Галич Александр - Александр Аркадьевич Галич
Он обязан известить власти предержащие…
А где вы шли, там дождь свинца,
И смерть, и дело дрянь!
…Летела с тополей пыльца
На бронзовую длань —
Там, в Царскосельской тишине,
У брега сонных вод…
И нет как нет конца войне,
И скоро мой черёд!
…Было небо в голубиной ясности,
Но сердца от холода свело:
— Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Танки входят в Царское Село!
А чья вина? Ничья вина!
Не верь ничьей вине,
Когда по всей земле война
И вся земля в огне!
Пришла война — моя вина!
И вот за ту вину
Меня песочит старшина,
Чтоб понимал войну.
Меня готовит старшина
В грядущие бои.
И сто смертей сулит война,
Моя война, моя вина, —
Моя война, моя вина! —
И сто смертей — мои!
…А Кузьмин Кузьма Кузьмич выпил
стопку чистого,
А потом Кузьма Кузьмич закусил
огурчиком,
А потом Кузьма Кузьмич,
взяв перо с бумагою,
Написал Кузьма Кузьмич буквами
печатными,
Что, как истый патриот,
верный сын Отечества,
Он обязан известить дорогие органы…
А где мы шли, там дождь свинца,
И смерть, и дело дрянь!
…Летела с тополей пыльца
На бронзовую длань
У Царскосельского дворца,
У замутнённых вод…
И нет как нет войне конца,
И скоро твой черёд!
Снова, снова — громом среди праздности,
Комом в горле, пулею в стволе:
— Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Наши танки на чужой земле!
Вопят прохвосты-петухи,
Что виноватых нет,
Но за враньё и за грехи
Тебе держать ответ!
За каждый шаг и каждый сбой
Тебе держать ответ!
А если нет, так чёрт с тобой,
На нет и спроса нет!
Тогда опейся допьяна
Похлёбкою вранья!
И пусть опять — моя вина,
Моя вина, моя война, —
Моя вина, моя война! —
И смерть — опять моя!
…А Кузьмин Кузьма Кузьмич хлопнул
сто молдавского,
А потом Кузьма Кузьмич закусил
селёдочкой,
А потом Кузьма Кузьмич,
взяв перо с бумагою,
Написал Кузьма Кузьмич буквами
печатными,
Что, как истый патриот,
верный сын Отечества,
Он обязан известить всех, кому положено…
И не поймёшь, кого казним,
Кому поём хвалу?!
Идёт Кузьма Кузьмич Кузьмин
По Царскому Селу!
Прозрачный вечер. У дворца —
Покой и тишина.
И с тополей летит пыльца
На шляпу Кузьмина…
<1968>
Плясовая
Чтоб не бредить палачам по ночам,
Ходят в гости палачи к палачам,
И радушно, не жалея харчей,
Угощают палачи палачей.
На столе у них икра, балычок,
Не какой-нибудь — «КВ» коньячок,
А впоследствии — чаёк, пастила,
Кекс «Гвардейский» и печенье «Салют».
И сидят заплечных дел мастера
И тихонько, но душевно поют:
«О Сталине мудром, родном и любимом…»
— Был порядок! — говорят палачи.
— Был достаток! — говорят палачи.
— Дело сделал, — говорят палачи, —
И пожалуйста — сполна получи!..
Белый хлеб икрой намазан густо,
Слезы кипяточка горячей…
Палачам бывает тоже грустно.
Пожалейте, люди, палачей!
Очень плохо палачам по ночам,
Если снятся палачи палачам,
И как в жизни, но ещё половчей,
Бьют по рылу палачи палачей.
Как когда-то, как в годах молодых —
И с оттяжкой, и ногою в поддых.
И от криков и от слез палачей
Так и ходят этажи ходуном,
Созывают «неотложных» врачей.
И с тоскою вспоминают о Нём,
«О Сталине мудром, родном и любимом…»
— Мы на страже! — говорят палачи.
— Но когда же?! — говорят палачи.
— Поскорей бы! — говорят палачи. —
Встань, Отец, и вразуми, поучи!
Дышит, дышит кислородом стража,
Крикнуть бы, но голос как ничей…
Палачам бывает тоже страшно.
Пожалейте, люди, палачей!
<1969?>
Фантазия на русские темы для балалайки с оркестром и двух солистов — тенора и баритона
Тенор
Королевич, да и только!
В сумке пиво и «сучок».
Подрулила птица-тройка,
Сел стукач на облучок.
И — айда, и трали-вали,
Всё белым-бело вокруг,
В леспромхозе на канале
Ждёт меня любезный друг.
Он не цыган, не татарин и не жид,
Он надёжа мой — камаринский мужик!
Он утеха на обиду мою!
Перед ним бутыль с рябиновою!
Он сидит, винцо покушивает,
Не идёт ли кто, послушивает.
То ли пеший, то ли конный,
То ли «Волги» воркотня…
И сидит мужик законный,
Смотрит в сумрак заоконный,
Пьёт вино и ждёт меня.
Ты жди, жди, жди, обожди,
Не расстраивайся!
Баритон
