим«…увеличению рентабельности компании способствовал рост средней цены реализации за вычетом транспортных расходов…» Вы только вслушайтесь!«…транспортных расходов…» Ах, как точно сказано! Как рано Колбасов ушёл из жизни! Сколько шедевров он мог бы ещё оставить!!!!»
Существует мнение, и не только я его поддерживаю, что всю жизнь на человека давит знание своей конечности, и все, что человек совершает, призвано сублимировать бессмертие или хотя бы помочь забыть о неотвратимости конца.
Но есть ли какой-то более прямой путь к бессмертию, чем творчество? Что не теряет своей ценности и несёт память о давно ставших пылью творцах через века.
