Сергей Прокопьев - Швейцария на полкровати (рассказы и повести)
В госпитале, очнувшись после ампутации ног, первым делом спросил:
- На баяне буду играть? Руки целы?
- Даже на рояле!
- Не, на баяне дядька обещал научить.
- Девок охмурять! - подмигнула медсестра.
- Не, песни играть! - застеснялся Петро.
- Будешь, солдатик. Обязательно будешь!
Но жизнь, расстреляй ее комар, понесла по кочкам только держись. Не до певучих черно-белых кнопок. Не раз сокрушался Петро: "Рано Гитлер, бисова кровь, войну открыл, ой рано. Не дал баян освоить. Сейчас бы жил не тужил..."
Приходилось инвалиду тужить. Всякое бывало. Одно время фотоделом подкармливался. Из аппаратуры фотокамера трофейная и ничего больше. А тогда не сейчас: щелк-щелк и без всяких проявителей-закрепителей огребай монету. Все в рукопашную. Денег на фотоувеличитель Петру где взять? Да и электричество до родной деревни еще не дошло. Как тот солдат, что из топора кашу варил, разведчик Петро одним фотоаппаратом обходился. При помощи системы зеркал, установленных в состыкованных трубах, солнечный свет залучал в темную комнату на самодельный увеличитель, с объективом от той же фотокамеры. Так печатал снимки со свадеб и других деревенских событий. И вздыхал. Будь в руках баян, королем бы жил, обрабатывая сельские праздники.
- Ничего, мы еще сыграем, - упрямо твердил. - Гармошку все одно освою.
Когда женился, супруга Настасья сразу в штыки встретила мечту о музыкальном будущем.
- Не дури, - злилась на упрямые мечты.
- Боишься, расстреляй меня комар, буду баб охмурять, - смеялся Петро, тогда совсем не дед.
Самое интересное, и, будучи в солидном возрасте, музыкальные мысли из головы не выкинул.
На шестьдесят пять лет дети подарили гармошку.
Радости было. Аж подпрыгивал на протезах.
- Эх, гармошечка-гармазеюшка! - гладил инструмент. - Долгожданная моя!
Пробовал на звук и светился, припадая щекой к мехам.
- От, золотенькие у меня детки! От, Леночка и Боречка! От, угодили папке!
Со шкодным лицом пел:
Растяну меха гармони!
Заглушу аккордеон
Третий день милашка гонит
И меня, и самогон!
"Растянуть меха" он мог, а вот "заглушить" кого-нибудь стройной музыкой - увы... Тем не менее весь вечер за столом не отпускал подарок от себя.
- Дай поставлю на шкаф, - говорила жена. - Че без толку держать. Не умеешь ведь!
- Не трожь, мамка!
Уже на следующий день "мамка" категорически потребовала в ее присутствии не музицировать.
- Мне твои упражнения-испражнения не нужны! Без них нервы истрепал за сорок с лишним лет! Умел бы, тогда другое дело. Не смеши людей!
- А как я научусь?
- Только не в моем присутствии. Без меня, хоть ложкой хлебай... А когда я дома, никаких пиликаний...
- Ты всегда дома!
Пришлось поставить гармонь на шкаф пыль собирать. Но самоучитель дед купил, теорию осваивать, листал и сам над собой смеялся: "Это, расстреляй меня комар, как девок по переписке целовать".
Лет пять стоял беззвучно инструмент на шкафу.
- Испортится без дела, - сокрушался дед Петро.
И только через полгода, после того как схоронил жену, достал "гармазеюшку".
Хотел в кружок записаться. Обзвонил все клубы и не нашел гармошечной студии.
- Ну, и дураки! - оценил ситуацию. - Сам научусь!
На кнопки клавиатуры наклеил кружочки с названиями звуков: до, ре, ми и так далее. Приступая к разучиванию песни, писал свою партитуру. К примеру: до2, ми3, соль1. Что означало в переводе на язык действий: до нажимать два раза, ми - три... Длительность звуков - целые, половинные, четвертные... не обозначались в оригинальной записи. По поводу этой составляющей музыки дед Петро полагался исключительно на слуховые данные.
"Че мне симфонии играть?"
Смастерил несколько пюпитров, дабы самодельные партии песен держать при разучивании перед глазами. Для игры на полу (без протезов, сидя на полу, очень удобно) - одна подставка для нот. В случае музицирования на диване другой пюпитр, за столом - третий. Основательно подготовился.
Разучивал песни, как сам говорил, "давя клопов", или - "клоподавно". Больше, чем на одну кнопку, сразу не нажимал.
Взялся за гармошку настырно. Играть, считал, так играть, а не мечтательные пузыри пускать. Без того уйма лет безмузыкально потеряно. Поэтому продыху инструменту не давал.
Первую песню выбрал "Во поле береза стояла".
- Ух, у нас в разведке один хорошо ее пел! Как затянет, бывало!
Действовал начинающий музыкант так. Усядется, скажем, на полу, пюпитр с партитурой поставит и поехали:
- Во поле бере...
Конечно, каждую клавишу прежде чем нажать, глазами найти надо. Мелодия и без того неспешная, у деда Петро вообще со скоростью черепахи движется. Через очки на носу посмотрит в партитуру, потом на меченые клавиши, дабы точно совместить одно с другим, извлекая песню из гармошки. На пути от партитуры до клавиатуры нередко происходили потери, и тогда вранье закрадывалось во вдохновенную игру.
- Деда, какую-то левизну играешь! - не могла промолчать внучка Юлька.
- Сам вижу! - психовал дед. - Молчала бы, соплюшка!
- Сам соплюх!
Пальцы у гармониста отнюдь не для виртуозных пассажей. Суставы узлами, подушечки шляпками болтов, так и норовили, кроме нужной, за компанию соседнюю пуговичку прихватить. То и дело инструмент блажил аккордом, не предусмотренным нотной грамотой. Случалось, на пути к цели палец за палец запнется, опять затык.
Дед не отчаивался от таких мелочей. Тем более, играл и пел одновременно. Вранье сопровождения покрывал вокальной партией.
- Во поле береза, - к примеру, бравенько сыграет и споет без помарок. Как результат - головокружение от успехов. Забудет, какого следующего "клопа давить". - Вот, расстреляй меня комар! - ругнется и по-новой. - Во поле...
А тут палец оступится, не на ту пуговку попадет.
- Ну, старый тупень! - автобиографично обзовет себя, но продолжает упорно гнуть свое. - Во поле береза...
- Когда она у тебя стоять будет? - не выдержит Елена.
- Ты лучше борщ не пересоли! - защитится музыкант. - Кричишь под руку. Сама вечно соли набуровишь, без самогонки в горло не лезет.
- Тебе лишь бы повод осамогониться найти! То не лезет - пересолила, то не лезет - другая холера!
- Во поле береза стояла, - удачно перейдет трудную часть гармонист, во поле...
И опять тормоз - не может отыскать, с какой клавиши продолжать "кудрявая"...
- На полу неудобно играть, - найдет выход из заминки, - некуда меха растягивать.
Начинает перемещаться на диван. С помощью Юльки установит диванный пюпитр.
- Ничего, - усядется поудобнее, - оно всегда морока в ученье, зато потом, как заиграю, все девки на гулянке мои. "Не забуду четверга, было девок до фига..."
Спел частушку а капелла, без гармошечной поддержки.
- Дед, а зачем тебе девки? - спросила Юлька.
- Любовь крутить!
- Старые любовью не занимаются, - Юлька заявляет, - у них импотенции нет.
- Юлька схлопочешь по губам! - выскочит из кухни Елена.
Дед, прикрывая внучку, громко заведет в который раз:
- Во поле береза стояла!
- Во поле кудрявая стояла, - помогает внучка, но быстрым ритмом собьет, не давая дойти до заветного "люли-люли".
- Юлька, не мешай!
- Дед, ты опять сегодня не заломаешь березу! А зачем ее ломать?
- Чтобы тебя прутиком выпороть! Может, старших начнешь уважать! Любовь они, видите ли, крутить не могут!
- Папа, прекращай! - снова прибежит из кухни Елена...
Так бился за музыкальное будущее наш гармонист.
К моменту действия сегодняшнего рассказа, когда дед Петро праздновал День Советской Армии, он уже прошел начальный этап ученичества. И, как всегда самоуверенно, считал, что победил гармонь. Клавиатура все еще была в кружочках, хотя гармонист уже свободно ориентировался в расположении клавиш. На гулянках после первой рюмки рвался поразить гостей исполнительским мастерством, хватался за инструмент. Не всегда Елене удавалось вовремя пресечь гармошечные порывы. За душу, что там говорить, музыка из-под пальцев деда Петро никого не брала. Если и развлекала гостей, исключительно как цирковая экзотика: древний дед гармошку на восьмом десятке освоил.
Как бы там ни было - мелодии наш герой научился "клоподавно" выводить. С поддержкой басами дело обстояло хуже. Правая рука с левой никак не могли спеться. Одна в лес, другая - по своим делам. Аккордами, как говорил дед Петро, "горстями", - вообще плохо получалось.
Это не смущало гармониста, играть он любил. Репертуар был не слишком богатый, но по одной песне на все случае жизни. "Заламывал березу", "искал Сулико", выпрашивал у мороза милость по отношению к себе и коню белогривому... Согласно тематике февральского праздника, растягивал меха "по долинам и по взгорьям...".
"Дивизию" на место боев вел с привалами, на которых прикладывался к бутылке и дремал, положив голову на гармошку.
В эти моменты Елена радовалась: "Кажется, успокоился". Однако вскоре опять "шли лихие эскадроны".
