Лёха Андреев - Сядьте на пол

Зато всякие обменные истории, истории прямых человеческих договоренностей, меня очень радуют. Во втором классе Киту на очередном празднике подарили наборы-конструкторы. Собирая дома свою модель Оперного театра Сиднея, он с удовольствием рассказывал, что вначале ему дали другой набор, с моделью какого-то скучного небоскреба, который ему не понравился. Но потом он поменялся с Олегом, а после поменялся с Артемом, а потом обратно разменялся, затем ещё с кем-то… И в общем, получил такую почти космическую конструкцию, как раз по своему вкусу.

«А потом нам запретили меняться», — добавил он, давая понять, что можно было ещё лучше настроить отношения с миром.

И я тут же вспомнил: как раз на днях правительство США заявило, что отныне будет контролировать все обменные операции с виртуальной валютой Bitcoin, которая грозит подорвать классическую финансовую систему. Кажется, шибко грамотные опять пытаются загнать нас в рамки своей «единственно верной» ценности? Ничего, прорвёмся.

«Кит сегодня напомнил мне, как я запретил ему брать видеокамеру в обмен на пугач. У них там в четвёртом классе уже вовсю процветает обмен и торговля, и мои запреты его напрягают. Вот он и попытался выяснить общие признаки легитимного бизнеса. Оказалось не так просто сформулировать. Ну, с камерой понятно: она дорогая, наверняка родительская; могут сказать, что ты её украл вообще. А если купить? Должен быть договор — доказательство. А можно ли продавать селитру и смеси для дымовухи? Не стоит, это из категории опасных веществ. Можно ли тогда продавать сами рецепты, без веществ? Наверное, можно. А можно ли навариваться на дефиците? Не лучший вариант, потому что репутация — это тоже ценность. Но если ты сам потратился, чтобы достать редкую вещь — должна же быть наценка? Блин, вот что надо им преподавать в школе! А не Муму топить!» (октябрь 2014)

В ПОИСКАХ УЧИТЕЛЯ

«— Папа, мне приснился сон: хороший динозавр ел плохого!»

(Кит, сентябрь 2008)

За последние годы у меня сильно изменился взгляд на кино и литературу, особенно в тех случаях, когда произведения касаются детей. Хотя, когда они совсем не касаются, это тоже странно — как можно считать серьёзным роман или фильм, в котором детей нет вообще? Это как изучать муравья, отказываясь говорить о муравейнике.

Но с произведениями для детей ещё больше противоречий. Я много раз слышал, что «наши мультики добрее». Ну да, тупое бешенство Тома и Джерри не хочется показывать ребёнку ни в какой дозе. Однако и противоположная крайность, советское затяжное сюсюканье с тряпочными Чебурашками, меня теперь тоже раздражает. На помощь приходят мультфильмы Хаяо Миядзаки, где смелые и неунывающие девчонки всегда заняты чем-нибудь интересным и полезным.

«Ева летает по дому на швабре и доставляет туда-сюда разные вещи. Обычно она не очень любит, когда её просишь что-нибудь принести. Но стоит только сказать "играем в службу доставки" — и маленькая ведьма готова перетаскать весь дом! А если нужно найти какую-нибудь маленькую вещь, которая потерялась, лучший способ — объявить, что мы стали добывайками из "Ариэтти".

Недавно делали опыт, который закончился неудачно: резиновый воздушный шар, наполненный водой, лопнул прямо посреди кухни. Я тут же сказал, что надо быстро вытирать, пока не залили соседей. К моему удивлению, Ева первой схватила большую тряпку, и упираясь в неё руками, погнала воду по кухне. А потом крикнула остальным: «Давайте мыть полы, как Сэн из Унесённых Призраками!» (сентябрь 2013)

С другой стороны, становится понятно, почему взрослики так подсаживаются на современные детские фильмы: инфантильность успокаивает их простыми ценностями. Надо сотрудничать («Властелин Колец»), надо верить в победу добра («Нарния»), не надо брать в руки папины гаджеты («Гарри Поттер»). Это банально, однако цепляет тех, кто забыл.

Иногда под вольную детскую тему удаётся вытащить и небанальное. В «Золотом компасе» у каждого героя есть свой магический зверь-деймон, и именно вокруг этой связи с персональным зверем закручен сюжет. Причём у взрослых деймон принимает фиксированную форму (например, пантера), а у детей он нестабильный: в одной ситуации будет собакой, в другой — стрекозой. Это оказалось так похоже на игры моих детей в три года, что после «Золотого компаса» я специально прочитал биографию автора книги, Филипа Пулмана. И не удивился, когда узнал, что он полтора десятка лет работал школьным учителем.

«Только что Лёва был Люком из "Звездных войн", три минуты порубились, "а теперрр… я… байсук!" — и мы уже играем в барсуков, которые строят дом из сена. Причём это не означает недостатка концентрации: в некоторых случаях он вполне может играть в одну игру целый час. Но бывают и такие настроения с быстрыми переключениями ролей. Особенно утром.

А сегодня Лёва перешёл на следующий уровень. Утром он разбудил меня таким предложением: "Я байсук-Люк! А ты байсук Дайт Вейда!" То есть теперь у нас будут войны барсуков-джедаев.» (июль 2013)

Иначе смотрится теперь и советская киноклассика. Говорите, цензура процветала? Но такие фильмы, как «Приключения жёлтого чемоданчика» и «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещён», скорее подвергнутся цензуре в наши дни: очень уж смелая там педагогика, сейчас за такое вполне могут пришить наркоманию и порнографию.

Или взять «Весёлые истории» по Драгунскому: дошкольники делают дома взрывчатку, гоняют за рулём моторизированного транспорта, играют на стройках и красят друг друга промышленной краской из пульверизатора. Я-то своим детям ещё успел показать, какая у нас была свобода. Но возможно, на момент выхода моей книги эти фильмы уже будут под запретом.

Длинноватое вышло предисловие для главы про учителей. Просто я заметил вот какую странность: лучшие учителя обитают в художественных произведениях. Мы легко представляем себе реальных героев, говоря о медицине (Мечников) или об освоении космоса (Гагарин). Но привести пример реального и хорошего отечественного учителя, с которым бы все вокруг согласились, довольно трудно. Поэтому будем сталкивать картонных героев с реальностью. Будьте осторожны: бумагой тоже можно порезаться.

В моём детстве не было нянь. Вернее, их было мало: обе две на всю страну. Одну звали Арина Родионовна, она была няней Пушкина. Возможно, её роль специально преувеличена советской Церковью Пушкинистики: нужно было показать, что дворянин-белоручка Пушкин черпал свои сказки у простого народа. Так или иначе, мы запомнили: не было бы никаких сказок Пушкина, если бы не его прекрасная няня.

Другую няню звали Мэри Поппинс. Она летала на зонтике, позволяла детям проказничать, и в целом представляла собой отличную альтернативу школе. Как и в случае с Ариной Родионовной, возникал невольный вопрос, нафига нам школа, если с няней гораздо лучше. Да-да, мы знали, что Арина Родионовна является пережитком прошлого, а Мэри Поппинс — пережитком загнивающего капитализма. Но уж больно хороши они были, эти пережитки.

У моих детей няни появились не от любви к литературным персонажам, а из суровой необходимости. Мы поселились далеко от бабушек и дедушек, в чужом городе, где для получения бесплатных государственных услуг надо проделать целый ряд сложных ритуальных танцев. Иногда в такой ситуации выручает работа из дома, через Интернет, но у неё есть свои минусы. В общем, срочно нужна была своя Мэри Поппинс. За двенадцать лет их понадобилось даже несколько — ведь как известно, хорошие няни иногда улетают с северным ветром.

«Расстались с замечательной няней Гулей, которая у нас работала больше трёх лет, а вчера улетела домой, в Туркмению. Снова в Россию её не пустят ещё пять лет, поскольку у неё давно истекли и виза, и паспорт. Но «сдаться» она решила по другой причине: старшего сына надо женить. А до этого дом отремонтировать, и ещё кучу дел сделать дома. И сколько ни мотала её гастарбайтерская жизнь по чужим странам, но вот эти традиции заботы о своих детях всегда оставались для неё такой путеводной звездой, какая нам, белым цыганам, и не снилась. Няня говорила на четырёх языках, и наша Ева немного поучилась у неё турецкому, от неё же увлеклась игрой в шашки и шахматы. А главное оставленное няней слово — ачак — мы теперь всегда говорим при расставании, обнимая детей». (сентябрь 2013)

Общение с нянями помогает осознать несколько важных вещей про учителей, которые, как мне кажется, трудно понять внутри классической системы образования.

Во-первых, выбирать надо учителя, а не школу. Кстати, у греков слово «школа» как раз и означало занятия с конкретным учителем («школа Платона», «школа Эпикура»). Но мы живём в перевёрнутом мире, где родителям предлагается выбирать школы как безликие организации на основе какого-нибудь «рейтинга школ», который не отражает ни способности учителей, ни другие особенности образования в данном заведении. Можно заметить, например, что ТОП рейтингов занимают математические и другие специализированные школы, набор в которые проводится на конкурсной основе. Иными словами, они сначала отбирают отличников и олимпиадников, а потом хвастаются высоким уровнем оценок этих детей. Где же тут заслуга учителей?