Виктор Конецкий - Невезучий Альфонс (сборник рассказов)
Наш кок Вася
После демобилизации из Военно-морских сил я работал в экспедиции по перегону рыболовных судов на Дальний Восток через арктические моря. И вот принимал однажды в должности капитана рыболовный сейнер на судостроительном заводе в Петрозаводске.
Был 1956 год. Неразбериха в экспедиции царила страшная. Дизельное топливо, например, которое переправляло нам рыболовное министерство, захватила себе Карело-Финская республика и отдала сельскому хозяйству: их тракторам пахать было не на чем; теплое обмундирование доставали чуть ли не в Одессе. Словом, то одно, то другое, то третье…
Голова кругом идет, и очень ругаться хочется. А тут еще кока у нас нет, и приходится водить команду несколько раз в день на берег, в столовую.
Этим всем и воспользовался старший помощник, чтобы уговорить меня взять в рейс коком того беспалого Ваську.
– Кок, сами знаете, сегодня вещь дефицитная, – сказал мне старпом. – Кока надо брать за жабру и тащить на пароход. А вы отказываетесь. Нельзя таким разборчивым быть, товарищ капитан. Всякий дефицит всегда за жабру хватать надо.
Старпом у меня был хороший. Молодой, правда, и не очень грамотный, но умение хватать вовремя развито в нем было чрезвычайно. Помню, когда мы уже пришли в Беломорск, чиф (так на морском жаргоне зовут старшего помощника) однажды ночью три автомобильных покрышки где-то стащил. Из таких покрышек самые хорошие кранцы получаются, а кранцев на судне у нас недоставало.
Заботливый был старпом. Тут ничего не скажешь. Ему за эту заботливость и "мешок завязали" накрепко. Да еще грубоват был, на глотку очень сильный. Матросы между собой звали старпома горлопаном.
Вот он мне и сказал, что этого Ваську надо брать за жабру, пока другие этого не сделали. Я объясняю Василию Михайловичу, что кок больно молодой и никогда не плавал в море. К тому же уголовник – год в тюрьме просидел. Совпадение у него еще такое нехорошее: на руке нет двух пальцев, а фамилия Беспалов.
Старпом ударил себя кулаком в грудь и говорит:
– То, что Беспалов, это ничего. Его Васей зовут. Тезка он мой. А это что-нибудь да значит. Мальчишка? Да. Против факта не попрешь. Но уже в три геологические экспедиции съездил. Желание работать ну прямо-таки крупными буквами у него на морде написано. Боевой, в общем, парень. А в тюрьму по неопытности попал и молодости. В цирке был как-то. В первом ряду сидел. А на манеже – тигры. У одного хвост из клетки высунулся и вот по опилкам извивается. Вася за хвост ухватил, на руку его намотал и ждет: что дальше будет? Тигр сперва удивился. Потом стал на свою укротительницу зубами щелкать. А Вася все держит. Скандал получился. Васю за хулиганство и упекли на годик. Интересный он парень. И характер в нем есть, как видите…
Ну что тут скажешь? Действительно, симпатичный вроде парень.
Вызвал я его к себе в каюту для обстоятельного разговора.
Входит парнишка в замызганной спецовке, смущается, переступает рваными ботинками и старается не смотреть мне в глаза.
– Сколько у тебя, морской бродяга, классов? И какова твоя специальная подготовка?
– Да я еще не морской бродяга. Хочу только. А классов чуть меньше пяти.
– Что ж так мало?
– Не удалось у меня с учебой, – говорит. И впервые мне в глаза посмотрел. Открытый взгляд, чистый. – Батьку, – говорит, – немцы убили. Матка состарилась чего-то рано очень. И все болеет, болеет. Хворь из нее вовсе не уходит лет десять, как война случилась. Сестренка зато у меня уже в седьмой класс ходит. А я вот подрабатываю. Давно уже подрабатываю.
Ну, я, как это начальству в таких случаях и положено, говорю, что ученье – свет, а неученье – тьма, и надо всем учиться.
Он сразу согласился, что это правильно, и стал просить:
– Я учиться когда-нибудь буду. А пока вы меня на работу примите. Как вернусь с вашего плавания, может, сразу куда-нибудь и учиться пойду – на курсы какие-нибудь. Возьмите меня. Возьмите в море.
– Ну, а пальцы свои где оставил? – спрашиваю.
Он вздохнул, потеребил вихры, потом махнул рукой: мол, была не была.
– Проиграл, – говорит, – в карты.
– Так-так. Это уже в колонии, что ли?
– Там. Из-за фамилии. Чтобы в соответствие привести. Заставили урки.
– Зачем же ты, Вася, тигра за хвост трогал? Нехорошо ведь это. Аморально как-то.
– Трудно мне вам рассказать, – говорит Вася. – Не умею я хорошо рассказывать.
– Нет, – требую, – сядь вот сюда на диванчик и объясни. Мне очень интересно знать.
Вася сел, расстегнул воротник. Я дал ему папироску.
– Скучно мне тогда было как-то так, знаете. Скучно, товарищ капитан. Вот и все.
– Как так: все?
– Ну, вернешься из экспедиции домой. А там все скучно так, кисло как-то. Матка болеет. Ругает, что денег мало присылал, что непутевый я у нее народился. Верка все клянчит чего-нибудь. Ребята-дружки поразъехались или учатся. Отстал я от них, отвык. А учиться… ну не лезет ничего в башку, товарищ капитан. И получается, будто кто окошко в комнате заколотил. Вот я и… Получилось как-то так…
– Все понятно, – говорю я. – А теперь отвечай мне честно. Значит, как вышел ты из тюрьмы, тебя на прежнюю работу не взяли? Вот ты на северный перегон и подался. Здесь, мол, всех берут, люди нужны. Так?
– Так, товарищ капитан. Они – геологи мои – алмаз ищут. Секретное это дело. И не берут меня. Морально я разложился, – так мне объяснили. А я хочу путешествовать. Я с детства хочу путешествовать.
– Готовить-то умеешь?
– Умею я, товарищ капитан. Очень даже хорошо готовлю, – сказал Вася быстро и убедительно. – И щи, и кашу, и лепешки.
Вечером я стоял на палубе, глядел на онежские сумерки и думал о том, что до отхода остается двое суток. Впереди длинные переходы, трудное плавание во льдах, а дух у меня уже не тот, чтобы всему этому радоваться. Я и не заметил, как рядом очутился наш новый кок. Он стоял в той же позе, что и я – нога на кнехте, локти на леере, – и тоже смотрел, как сгущаются над водой сумерки. Не люблю я смотреть на такие вещи с кем-нибудь вместе.
– Товарищ капитан, у меня труба дымит, – сказал мой новый кок и сплюнул за борт.
– Ну, – сказал я, – и что?
– Дымит у меня труба, товарищ капитан.
– Наверное, надо прочистить.
– А и верно! – почему-то обрадовался кок и поддернул свои новые синие штаны. Старпом уже выдал ему робу.
Я ушел на берег и вернулся поздно. Там от города до судостроительного завода километров пять. Автобус не ходил: весенняя грязь по колено. Пришлось пешком. Ботинки после этого похода можно было в местный краеведческий музей ставить.
Пробираюсь я от трапа к себе в каюту мимо камбуза, слышу – там железо звякает. Вот, думаю, прав старпом: молодой кок, но старательный. Трубу чистит даже ночью.
Ранним утром кто-то стал дергать меня за ногу. Открыл глаза и вижу, что это наш судовой механик.
– Что вы, – говорю, – спятили, что ли, механик?
– Полундра, – отвечает. – Разобрал ваш уголовник весь пароход на части. И клотик с мачты отвинтил уже, и киль теперь начинает из шпангоутов выбивать.
– Вы, Роман Иванович, в своем уме?
– В своем. В своем собственном. – И смотрит на меня, как тюлень на белого медведя: с тоской и злобой. Надо сказать, Роман Иванович был очень недоволен своей судьбой. Он думал, что по солидным годам, по солидному опыту его на какой-нибудь большой пароход назначат, а его засунули ко мне на сейнеришко. Вот он и злился на все вокруг и раздувал все неполадки. Как говорят – нездорово их преувеличивал. Ну, думаю, и сейчас преувеличивает. Не мог мальчишка за одну ночь весь сейнер разобрать на части. Невозможно это.
– Разобрал ваш новый кок пароход на части, на мелкие кусочки, – повторяет механик со злорадством. Из водопроводной трубы на камбузе теперь бьет артезианский фонтан!
– Воткните, – говорю, – в артезианский фонтан пробку и не мешайте мне отдыхать. Ваше это дело – забивать пробки, а не мое.
– Конечно! Ваше-то только их выковыривать.
– Это уж намек какой-то нехороший. Идите, забейте пробку, а днем мы еще побеседуем. Сами вы подписывали приемочный акт, сами принимали такой пароход, который за два часа мальчишка может на части разобрать.
Тут механик еще посердился немного и ушел. А я прислушался – и действительно, вдруг слышу: шумит где-то вода, сильно так шумит.
Еще потонем прямо здесь, у причала, думаю. Обидно как-то: прямо у причала потонуть в грязной воде.
Быстренько встал, оделся, прихожу на камбуз. А там дымовые и всякие другие трубы на полу лежат. Только одна плита и цела. На плите кок сидит. Увидел меня и облизывается от возбуждения.
– А вы, – говорит, – товарищ капитан, неправы были. Вовсе даже и не надо было трубу чистить. Я теперь как разобрал все, то и понял. Это просто наверху крышка есть в трубе. Чтоб дождь и снег не попадал. Так она, эта крышка, наполовину прикрыта была. Вот и дым.
– Какого же лешего ты другие трубы трогал? – спрашиваю я у кока.
– Раньше-то, в поле, все проще было, – оправдывается он. – Там костерчик разведешь – и все тут. А здесь устройство. Я его изучал на практике.
