В. Артемов - Остроумие мир. Энциклопедия

* * *

В один из периодов жизни Александр Дюма, весь промотавшийся, услышав о необыкновенном добродушии местного епископа, смело явился к владыке и попросил у него в долг. Епископ, очень хорошо зная, с кем имеет дело, сначала было отказал, но потом поддался своему врожденному добродушию и дал просимую сумму, причем, однако же, твердо решил, что деньги эти пропали безвозвратно и что он так и должен считать их потерянными. Но к его несказанному изумлению, Дюма через некоторое время принес и уплатил свой долг сполна. Прошло несколько месяцев, и Дюма вновь явился к епископу и вновь попросил в займы. «Ну, нет, — отвечал ему епископ, — я не из тех, которые дают надуть себя два раза подряд!»

* * *

Какой-то господин смотрел долгое время в упор на Дюма. Тот вышел из терпения и спросил его, чего он на него уставился.

— Нельзя разве на вас смотреть? — возразил господин. — Собака преспокойно смотрит на епископа, и ей это в вину не ставится.

— Но с чего вы взяли, что я епископ? — спросил Дюма.

* * *

Александр Дюма путешествовал по Испании. В Мадриде на улице к нему протянул руку нищий испанец, драпировавшийся в свои живописные лохмотья. Путешественник был раздосадован его приставаниями и вместе с тем поражен бодрой и крепкой внешностью.

— Как тебе не стыдно клянчить и бездельничать, — сказал он нищему. — Ты такой здоровенный мужчина и мог бы честно зарабатывать свой хлеб.

Испанец тотчас принял самый гордый и надменный вид и отвечал:

— Милостивый государь, я прошу подаяния, а вовсе не совета.

* * *

Какой-то хвастун и враль рассказывал Дюма, что он объехал весь свет и видал всякие чудеса и что он очень удивляется, как это ни один автор не упоминает о капусте, которую он видел где-то в Африке или Америке. Капуста эта, по его словам, была так колоссальна, что под тенью ее листа могли укрываться пятьдесят всадников, построенных в боевом порядке, и даже совершать военные действия. Как только он кончил свое повествование, Дюма принялся с самым серьезным и невозмутимым видом рассказывать, как, будучи в Японии, он видел большой котел, над изготовлением которого работали триста человек. Из них полтораста были внутри котла и полировали его.

— Но к чему же такой огромный котел, что в нем варить? — насмешливо возразил враль.

— Как что варить? — спокойно возразил Дюма. — А ваша капуста, о которой вы сейчас рассказали, в какой же другой котел она поместилась бы?

* * *

Французский писатель Виктор Гюго однажды отправился за границу.

— Чем вы занимаетесь? — спросил у него жандарм, заполняя специальную анкету.

— Пишу.

— Я спрашиваю, чем добываете средства к жизни? — уточнил свой вопрос пограничный страж.

— Пером.

— Так и запишем: «Гюго — торговец пером», — сказал жандарм.

* * *

Один литературный критик явно бросал вызов Гюго, выступив в печати со статьей о нем, написанной на чрезвычайно низком уровне грамотности. Прочитав статью, Гюго ответил критику: «С радостью принимаю вашу перчатку и даю свое согласие на дуэль. Так как я— пострадавшая сторона, то право выбора оружия принадлежит мне. Я выбираю грамматику, и вы можете себя считать убитым на месте».

* * *

Патер Дебре однажды в постный день ел скоромное блюдо. Едва успел он проглотить две-три ложки, как служитель почтительно доложил ему:

— Сегодня постный день, ваше преподобие.

Патер мгновенно вознаградил его за это усердие пощечиной со словами:

— Дурак, ты выскочил со своим замечанием не вовремя. Надо было либо предупредить меня заранее, когда я еще не начинал есть, либо дать мне доесть. А теперь вышло ни то, ни се.

* * *

Какой-то человек на исповеди у аббата Дебре признался, что украл у своего соседа сто снопов пшеницы. Исповедник спросил его, совершал ли он кражу много раз, ведь трудно сразу утащить сотню снопов. Мужик разъяснил, что он ходил воровать четыре раза и каждый раз утаскивал по 20 снопов.

— Но ведь это выходит 80 снопов, а ты говоришь — 100?

— А я еще сегодня собираюсь утащить 20 снопов, так уж заодно и каюсь.

* * *

Молодая дама-католичка была на исповеди. Патер Дебре, задав несколько вопросов, заинтересовался ею и пожелал завести с ней знакомство. Поэтому он и обратился к даме с вопросом, как ее имя.

— Мое имя вовсе не грех, — отвечала дама. — Зачем же я буду вам его сказывать?

* * *

Ростовщик Дибук был очень опечален тем, что его доходы день ото дня уменьшаются. Он приписывал это тому, что в городе, где он жил, завелось слишком много ростовщиков, которые и отбивают у него хлеб. Он отправился к патеру Дебре, который славился как очень искусный и убедительный проповедник, и усердно просил его произнести слово против ростовщичества. Патер, хорошо знавший его, конечно, подумал, что старый скряга сам прежде других покаялся в своем ремесле, и начал его поздравлять и хвалить. Но ростовщик холодно остановил его.

— Вы совсем не так меня поняли, — сказал он. — Я прошу вас сказать проповедь потому, что у нас в городе развелось слишком много ростовщиков и это занятие перестало приносить доход. Ко мне, например, почти совсем перестали ходить. Я и думаю, что, если вы вашим словом проймете хорошенько ростовщиков и они все бросят дело, тогда опять весь народ повалит валом ко мне.

* * *

В 1854 году было полное солнечное затмение, видимое во Франции. Слух о нем заранее распространился по деревням и, как это часто бывало, возбудил чрезвычайные опасения среди народа. В одной деревне жители порешили, что 31 июля, в день, назначенный для затмения, наступит светопреставление, и все люди погибнут. Поэтому вся деревня от мала до велика кинулась к патеру Дебре исповедоваться. Злополучный священник не знал покоя ни днем ни ночью и совершенно выбился из сил. И вот чтобы успокоить своих взволнованных прихожан, он собрал их и сказал:

— Дети мои, не спешите, времени для исповеди всем хватит, потому что затмение отложено на две недели.

* * *

Мужичок исповедовался у патера Дебре. Пришел он на исповедь первый раз в жизни, и когда патер спросил его, какие за ним есть грехи, он начал без всякого порядка рассказывать один за другим разные случаи и приключения в своей жизни.

— Мне ничего этого не надо знать, — с нетерпением перебил его Дебре. — Я говорю тебе, чтобы ты сказал мне свои грехи.

— Почем я знаю, что грех, что не грех, — отвечал крестьянин. — Я человек неученый. Я рассказываю все, а вы уж сами выбирайте, что вам надо.

* * *

Какой-то молодой человек, редкостно тупоумный, должен был держать экзамен для поступления в духовное звание. Патер Дебре, желая позабавиться, задал ему вопрос:

— У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. Кто их отец?

Глупый малый был поставлен в тупик и совсем ничего не ответил. Его, конечно, прогнали, и, вернувшись домой, он рассказал отцу о своем приключении.

— До чего ты глуп! — воскликнул отец. — Как же ты не мог этого сообразить? Ну, подумай сам. У нашего соседа мельника три сына: Пьер, Жан и Якоб. Кто их отец?

— Конечно, мельник! — вскричал сынок.

— Ну, понял теперь!

Сын вновь пошел на экзамен, и патер Дебре, предчувствуя новую забаву, задал ему тот же самый вопрос: кто был отец сыновей Ноя?

— Наш сосед мельник.

* * *

Патер Дебре ехал в карете по большой дороге, а навстречу ему попался воз, чем-то нагруженный, около которого шел молодой, очень плотный на вид деревенский парень. Кучер Дебре еще издали кричал ему, чтобы он посторонился, но парень спокойно вел воз, не сворачивая в сторону. Патер, слыша громкую брань своего кучера, высунулся из кареты и, посмотрев на здоровенного парня, сказал ему:

— Друг мой, судя по наружности, ты, кажется, гораздо лучше упитан телесно, нежели духовно.

— Чего мудреного, святой отец, — отвечал умный парень. — Ведь телесно мы сами себя кормим, а духовную-то пищу от вас получаем.

* * *

Патер Дебре во время обеда протянул руку к блюду, не приняв в расчет, что блюдо было очень горячее, и, разумеется, сильно обжегся, при этом не мог удержаться и весьма энергично выбранился, употребляя выражения, в высшей степени неподобающие духовному сану. Один из его гостей сейчас же вынул карандаш и бумажку и начал записывать.

— Что это вы пишете? — спросил его патер.

— Я записываю на всякий случай ту молитву против ожогов, которую вы сейчас изволили произнести.

* * *

У ростовщика Дибука была дочь, до такой степени некрасивая, что надо было сосредоточить в себе всю отеческую нежность к собственному детищу, чтобы любить ее. Но отец, как и подобало, очень дочь любил и, желая пристроить замуж, порешил выдать ее не иначе как за слепого. Женихи, без сомнения, нашлись бы и зрячие, потому что невеста была страшно богата, но любящий отец хотел избавить свою дочку от того неизбежного отвращения, которое питал бы к ней всякий зрячий муж. И вот через некоторое время после свадьбы в ту местность, где жили молодые, заявился какой-то знаменитый окулист, который, по слухам, совершал настоящие чудеса, делал зрячими слепорожденных. Многие начали тогда советовать богачу-тестю, чтобы он обратился к этому целителю и поручил ему своего слепого зятя, авось он его вылечит.