Павел Зайцев - Увидеть море
На хайвей медленно опускалась ночь.
Эпизод 27: Луна и Сэлинджер
Через два часа мы вернулись в Хэмптон-Бич. Дима был смещён с поста навигатора с занесением в личное дело и оставлен дрыхнуть в аппартменте. Место второго пилота заняла Светка.
При виде темнеющего неба парни в Нью-Йорке периодически ныли и стенали в трубку, но не могли приблизить свое спасение. Несмотря на трезвость и умение читать по-английски, новый навигатор пустил наш крейсер в незапланированный крюк-круиз по красивейшем городу США, Бостону. Прозевав укромный поворот на объездное шоссе, мы понеслись по оживленным автострадам между небоскребов и сияющих реклам.
- Пожалуйста, повнимательней, — проскрежетал я. Шею свело от усталости, глаза слезились, а руки вцепились в руль, как клешни краба. Через час мы вернулись на исходную позицию и развернулись на второй заход.
- Ой, опять проехали, — испуганно пролепетала Светка, после чего я не выдержал, и стал сочиться желчью, как жертва дорожного наезда. В машине сгустились тучки назревающей ссоры.
- Всё! Давай мне карту и садись за руль! — поменявшись местами с женой, я воткнулся туманным взором слезящихся глаз в карту. Желваки заходили под лоснящейся от жира кожей. Если хочешь, чтобы что-то было сделано, сделай это сам.
- Блин! — сказал я, через некоторое время, проводив взглядом промелькнувший справа заветный съезд, — какой-то он… эээ… незаметный…
- Ну, что? Кто из нас «слепой»? Кто «смотрит в карту, видит фигу»? — торжествующе покрикивала жена.
Пристыженный я молчал и ошалело пялился в лес неоновых реклам, которые подмигивали нам, как хорошим знакомым.
«You will be back!» — уверенно высветились нам в след красные буквы на шляпе проволочного ковбоя.
«Hell, no!» — упрямо помотал я головой.
- Паша, если вы не приедете, то так и скажи, мы пойдем снимем гостиницу, — упавшим голосом заявил в трубку Шурик, — а то у нас уже три раза полицейские документы проверяли.
- Да все нормально, пацаны, мы тут просто немного… ВОТ ОН!!! — заорал я, роняя телефон. Отчаянно сигналя и визжа тормозами, мы еле вписались в магический поворот.
По адресу мы приехали глубокой ночью, но радости парней не было предела. Восторженно басил стокилограммовый Шурик по кличке «Худой» (Саня, почему у тебя такая кличка — «Худой»? — Потому что я худой), смешно выписывал кривыми ногами вензеля астеничный Виталик.
- Вот это машина! Вот это мощь! — нахваливал Шура Интрепид на обратном пути. — А можно проехать? Ну, хоть триста метров?
- Зря вы это, — осторожно заметил Виталик, глядя на устраивающуюся на кресле водителя тушу.
- Аааа! — завопил я, через сто метров, выворачивая руль в Сашиных руках, еле успев предупредить незапланированный полёт в кювет. — Вон из-за руля!
- Да чото я с непривычки, — бубнил Санек, водворяясь на заднее сиденье.
- Не умеет он водит, — кратко пояснил его товарищ, — но любит.
* * *Однако жизнь налаживалась. После приезда парней туристический сезон в Хэмптон-Бич достиг своего пика. Работы за неплохие деньги хватало на всех. Парни устроились поварами, я официантил в Эшворт Хотеле. По вечерам в доме Виталика и Шурика устраивались грандиозные вечеринки с участием студентов из Латвии.
- Пятьдесят долларов и я привезу травы, если хотите, — сообщил Томас, окидывая собравшихся с видом превосходства. Надменное немного скучающее выражение никогда не покидал его лица.
- У папы два завода, так что у нас с вами немного разное будущее, — любил он напоминать к месту и не к месту.
Ничего кроме легкого раздражения и неприязни этот наглый долговязый тип не вызывал, но его неизменно терпели из-за красавицы жены, с которой он приходил на вечеринки. Маша была белокурым ангелом с восхитительными формами. Обтягивающие шортики и маечка только ничего не скрывали, но все подчеркивали, а стильные узкие очки придавали девушке вид беззащитный и интеллигентный. Одно её присутствие в обществе повышало тонус мужской компании сразу на несколько градусов.
- Я могу дать полтинник, а потом раскидаем, — расщедрился Дима, и Томас с парой своих друзей укатили на поиски травы.
Больше Томаса в этот день не видели. На следующий день мы раздобыли его номер телефона. Дима был зол.
- Я не понял или это чего, в натуре, — осведомился он в трубку сухим оффициальным тоном, — где трава?
- Да что-то лень было возвращаться, мы сами все скурили, — шокировал Томас откровенностью.
- Ну, тогда, где деньги, блин?
- Деньги я тебе не верну. Забудь об этом, — лениво резюмировал Томас и отключил трубку.
Вот так конфликт возник на ровном месте.
- Наглая литовская морда! — расстроился Дима.
- Вообще-то он болгарин, — счел я уместным пошутить.
- Да? — быстро включился Дима. — А какая разница? Хехехе.
На следующее утро Томас с неудовольствием обнаружил нас с братом на выходе из своего апатртмента.
- Деньги сам отдашь или в морду сначала получишь? — угрюмо спросил Дима у будущего наследника двух заводов.
- Я ээ… это… у меня сейчас нет времени, но вечером я приду, и разберемся один на один, — отмочив очередную наглость, латыш споро скрылся из вида.
После работы мы собрались у Шурика с Виталиком, чтобы негодовать. Под мандариновый Абсолют негодовалось неплохо, но ощутимо хуже, чем под Абсолют черносмородиновый.
- Ну, теперь даже если он деньги отдаст, в глаз получит, — Дима всегда отличался миролюбием и спокойным нравом, но ситуация вывела его из себя. — Да за кого он, вообще, меня держит? Что я ему лох какой-нибудь!
- На кол проходимца, — сурово качнул массивным черепом Саша.
В дверь постучали.
Лица собравшихся мгновенно посуровели. Четыре пары глаз вперились в дверь, после чего Шурик встал и отворил её.
- Э? Маша? — заготовленные флюиды презрения и угрозы остались неизлученными. На пороге стояла хорошенькая жена Томаса.
- Привет, ребята, — улыбнулась она смущенно. — Вам тут мой муж денег должен. Вот возьмите, пожалуйста. Я также хотела бы извиниться за его поведение — он не должен был так поступать.
На секунду повисла неловкая пауза, лишь в тишине печально похрустывал деревянными стенами ссыхающийся от жары съемный домик. Маша подошла к столу, слегка замешкалась, не без труда извлекая пятидесятидолларовую бумашку из узенького кармашка узких облегающих шортов и повернулась, чтобы уйти. Тут же все вокруг пришло в движение. Мужчины бегали и галдели.
Дима прижимал руки к груди и пытался всучить обратно злосчастную купюру. Я качал головой и с сокрушенным видом всплескивал руками. Шурик по-кавказским обычаям гарцевал вокруг дамы со стулом, одновременно открывая невесть откуда извлеченную бутылку мартини. И лишь один Виталик эргономично пожирал макароны с мясом, не сводя напряженного взгляда с коричневых окружностей, озорно темнеющих под белой маечкой жены латышского вице-олигарха.
- Ну, что вы, Маша, как можно нас так обидеть? Соизвольте хотя бы не побрезговать бокалом вина! За то, что вы оказались гораздо смелее и честнее некоторых мужчин, — заговорил Дима высоким слогом, что легко можно было понять — он холостяковал без малого второй год.
- Вообще-то завтра на работу, — заколебалось воплощение богини Афродиты на Земле, — разве что совсем чуть-чуть.
Под непрестанные шутки, тосты и комплименты «чуть-чуть» растянулось на пару часов. Дима и Шурик так часто поднимали тосты за прекрасных дам, что не заметили стремительного входа в фазу остекленения.
- «Булава» нейтрализует любую пиндосскую ПРО! — стучал Саша массивным кулаком по шаткому столику, забыв про «прекрасных дам», — да мы их разделяющимися боеголовками закидаем!
- И сколько у нас сейчас таких ракет? Сколько? — горячился Дима. В оружии Дима эксперт.
Виталик, как мудрый индейский вождь, довершил расправу над макаронами и заиндевел в кресле-качалке, окутав себя сизыми клубами облегченного Мальборо.
- А кто у вас Сэллинджера читает? — повернулась ко мне Маша, указывая на небольшой томик рассказов, который я притащил из местной библиотеки. — Я обожаю «Над пропастью во ржи». Лицо её раскраснелось, похоже, она совсем забыла о том, что спешила домой.
- Ты Сэллинджера любишь? — воскликнул я с интонацией «красавица, да ты ещё и собутыльник!», разливая Абсолюта в стаканы с мартини. — Это же мой любимый писатель!
- Да, только я рассказы не читала, — с большим интересом она посмотрела на меня, — расскажешь?
Хочет ли кот валерьянки? Хочет ли черная дыра поглотить?
О Сэллинджере я мог говорить часами.
- Я рад, что ты спросила! — солидный «бульк» мандаринового пойла прорвал упругую поверхность вермута и закружился в стакане замысловатыми маслянистыми завихрениями. Опрокинув смесь в раскаленное жерло глотки, я отпустил поводья своего интеллектуального коня.
