Борис Егоров - Не проходите мимо

Фельетон двадцать второй

ИСТОРИЯ И МЕСТКОМ ВАС ОПРАВДАЮТ

Прежде дом был знаменит только своими пузатыми, как самовары, колоннами. В нем мирно обитали два взаимоисключающих учреждения - "Облводка" и "Горводопровод". Потом неведомо зачем их слили. Новый гибрид был назван трестом "Буфет-ларек". В результате проведенной реформы нижний этаж здания высвободился, и туда перекочевала местная филармония. С тех пор этот особняк иначе, как "домом с музыкой", никто в городе не называл. Перед фасадом внутри загончика, обрамленного литой чугунной оградой, целыми днями толпились представители концертно-эстрадных жанров. Работники треста "Буфет-ларек" из своего бельэтажа слышали увлекательные разговоры об отгадывании мыслей на расстоянии, заниженных ставках, репертуарном кризисе и о пантомимах для детей дошкольного возраста. На сей раз здесь шумели более обычного. Уже три дня формировалась концертная бригада Елизаветы Калинкиной для гастролей в колхозах области. И сегодня дирекция филармонии в лице товарища Какаду должна была окончательно решить, кто же, наконец, отправится в дальний вояж. Происшествие это не было рядовым. Актерским коллективам редко дозволялось удаляться от областного центра. - Творческая масса не должна отрываться от руководства, - назидательно говаривал товарищ Какаду. - Если она уедет далеко, как я буду осуществлять повседневный контроль? К счастью, после того как в "Красногорской правде" появилось письмо сельских зрителей, истосковавшихся по культ-обслуживанию, решено было направить бригаду в самый отдаленный район. Филармонисты страстно мечтали о поездке, втайне опасаясь, что многих могут не включить в программу. Естественный репертуарный отбор производил сам товарищ Какаду, и это осложняло ситуацию. О чем бы сегодня ни беседовали артисты, все в конце концов сводилось к одному: возьмут или не возьмут... В глубине аллейки сосредоточенно прогуливалась почтенная Дама в накладных буклях - бабушка местного чревовещания Турнепсова-Ратмирская. Время от времени она беседовала сама с собой по поводу предстоящих гастролей. В последнем сезоне ее оригинальный жанр испытывал репертуарный голод. Специфика чревовещания устрашала известных авторов, и Турнепсовой в основном приходилось пробавляться продукцией крючника-малоформиста Взимаева. Вот и сейчас, уловив на величавом лице Ратмирской признаки уныния, малоформист быстро подбежал к ней. Вкрадчивым голосом человека, продающего товар из-под полы, Взимаев произнес; - Уймите волнения страсти. Взимаев о вас позаботится! Есть стихотворный скетч специально для вашего жанра. "Экскаватор и новатор". За новатора вы говорите, а за экскаватора вы вещаете, понятно? Публика впервые услышит голос шагающего экскаватора! Чудный утробный юмор! Шагай вперед, мой экскаватор, Ведь на тебе сидит новатор! Новатор крутит регулятор Шагай вперед, мой экскаватор! - Я подумаю! - ошеломленно сказала Турнепсова. Ей не хотелось осложнять отношения с универсальным Взимаевым. - Пятнадцать минут на размышление, - ультимативно произнес литературный крючник и побежал на другой конец сквера. Беспокойство творческих работников по поводу предстоящих гастролей имело под собой фундамент. Никогда нельзя было угадать, чего потребует товарищ Какаду в текущий момент. Все зависело от того, какую передовую статью сегодня утром он прочитал, какой разговор имел с начальством, кто что ему сказал по телефону. И он тут же, не переводя духа, кидался "проводить в жизнь" руководящее указание. Но проводником он вое же не являлся. Если говорить языком физики, то его скорее можно было назвать трансформатором, так как все, что он читал и слышал, странным образом трансформировалось в его голове и зачастую обращалось в свою противоположность. ...Однажды руководитель филармонии, по ошибке попав на Совещание физкультурников, услышал о том, как важен массовый туризм. Он созвал репертуарно-музыкальных деятелей и Срочно приказал составить программу, посвященную пропаганде дела массового туризма среди трудящихся. В эту программу товарищ Какаду предложил включить песенки "Я хожу, хожу, хожу...", "Эх, расскажи, бродяга..." и "Выплывают расписные..." Репертуарно-музыкальные деятели указания своего шефа не выполнили. Они знали: надо подождать сутки, завтра будет другая передовая, а следовательно, другие "установки". Так все и произошло. Передовая, напечатанная на следующий День, призывала к высокой идейности. - Есть новое указание, - сказал товарищ Какаду. - Идейность. Надо бороться. И он сразу же встал в первые ряды борющихся. Директор филармонии напал на мастера художественного свиста, чью соловьиную программу он признал абстрактной и безыдейной. Кончилось тем, что свистуна одевали под Соловья-разбойника и выносили на сцену сидящим на дереве. Там он десять минут олицетворял собой былинного злодея, после чего аккомпаниатор в гриме Ильи Муромца (носитель прогрессивного начала) сбивал его палицей. Но труднее всего было с юмором и сатирой. Смех настойчиво требовал себе "зеленую улицу". И товарищ Какаду зашёл в тупик. - Где достать Гоголей и Щедриных? - страдальчески вопрошал он. - Надо откликнуться, а то ка-а-ак аукнется!.. Надо искать! И товарищ Какаду нашел. Нашел в ансамбле сопельщиков и гудошников солиста по фамилии Щедрин. Сопельщик был немедленно переквалифицирован в сатирика. По заказу товарища Какаду он приступил к созданию обозрения "История одной филармонии", и уже сам Взимаев ревниво поглядывал на новоиспеченного конкурента. Вот отчего деятелям эстрады никогда не было известно заранее, что день текущий им готовит. Озабоченные ходом событий, они скопились у окна кабинета, в котором товарищ Какаду, совместно с Елизаветой Калинкиной, составлял программу гастрольной экспедиции. В маленьком кабинетике, оклеенном серыми обоями, вот уже два часа продолжалась битва за репертуар. Товарищ Какаду сидел за столом, покрытым мышиным сукном, и священнодействовал над списком артистов. - Учтите. Прочувствуйте. Надо идти навстречу сельскому зрителю. Затрагивать колхозную тематику. О чем говорилось в сегодняшней передовице "Красногорской правды"? О животноводстве и птицеводстве. А что такое наша газета? Орган областного руководства. Значит, руководство нацеливает нас на птицеводство и животноводство. А вы недооцениваете! Недооцениваете... - Почему же? Я, наоборот... - Наоборот не надо. Будет переоценка. Так что у вас имеется в наличии по поводу птиц и животных? Птиц и животных... птиц и животных... Во время разговоров товарищ Какаду нередко повторял одни и те же слова или части фраз. Можно было подумать, что В его голове спрятана патефонная пластинка. Запись на ней стерлась, и иголка ходит по одной и той же борозде. Калинкина нервно прохаживалась по комнате. Грушевидная голова товарища Какаду (где едят - пошире, где думают - поуже) раздражала Елизавету Прохоровну своим мерным покачиванием. - Есть ряд неплохих вещей, - сказала Калинкина. - А они отражают сельское хозяйство? Хозяйство... хозяйство... - Отражают, отражают, - в такт ответила Елизавета Прохоровна. - Мы так и решили - включить их в программу. Отрывки из романов "Ясный берег" и "От всего сердца". - Во-первых, вы не имеете права решать, - заметил товарищ Какаду. - Решают наверху. А во-вторых, не та тематика: "Ясный берег" - это что-то ко дню флота, а "От всего сердца" - романсом попахивает... попахивает... попахивает... - Учтите: авторы - лауреаты... - Лауреаты? - переспросил товарищ Какаду. - Что ж вы мне раньше не сказали? Раз лауреаты - значит, можно... Ну, а по музыкальной части что? - Певцы исполняют арии из "Чародейки" и "Пиковой дамы". - Автор не лауреат? - Нет. - Тогда не пойдет. И по теме не то - предрассудки, пропаганда карточных игр... Нам нужно другое - о птицеводстве... птицеводстве... птицеводстве... - Так у этого автора есть птицеводческий балет - "Лебединое озеро", улыбнулась Калинкина. - Насчет лебедей указаний нет. Вот если б гусь... - Лебедь - это гусиный родственник, - быстро нашлась Елизавета Прохоровна. - Родственник? А нет ли тут семейственности? А вы знаете, что в прошлом году писалось о семейственности? - Очень хорошо знаю. - Очень не надо. Это может привести к перегибу. Лебедя не надо... А что исполняют разговорники? Прошу подбирать репертуар в разрезе поднятых мною вопросов. - Сцена из комедии "Волки и овцы", монолог из пьесы "Овечий источник". - Волки... волки... волки, - прощелкал товарищ Какаду. - Гм... Ах, да! В позапрошлом году было указание их уничтожать. А в этой вашей комедии их как? - Обличают. - Это в свете решений. В свете решений... Перейдем к следующему вопросу. Ксилофонист. Что он может в колхозном смысле? Например, про МТС? - Ну, знаете! - не выдержала Калинкина. - Нельзя же так утилитарно подходить к программе. - Утилитарно... утилитарно... утили... Сбор утиля мы отразили еще в прошлом месяце. - Верно. Танцевальная сценка "Мы приехали к вам в гости, вы нам сдайте тряпки-кости". Сняли после первого же концерта. - Это не имеет значения. Главное - тема была отражена, отражена... отражена... Товарищ Какаду говорил размеренно, со скоростью одно слово в пять секунд. И сегодня чаще, чем когда-либо, патефонная иголка скользила по одной и той же борозде... Существовал только один верный способ вернуть товарища Какаду в русло беседы - произнести магическое слово. Магические слова живут не только в сказках. Они существуют и в мире реальном, что не мешает им обладать чудодейственной силой. Их много еще, магических слов. На смену фразе-отмычке "Сезам, отворись" пришло прозаическое, но не менее действенное словосочетание; "Я от Сезам Ивановича". Едва оно прозвучит, как мгновенно распахиваются задние двери магазина, передний вход театра и даже объятия начальника Отдела кадров... Вместо древнего заклинания "Встань передо мной, как лист перед травой" появилось энергичное и категорическое "Явка обязательна". И этого достаточно, чтобы заставить любого ответственного работника примчаться на собрание-заседание с резвостью конька-бегунка... К той же волшебной категории принадлежат: "Согласовано наверху" (заменяет устаревшее "По щучьему велению"), "В порядке ведения" (бывшее "Не вели казнить, вели слово молвить") и сладкозвучное "Сумма прописью" (вместо "Ох ты, гой еси, чего хочешь проси"). Удивительное действие оказывала на товарища Какаду любая фраза, содержащая в себе слова "директива", "инструкция". Услышав их, он немедленно замолкал и настораживался. - Мне пришла в голову директивная мысль! - воскликнула Елизавета Прохоровна. - Что? Директивная? У вас? Почему? Вы же не руководящий работник... Вам могут приходить лишь инициативные мысли... Но слово "директива" произвело необходимый спасительный эффект. Товарищ Какаду запнулся. Беседу можно было продолжать. - Надо еще включить в программу жонглера, - предложила Елизавета Прохоровна. - А как у него тематика? Как решена проблема подъема целины? Целины... целины... - Плохо решена. Недоучитывал до сих пор. Но, несмотря на это, десять лет пользуется неизменным успехом. - Десять лет назад я работал в другом месте. Поэтому за его репертуар не отвечаю. А сейчас пусть решает проблемы. - Хорошо, я с ним поговорю, - усмехнулась Калинкина, - но за успех не ручаюсь. - Тогда не поедет, не поедет... - Ну, а что вы предложите мне как фокуснику? Откликнуться на насущные вопросы повышения удойности крупного рогатого скота? Об этом, кажется, говорилось во вчерашней газете? - Говорилось. Правильно. Надо откликнуться. Как это отражено на сельскохозяйственной выставке? Показом экспонатов. И мы должны показом... Например, так... например, так... например, так.... Вы выносите на сцену большую охапку кормов. Сено и прочий силос. Накрываете это плакатом. Текст: "Столько ест непородистая корова". Переворачиваете плакат - текст: "А вот что она дает взамен". И вместо кормов под ним стакан молока. То же самое делаете второй раз. Кормов горсточка. А вместо стакана - бидон. Текст: "А вот производительность труда породистой коровы". Доходчиво, наглядно, сельскохозяйственно. - Слушая вас, - сказала Елизавета Прохоровна, - я всегда мечтаю об одном фокусе... - Мечтайте. Мне неизвестны инструкции, запрещающие мечтать. - Найти бы такую инструкцию: накрыть ею одного моего любимого начальника, потом поднять - ан исчез он. Нету его... - Пользуйтесь. Пока есть указания о развитии критики и самокритики пользуйтесь. Критикуйте. А я обязан терпеть ваши выпады. Но бригаду по вашему списку не пошлю. Нет у меня прямых инструкций на нецеленаправленный репертуар... репертуар... репертуар... Елизавета Прохоровна махнула рукой и вышла из кабинета во дворик. По печальным лицам актеров, стоявших под окном товарища Какаду, Елизавета Прохоровна поняла, что они слышали все обсуждение программы. - А мне, братцы, обидно не за себя, за зрителя досадно, - голосом Ивана Сусанина пробасил Бурлаков. Музыкант-виртуоз тоже был оскорблен до глубины души: - Жаловаться буду... Письма писать буду... - Писали уже, - пожала плечами Турнепсова-Ратмирская. - А товарищ Какаду сидит себе сиднем тридцать три месяца и три дня. Для меня всегда это остается загадкой: как такие люди попадают в искусство? Он ведь в "Горводопроводе" работал, а после слияния с "Облводкой" не у дел остался... И что его тут держат? - А за что его увольнять? Он ничего не нарушает. На все откликается, молвил малоформист Взимаев. - Зря ругаете руководство. Ей-богу, с ним легко обновлять репертуарчик. Деликатный человек - никогда не скажет: халтура, моя. Заглянет в инструкцию, и все в порядке! Так что понапрасну наваливаетесь на вполне приемлемую личность. Елизавета Калинкина молча слушала сетования своих коллег. Ее мысли были заняты предстоящей поездкой. - Но как быть с бригадой? - задумчиво произнесла она. - Как спасти номера? Где ее достать, дополнительную директиву? - Постойте, дети! - воскликнула прародительница местного чревовещания. Дополнительная директива... дополнительная директива... - Что с вами? - удивился эксцентрик. - Вы, видимо, стали заговариваться, как товарищ Какаду. - Это ничего... это ничего... Тьфу ты, нечистый дух!.. Будет нужная директива! Елизаветушка! Айда! И, оставив удивленных сотоварищей в скверике, Турнепсова-Ратмирская увлекла Калинкину за собой. Шум под окнами товарища Какаду стихал. Серый кабинетик нагрелся под лучами полуденного солнца. Стало душно, как в теплице. Товарища Какаду разморило. Он клюнул носом. Клюнул раз, клюнул два и впал в состояние блаженной дремоты. СОН ТОВАРИЩА КАКАДУ И снился чудный сон товарищу Какаду. Ему снилось, будто бы он назначен руководить всем искусством сразу. Выдали ему персональный "ЗИМ", запряженный четверкой бронзовых коней, с возницей Аполлоном па ковровом облучке. Приезжает товарищ Какаду в свой кабинет, а в прихожей все девять муз сидят за секретарскими столиками и подшивают инструкции. - Мельпоменочка, - игриво потрепав музу по подбородку, сказал товарищ Какаду, - можете пускать драматургов! В кабинете стен не видно - кругом картотеки, картотеки... Каких только необходимых вещей в них нет! Инструкции, директивы, указания, цитаты, рецензии, отзывы, мнения и высказывания всех вышестоящих работников... Но больше всего тешили его взор никелированные, похожие на холодильники репертуарные автоматы. - До чего искусство дошло! - умилился товарищ Какаду. - Прежде напрягаться приходилось, ответственность нести, а теперь раз, два... дзинь-бум... - и отзыв готов. Машину не обманешь! Из прихожей донесся властный голос. - Опять Бомаршов, - поморщился товарищ Какаду. - Пьесу пришел проталкивать. - Распорядись насчет денег, Какадуша? - закричал Бомаршов с порога. Пьесу тебе приволок. - Сейчас провернем! - потер руки товарищ Какаду. - Кого это ты проверять вздумал? - закричал Бомаршов. - Меня, члена всех комиссий и всех редколлегий! Да я же переиздаюсь каждый год! - и он принял позу, в какой запечатлен Пушкин на Пушкинской площади в Москве. Товарищ Какаду взял пьесу, сунул ее в репертуарный автомат. Дзинь-бум! лязгнула машинка, и из нее выскочила карточка: НАРУШЕНИЙ СТАНДАРТОВ НЕ ОБНАРУЖЕНО. НЕПРИЯТНОСТЕЙ НЕ БУДЕТ. - Ну, вот и все, - радостно сказал товарищ Какаду, - вот и получил ваш шедеврик одобрение. Он оглянулся, но драматурга уже не было. Только облако винного пара степенно поднималось к потолку. А перед товарищем Какаду возникла уже высокая женщина с белокурой косой. - Оставьте ваши фокусы, товарищ Калинкина! - закричал товарищ Какаду. Почему вошли без доклада? - А я не Калинкина, - сказала женщина. - Я Публика - муза общественного мнения. "У меня вроде такой в аппарате нет, - подумал товарищ Какаду, - наверное, внештатная единица". - Мнение вашего автомата для зрителя не закон, - сказала Публика. - А вдруг никто не пойдет на эту пьесу? - А мы ей рекламу устроим! Премию на конкурсе подкинем. По воем театрам пустим. Куда зритель денется? Выхода нет. Пойдет, как миленький. Внештатная муза, сраженная аргументами, пригорюнилась. - Эй, кто там? - крикнул товарищ Какаду властно. - А, Терпсихорочка! Ты сейчас дежуришь? Вот тебе мой указ: если эта гражданка, по фамилии Публика, придет еще раз - не принимать! Ясно? - Так точно! - встав по стойке "смирно", отрапортовала дежурная муза. Раздалась тихая музыка, и в балетной юбочке впорхнул бородатый автор. "Я принес либретто нового балета на современную тему!" - жестами объяснил он. Товарищ Какаду нашел ящик на букву "б". - Б... ба... бал... Так! Балет на современную тему? Нужен! Давайте посмотрим, чего вы налибреттили.,. Молодежная тема. М... М... мол... Так! Тема тоже нужна! Так... Собрание. "Па-де-де секретаря первичной организации и активистки", А о чем они здесь говорят? Какую разъяснительную работу он проводит среди нее? - Но это же балет, - жестами возразил автор. - В нем все чувства выражаются танцем. - Недомыслие. Неприлично секретарю танцевать весь вечер. Пусть немножко потанцует, а потом произнесет речь. А остальные что, немые? Нехорошо. Зажим критики. Пускай и они используют право голоса. Пусть все говорят! Потанцуют - поговорят, потанцуют - поговорят. Вот так и пишите! Автор беззвучно заплакал, сделал пируэт и убежал, утирая слезы бородой. Вдруг раздался топот. Товарищ Какаду оглянулся. Перед ним отбивали шаг на месте несколько десятков людей. Они смотрели на товарища Какаду умоляющими глазами, протягивали руки и жалобно канючили: - Работать охота... Снимать охота... Кинорежиссеры мы... - А-а, - обрадовался товарищ Какаду. - А я-то было испугался! Ну, с вами я умею разговаривать! Вот бог подаст сценарий, тогда заходите! А потом кто рас знает, как вы снимаете? Кто может гарантировать, что вы выпустите хорошие фильмы? Нет уж, лучше мы ничего не будем производить. Ясно? Освободите помещение! - Освободите помещение! - повторил грозный женский голос. И опять товарищ Какаду увидел перед собой музу общественного мнения в образе Елизаветы Калинкиной. - Раз-два-три! - приказала Публика, и мгновенно исчезли все картотеки. Репертуарные автоматы, жалобно позвякивая и на ходу теряя болтики, поплелись в окну, рассчитались па "первый-второй" и сиганули в него. - Все рушится! - закричал товарищ Какаду. - Гибель инструкций! Конец искусства! Он бросился к телефону. Дрожащей рукой набрал номер вышестоящего товарища. - Как быть? - завопил он. - Что делать? Как принимать решения? - Самостоятельно, - ответила трубка. - И давно уже пора! Товарищ Какаду в ужасе бросил трубку...