Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
В кабинет неуверенным шагом лунатика вошёл тот, кого Росомахин давно ждал, — Чаевых.
— Где ты был? Куда запропастился? — цедя слова сквозь зубы, спросил Росомахин своего заместителя.
— Его искал… Его… Понимаете, был рядом — и вдруг пропал. Я уж и вокруг дома, и по коридорам, и в туалете…
— Кого «его» ты искал?
— Представителя. Который перед приездом комиссии на разведку приехал.
На росомахинской шее вздулись жилы.
— Пока ты, Чаевых, ползаешь по туалетам, я краснеть за вас должен… Кто поднял переполох? Ты! Слухами питаешься? В центре смеются над нами. Эх-хо-хо! Куда же твой представитель делся? Ты хоть фамилию его знаешь?
— Юрий Иванович. А вот фамилия… Как же его фамилия? Зухин… Зухин… Запамятовал в силу слабости. Его инженер наш, Ромашкин, хорошо знает…
Едва Костя переступил порог, Росомахин встал, сделал несколько шагов навстречу.
— Так кто этот самый твой друг?
Ромашкин простодушно улыбнулся:
— Какой друг?
— Тот, с которым вы сидели в номере гостиницы, — уточнил Чаевых.
— Так и вы же, товарищ Чаевых, сидели. Угощали его даже. А меня он просто пригласил побеседовать. Товарищ, конечно, солидный, раз его в особняк определили…
— Он назвал вас своим старым другом.
— Просто, как выяснилось, земляками оказались. Оба родились в Азии, за Уральским хребтом,
— И что ты ему говорил, студент? — вмешался Росомахин.
— Говорил о пирамиде Хеопса. О Тралии, Валии, Трындии и Брындии, вместе взятых. Всё остальное говорил ваш заместитель.
Росомахин повернулся к Чаевых:
— Обо мне разговор шёл?
— Не… не… не… — торопливо заверил Чаевых. — Никоим образом! Чего о вас говорить? То есть только хорошее! Как. о руководителе высшего типа… Из народа.
— Хватит, Чаевых. Знаю, что ты предан. Тогда вот что: бери тетрадку и записывай, что делать надо.
Чаевых дрожащими руками ощупал карманы, растерянно посмотрел по сторонам.
— Нету со мной тетрадочки… Оставил где-то. Первый раз в жизни.
— Оставил?! А не попала она в руки этому?… Вы свободны, Ромашкин.
Чаевых клятвенно заверял Росомахина, что тетрадь в руки Юрия Ивановича попасть никак не могла.
А Ромашкин, выйдя из дирекции, направился к телестудии.
Там его ожидали Орликов, Сапрыкин и Боярский.
Завидев Костю в дверях, все трое кинулись к нему.
— Слыхал новость? Комиссия не приедет!
— Ох, ребята, дайте отдохнуть! Ничего ужасного не случилось…
— Как не случилось? А кому мы «Фитиль» покажем?
— Не волнуйтесь. У кого есть сигарета?
— Ты же на куришь…
— Значит, волнуешься.
— Совсем нет.
Боярский дал Косте сигарету. Он затянулся несколько раз и вдруг сказал для своих друзей неожиданное:
— То, что комиссия не приедет, это я знал давно. Должен честно признаться: слух о ней пустил я…
— Ты? — спросил Орликов.
— Пустил? — спросил Сапрыкин.
— Слух? — спросил Боярский.
— Ага! Только не подумайте, что я с самого начала знал, во что это выльется…
Ох, Ромашкин! Какой ты учинил переполох! Впрочем, ты действительно не знал, чем обернётся твоя затея. Мысль о приезде комиссии пришла к тебе тогда, когда ты сидел в кабинете у Груздева и выбивал насосы. Мысль оказалась счастливой, иначе возвращаться бы тебе в Однотрубный с пустыми руками. А потом ты спрыгнул с подножки экспресса «Восток — Запад» и увидел Настю. Она спросила, что в центре нового, и ты, чтобы припугнуть мелких жуликов, сказал, что едет комиссия, ревизия и всё такое прочее… А «клюнули» на это не только мелкие…
— Постой, Костя, а для чего же мы «Фитиль» снимали?
— «Фитиль»? Чтобы послать в центр как документ. Вот тогда-то настоящая комиссия к нам и приедет… Что ж, работы осталось чуть-чуть. Отснять небольшой кусок о том, как Однотрубный будут раздевать, снимать украшения, как «Бригантина» опустит паруса и закроется кафе «Романтики». В общем, роль «Фитиля» впереди.
Эпилог
Вот и ещё одна история. Снова — точка. Осталось рассказать лишь о том, что произошло после.
Однотрубненский «Фитиль» был снят и послан в центр. Смотрел его товарищ Шилов, тот самый товарищ Шилов, который в повести «Сюрприз в рыжем портфеле» лишил уксусовцев радости юбилея и ликвидировал это ненужное учреждение. Теперь Шилов занял место Кристального. Кристальный ушёл на пенсию.
Очень скоро Шилов прислал в Однотрубный комиссию, которая по кинофильму «Фитиль» была подробно ознакомлена с обстановкой на стройке рудника. Ввести в заблуждение эту комиссию было уже трудно даже такому опытному режиссёру-постановщику, как Росомахин. К тому же комиссия нагрянула по-деловому неожиданно, свалилась как снег на голову.
Кто знает, что бы произошло, если бы до этого Кристальный не был освобождён. Возможно, он не придал бы серьёзного значения «Фитилю». Может быть, он слегка пожурил бы Росомахина за «имеющиеся недостатки» и одновременно похвалил бы за «достигнутые достижения». Не исключено, что посети Кристальный стройку, он принял бы хлеб-соль на расшитом полотенце. И рыбку бы половил в искусственном бассейне. Любил товарищ Кристальный весь этот церемониал! И разве стал бы он ругать Росомахина за скульптуру рудокопа? В конце концов всё это для истории. Фото— и кинокорреспонденты рядом А сниматься товарищ Кристальный очень любил.
Но вот Кристальный оказался не совсем кристальным. Его нет. Есть Шилов, и есть партийная комиссия, которая на рыбку не клюёт. И даже на охоту её не заманишь
Комиссия начала работу с того, что скрупулёзно проверила достоверность кинофильма, а потом выяснила и кое что дополнительно. Едва она вернулась в центр, как Росомахин был снят — за очковтирательство, за показуху, пренебрежение к быту строителей.
Ему предлагали уйти на пенсию, но он отказался и возглавил небольшой асфальтобетонный завод.
Чаевых, которому Росомахин предрекал кресло заместителя республиканского министра, резко спикировал вниз.
Тюриков по-прежнему сидит на месте — в бане, на огороде.
Актиния, Петровичи Михаев, как нетрудно догадаться, отбывают наказание в местах не столь отдалённых. Василия Типчака пока не нашли.
Потерпела крушение специальный корреспондент газеты «Слово за слово» Сусанна Сударченко. Её подвели казачки — бригада Вали Ткаченко. Девчата написали письмо в редакцию газеты «Слово за слово». В письме они рассказали о себе, о стройке, о том, что хорошо на ней и что плохо, и не преминули недобрым словом помянуть спецкорреспондентку — поведали, как она работает.
Сударченко временно лишили корреспондентской работы, переместили в отдел редакционной почты — читать письма трудящихся, вникать в их жалобы. И как ни парадоксально: сидя в тихой комнате отдела писем, она к трудящимся стала ближе.
Её фильм «В хозяйстве Росомахина» экрана не увидел. Навечно осталась лежать в столе автора и рукопись биографии «нашего дорогого Михаила Сидоровяча».
Возможно, с Сударченко не поступили бы так жестоко, если бы газету «Слово за слово» редактировал прежний редактор — её покровитель, ценитель и вдохновитель. Он-то уж не жалел для корреспонденций Сусанны места на страницах. Но газету «Слово за слово» редактировал теперь другой человек.
Двенадцать девчат живут по-прежнему весело, ноют частушки и штукатурят новые дома. И они очень довольны тринадцатой — Настенькой. Настенька оказалась прилежной, способной ученицей, и только то, что она была взята на поруки, помешало ей быть на доске Почёта вместе со своими новыми подругами.
Не очень комфортабельно жили до последнего времени казачки на стройке. Теперь переселились в новый дом — в тот, который они оштукатурили сверх плана.
Когда в постройкоме обсуждались итоги соревнования, кто-то сказал:
— Вот сюда и поселить бы всю их казацкую бригаду, всех тринадцать!
И с этим предложением согласились.
По-прежнему на улицах Однотрубного висят щиты с призывной надписью: «Не проходите мимо!» Как и раньше, собираются в комнате телестудии Орликов, Боярский, Сапрыкин и Ромашкин.
Город растёт. Карьеры уже вступили в строй, и гудящие электровозы стремительно тянут составы думпкаров с однотрубненской рудой.
С Ромашкиным я встретился совсем недавно. Снова приехав в Однотрубный, я попросил его показать мне, что появилось в городе за последнее время.
— Пойдёмте в Аппендиксов тупик, где мы с Люсей жили.
Хотя «кирпич», повешенный Росомахиным, давно был снят, въехать в тупик было нельзя. «Аппендикс» заполнили самосвалы и бульдозеры. Бульдозеры отчаянно крушили, старые, ветхие дома, расчищая площадку для нового квартала.
— Посмотрите, что делается с Аппендиксом! — восхищённо сказал Ромашкин. — Первая в мире операция аппендицита была сделана английскому королю Георгу Второму в тысяча семьсот каком-то году. Это вошло в историю. Сегодняшний день тоже войдёт в историю!
