Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан Сью

Волосы у меня отрасли достаточно для того, чтобы собирать в хвостик. Журнал «Лицо» сообщает мне, что мужские хвостики выходят из моды. Но сейчас — мой последний шанс его примерить. Вот поэтому я его и заведу. Дикар хлестался, что свой хвостик он носит уже пять лет.

Бьянка купила подержанную электрическую пишущую машинку и перепечатывает «Гляди-ка!». Она уже подарила мне семьдесят восемь красиво отпечатанных страниц. Поразительно, насколько роман улучшается, стоит только его напечатать. Нужно было последовать совету мистера Джона Тайдмана несколько лет назад.

За прошлый год количество гетеросексуальных случаев СПИДа в Соединенном Королестве выросло на пятьдесят процентов. Я сообщил эту информацию Бьянке, когда мы сегодня вечером шли пешком в «Дикари». Она притихла.

Поздно вечером пришлось ждать под дверью туалета целую вечность, чтобы почистить зубы. В конце концов, оттуда вылез Норман и извинился за несколько подпалин на раме зеркала. Его ведь уже предупреждали , чтобы не репетировал в туалете.

Вернувшись в комнату, я застал Бьянку за чтением брошюры, написаной Трестом Теренса Хиггинса.

Я легкомысленно спросил:

— А кто такой Теренс Хиггинс, когда он возвращается из треста домой?

Бьянка тихо ответила:

— Он уже умер. — Брошюра оказалась о СПИДе.

Наконец, она разрыдалась и призналась, что в 1990 году у нее был роман с человеком по имени Брайан Боксер, который, в свою очередь, признался ей, что в 1979 году у него был роман с бисексуалкой по имени Диана Трипп. Позвоню в Трест Теренса Хиггинса утром и попрошу помощи.

Первые двадцать две главы романа «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» теперь — стопка из 197 страниц аккуратной машинописи. Я не могу удержаться, постоянно беру ее в руки и хожу с нею по комнате. Мне не по карману ее фотокопировать — по крайней мере, по десять пенсов за лист. Кто из моих знакомых в Лондоне имеет доступ к ксероксу?

Кв. 6

«Кондитерская Бренды»

Олд-Комптон-стрит

Лондон

Дорогой Джон,

Я внял Вашему совету и отредактировал «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины». Кроме этого, я воспользовался услугами профессиональной машинистки, и Вы наверняка с удовольствием увидите, что моя рукопись в настоящее время состоит из двадцати двух глав в машинописном формате. Я полагаю, что по завершении работы «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» станет в высшей степени подходящим чтением вслух по радио, возможно — как часть Вашего цикла «Классические Сериалы».

Как Вы можете заметить, к сему я прилагаю свою рукопись и вверяю ее Вашему попечению. Тем не менее, мне по-прежнему необходимо внести в нее несколько малозначительных исправлений. Не слишком ли Вас затруднит снять фотокопии со ста девяноста семи страниц и отправить один экземпляр мне по вышеуказанному адресу?

Заранее Вам благодарен,

Ваш, как всегда,

Адриан Моул

Сегодня утром сходил в Дом Радио. Пока я сражался с массивной металлической дверью, на меня накинулась стая охотников за автографами. Я полез в карман куртки за фломастером, но не успел вытащить его — они окружили Алана Фримана, престарелого диск-жокея. Я протолкался сквозь них и под пристальными взорами суровых на вид охранников вступил в священный вестибюль Британской Вещательной Корпорации. Я подошел к конторке и встал в короткую очередь.

За четыре минуты я увидел полный ассортимент знаменитостей: Делия Смит, Роберт Робинсон, Иэн Хислоп, Боб Гелдоф, Энни Леннокс[56], Рой Хэттерсли и т.д. и т.п. Большинство из здания провожала молодая особа по имени Кэролайн.

В конечном итоге, секретарша спросила:

— Я могу вам помочь? — и я ответил:

— Да. Не будете ли вы любезны проследить, чтобы этот пакет получил мистер Джон Тайдман? Это весьма срочно.

Она накарябала что-то на большом упаковочном конверте, содержавшем мое письмо и рукопись «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины», и швырнула его в проволочную корзину.

Я поблагодарил ее, повернулся к выходу и столкнулся с Виктором Мелдрю, который играет ворчливого балбеса в постановке «Одной ногой в могиле»! Я извинился, а он ответил: «Как это мило». В жизни он гораздо выше, чем выглядит по телевизору. Вернувшись домой, я сообщил Бьянке, что поболтал с Виктором Мелдрю. Мне кажется, это произвело на нее впечатление.

Сегодня утром мы проснулись очень рано, но любовью, как это бывает обычно, не занимались. Мы приняли душ и в полном молчании оделись. Спустились вниз и выпили по капуччино с круассаном в «Кондитерской Бренды», послушали последние сплетни о развале британской киноиндустрии. Затем, в 10.45 расплатились по счету и направились в клинику на Нил-стрит. (По дороге выгребли из карманов один фунт сорок пенсов различным попрошайкам, встретившимся нам.)

Нас приняла порознь весьма чуткая барышня по имени Джудит. Она подчеркнула, что если даже наши анализы дадут положительный результат, это вовсе не будет означать, что у нас разовьется СПИД в полной форме. После беседы с Джудит мы пошли выпить в паб на Карнаби-стрит и обсудили варианты:

а) сдать анализы и узнать самое худшее;

б) не сдавать анализы и подозревать самое худшее.

Решили, что утро вечера мудренее.

Оба решили сдать анализы и дали клятву заботиться друг о друге, пока не умрем. Какими бы ни оказались результаты.

Мистер Бриттен, зеленщик, снабжающий «Дикарей» фруктами и овощами, сегодня зашел на кухню и сказал, что на следующей неделе уходит из бизнеса. Он сообщил, что Дикар задолжал ему семьсот фунтов по неоплаченным счетам. Я негодовал, однако мистер Бриттен пессимистически заметил, что Дикар — лишь один из множества его должников:

— Если б только Банк дал мне еще пару неделек, я бы встал на ноги. Так ведь, сволочи, не дадут.

Я налил ему чашку чая и послушал, как он разглагольствует о процентных ставках и Нормане Ламонте. Мне кажется, ему немного полегчало к тому времени, как пришла пора ехать к следующему заказчику.

Позвонил маме рассказать о моем разговоре с Виктором Мелдрю и узнал, что она тоже встречается с консультантом. По выплате долгов. Я уже некоторое время задавался вопросом, как ей удается выплачивать по своей закладной. Теперь я знаю, как. Никак. Она получила официальное уведомление от Строительного Общества, в котором сообщалось, что дом, где я провел все свое детство, будет изъят за неплатеж 16 марта. Мама умоляла ничего не говорить остальным членам семьи. Надеется, что подвернется чудо и отведет катастрофу.

Я не сообщил ей, что в Строительном Обществе Маркет-Харборо у меня лежит одна тысяча и сто одиннадцать фунтов стерлингов. Но сказал, что мы с Бьянкой завтра приедем в Лестер. В мамином голосе звучала жалкая благодарность.

Когда мы приехали на вокзал Сент-Панкрас, Бьянка велела мне задрать голову.

— Ты смотришь на одну из самых больших однопролетных арочных конструкций в мире, — сказала она. — Правда, она прекрасна?

— Сказать по правде, Бьянка, — ответил я. — Я вижу только грязный, замызганный потолок, заляпанный голубиным пометом.

— Глупо с моей стороны просить тебя смотреть на что-то дальше собственного носа, — отрезала она и вскочила в вагон, оставив меня тащить наши дорожные сумки.

Я постоянно забываю, что Бьянка — дипломированный инженер. Она нисколько не похожа на инженера и, сколько я ее знаю, работала лишь продавшицей и официанткой. Она подает документы, по крайней мере, на две работы по специальности в неделю, но на собеседование ее пока еще никуда не вызывали. Она уже подумывает не написать ли в резюме «Брайан Дартингтон».