Владимир Болучевский - Двое из ларца
Он шел, пробовал икру, приценивался, торговался, советовался с продавцами, какую лучше взять рыбу, чтобы не испортилась в дороге без холодильника, и тайком бросал взгляды по сторонам.
«Должен он меня пасти, – рассуждал Адашев-Гурский, – должен. Он небось и вчера весь извелся, пока я сутки в номере спал и носа не высовывал. На выставку прощаться с Димкой я не заходил, это он знает, улететь вечером не мог, рейсы мои дневные. Значит, здесь я где-то. И уж на рынок-то за гостинчиком местным для друзей, для семьи, по его понятиям, заглянуть должен. Это мне Димон правильно подсказал. Здесь ему, для того чтобы меня засечь, самое правильное место. Не по улицам же бегать. Тем более что я его внешне, считается, как бы и не знаю. Где же ты, родное сердце?
Интересно, а вот когда червяк на крючке извивается, его поведение относительно окуня можно характеризовать как виктимное?»
Он дошел до конца рядов и медленно пошел обратно.
«Нет, только здесь он должен меня караулить. Не шмотки же китайские я домой повезу? Икорку, только икорку и рыбку. Ну? Где же ты?» – Гурский остановился, достал сигарету и, пытаясь прикурить, быстро, не поворачивая головы, одними глазами огляделся по сторонам. Потом, якобы загораживая пламя от ветра, развернулся, склонился к зажигалке и оглядел пространство за спиной.
«Оп-паньки, голуба моя… Вот ты и нарисовался». Александр увидел метрах в десяти позади себя рослого парня в кожаной куртке с откинутым на спину подбитым мехом капюшоном. Тот склонился к прилавку и пробовал с ложечки икру.
Гурский подошел, встал рядом.
– Ну и как, не очень соленая?
– Да нет вроде… – поднял голову парень.– Вкусно.
– И почем? – спросил Гурский у продавщицы.
– Ну, вон ту, – она указала на литровую стеклянную банку, – за сто рублей отдам.
– Да стекло везти неудобно. Кокну еще. А это? – он коснулся рукой, держащей сигарету, пластикового бидончика с крышкой и ручкой.
– Ну, тут побольше двух килограмм…
– За двести, а?
– Ну ладно.
– А довезу я до Ленинграда, не испортится?
– Ничего ей не сделается. Вы ж самолетом?
– Ну да. Сегодня. Вот только вещи в гостинице заберу.
– Довезете, не переживайте.
– Вот и спасибо, – он расплатился, взял бидончик. – Теперь рыбки еще, и все.
«А может, это и не ты вовсе? – думал он, покупая рядом пару балыков кижуча и две теши. – Мало ли здоровых ребят в меховых куртках ходит. Холодно. И рожа не такая уж и бандитская. И вообще, что значит „бандитская рожа“? Ничего не значит. Ровным счетом. Тот на Димку зверем смотрел с высоты своего роста, вот он и оробел. А этот даже и симпатичный. Взгляд открытый. Вот в глазах, правда, что– то… Так это теперь почти у каждого. Жизнь такая. Куртка коричневая. И сумка на плече… Ладно, посмотрим».
Парень не стал ничего покупать и не спеша направился к выходу с рынка.
Александр походил еще немного между рядов, купил и сразу съел большое китайское яблоко и пошел в гостиницу.
Войдя в вестибюль и увидев давешнего парня у стойки регистрации, разговаривающего о чем-то с администратором, он испытал смешанные чувства. Где– то внутри шевельнулись одновременно и тревога, и азарт. Гурский невольно окинул взглядом рослую широкоплечую фигуру.
«Ну… если в честном открытом бою, – прикинул он, – то шансы выжить вообще-то есть. Но только нам это без надобности. Хотелось бы обойтись без рукосуйства. Истинный мастер побеждает без поединка. Максимум, так сказать, общения при минимуме спорта».
Александр поднялся на свой этаж, взял у дежурной ключ, зашел в номер, запер за собой дверь и занялся приготовлениями к осуществлению своего немудреного плана. Все необходимо было сделать очень быстро.
Первым делом он достал купленную трубку, собрал на ладонь немного влажной песчаной грязи с рифленой подметки своего ботинка и плотно потер бурой кашицей девственно блестящую полировку чубука. Затем тщательно обтер комком туалетной бумаги и заново подполировал о краешек шерстяного свитера.
Осмотрел со всех сторон – стало вроде убедительнее. На всякий случай немного погрыз мундштук, оставив на нем явственные следы зубов, и тоже затер их краем свитера. Понюхал чубук – изнутри пахло сгоревшим табаком, потянул воздух через мундштук – на языке остался горьковатый привкус.
«Ну что, – подумал, – по запарке должен схавать. А времени раздумывать ему никто давать и не собирается. И потом, его номер – шестнадцатый. Ему небось не меньше моего вся эта канитель обрыдла. Он тоже домой хочет. Формально он свою задачу выполнил – вот она, трубка. А там дальше пусть старшие гадают. Верно, дружок?»
Переложил настоящую трубку из пуховика во внутренний нагрудный карман камуфляжа, небрежно бросил пуховик на стол и очень аккуратно вложил в один из раскрывшихся его карманов другую, недавно купленную, но так, чтобы она, якобы наполовину вывалившись, сразу, с порога, бросалась в глаза. Отошел к двери, посмотрел, вернулся и чуть подправил.
После этого вынул из сумки большой прозрачный мешок с разноцветными пластмассовыми горошинами и длинные толстые шерстяные носки. Взяв со стола небольшую увесистую пепельницу из литого стекла, опустил ее в носки, засунув один в другой, и убрал в широкий набедренный карман камуфляжных брюк. Мешок поставил возле дивана. Подошел к окну и задернул плотные шторы. Теперь гостиная, освещаемая лишь через дверной проем светом из окна спальни, погрузилась в полумрак. Вернулся к мешку с шариками, подцепил вилкой пластиковый бок, надорвал и потянул за образовавшийся лоскуток. Через дыру содержимое хлынуло на пол. Отступая от стола к двери, равномерно и тщательно разровнял шарики на твердом гладком полу. В мешке оставалось еще достаточно, но и того, что высыпалось, вполне хватило, чтобы покрыть изрядную площадь пола ровным плотным разноцветным ковром.
Распрямился и оглядел результаты труда: полоска света очень удачно падала прямо на торчащую из кармана трубку, оставляя в сумраке плоскость пола. Взглянул на часы – уложился в несколько минут.
«Так… – подумал. – Вот и все, пожалуй».
Зашел в ванную, включил душ и прошел несколько шагов по коридору до небольшого холла, где у столика дежурной по этажу увидел стоящего к нему спиной парня в коричневой кожаной куртке с капюшоном.
– Девушка, – подошел он к столику. – А у меня воды горячей нет. Это как?
– Где?
– Да вон, в номере у меня, в кране. Чуть ли не джакузи есть, – сказал он, обращаясь к парню, – а воды горячей нет. А?
– Бывает… – хмыкнул тот.
– Вы подождите. Откройте воду и подождите, она пойдет, только не сразу, – успокоила Гурского дежурная.
– Ну ладно… – Он развернулся и пошел в номер.
«А коридор от ее столика не просматривается, – отметил про себя. – И в коридоре темновато, свет в номер почти не падает. Все как надо».
– Спасибо! – громко сказал Александр, выглянув из номера. – Все в порядке!
– Ну вот видите… – ответила девушка. – А вы переживали.
«А мы и не переживали ни разу…» – сказал Гурский про себя, запершись в санузле и оставив чуть приоткрытой входную дверь номера.
– А за-ахадити к на-ам на агане-ек… – негромко пропел он под шум душа, сел на закрытую крышку унитаза, отвинтил пробку с захваченной из сумки пластиковой фляги со стратегическим запасом коньяка, нетронутого аж еще с того времени, когда он отхлебывал из нее, сидя на железном полу вагонного тамбура, сделал хороший глоток, закурил сигарету и стал ждать.
Прошла минута.
Две.
Три.
Гурский докурил сигарету, потушил ее под краном и бросил в корзину для мусора.
«А может, это все-таки и не он вовсе, а? – зашевелились сомнения. – А я сижу тут, как этот… как последний пенделок».
Он встал и приложил одно ухо к запертой двери ванной, заткнув другое пальцем, чтобы не мешал прислушиваться шум льющейся из душа воды.
Тишина.
И вдруг ухо уловило какой-то легкий шорох. Потом еще.
Адашев-Гурский осторожно вытащил из кармана и свободно свесил вдоль бедра носки с засунутой в них увесистой пепельницей. Тело его напряглось, словно это он сам прокрадывался в чужой номер, стараясь ничего не задеть в полумраке, не издать ни малейшего звука, он даже перестал дышать. Так нинзя стелится, сливаясь с тенью, пробираясь в логово врага.
И вдруг тишина взорвалась.
Практически одновременно раздались:
скользкое шварканье и звук упавшего тела, сдавленное яростное ругательство, звон разбитого стекла, сухое щелканье разлетающихся по комнате и отскакивающих от стен жестких пластиковых шариков и еще какой-то отчетливый короткий, неприятно костяной стук.
«Это же он небось башкой…» – болезненно сморщившись, догадался Гурский.
– Кто там? – крикнул он через дверь. – Я сейчас, только оденусь. Вы там осторожнее, у меня шарики рассыпались…
Подождал еще минуту, потом подергал за ручку двери и хлопнул по ней ладонью:
– Вот черт! Секундочку, сейчас, тут задвижку заело.
