Аркадий Арканов - Рукописи не возвращаются
Я же люблю тебя, глупый... Ферруго!..
Он сжимал ее горло до тех пор, пока она не затихла, а потом упал, закрыв ее своим телом...
Только раба уже нет - он _в_ч_е_р_а
перебрался в могилу,
Детям своим завещая надежду
на новое завтра...
...сидя на полу своей хижины, Герринда смотрела куда-то через стену вдаль, пустыми глазницами слышала нарастающий вой подземного огня и грохот несущейся ему навстречу исполинской волны. И когда почувствовала, как между лопаток прошел в нее обжигающий меч и, несколько раз повернувшись в груди, разорвал на части сердце, она поняла, что сын ее в эту минуту стал мертвым и что не родится он когда-нибудь крысой, как и не был ею тысячи лет назад...
Что же рабу в его жизни проклятой тогда
остается,
Они не знали, что Олвис мертва, и пронзили их обоих одним мечом, повернув его еще несколько раз для верности, но потом сокрушались, что сразу прикончили и суку, не отведав мадрантова лакомства. А потом их обоих привязали друг к другу, предварительно придав телам развратную любовную позу, и вывесили за окно покоев, чтобы все могли убедиться, что нет больше мадранта и его суки... Да здравствует Ферруго! Мы возвратили себе "гордое имя - Собака!"
Если _в_ч_е_р_а_ш_н_е_е_ он никогда
возвратить не сумеет,
...этой ночью должна была появиться Новая луна, но небо закрылось сплошным мрачно-черным покрывалом. Они бродили по городским улицам, опьяненные победой, вином и свободой... "И утолить свою жажду хозяйскою кровью, и отшвырнуть эту падаль поганым шакалам..." И они не знали, что же теперь делать дальше... Да здравствует Ферруго!.. Но по-прежнему никто не видел Ферруго. Один из них захватил черный зал мадранта и, окружив себя вооруженными дружками, заявил, что он, лично убивший мадранта, будет теперь править городом и страной. Но его вместе с дружками мгновенно растерзали остальные, так как право на черный зал имел только один Ферруго, а его все не было и не было... Да здравствует Ферруго!..
В женариуме между ними возникла страшная резня из-за сладкой добычи. Женщин мадранта разбирали и раздирали на части, вмешавшиеся в бойню жены горожан делали ее еще кровожаднее. И остановить их мог только один Ферруго, а его все не было и не было... Да здравствует Ферруго!..
Уже по всем признакам ожидался рассвет, но он все не наступал. И с этой длинной ночи под окнами дворца, подняв морду туда, где висели тела мадранта и Олвис, все выла и выла огромная собака. Все тоскливее и тоскливее... Да здравствует Ферруго!.. А его все не было и не было...
Если извечное _з_а_в_т_р_а
несчастный увидеть не сможет!
...И вдруг сильный, возникший словно бы из ничего ветер распахнул над городом черное покрывало, и они увидели Новую луну, и закричали от радости, и воздели к нем руки, встречая новое начало. И раскололась, оглушив их небывалым грохотом, Карраско, разломив пополам землю. И вырвался из пролома столб пламени до самых небес, ослепив их своим светом, и накрыла все это невиданная, пришедшая с моря волна...
Прочитав эти письмена, Аркан Гайский почувствовал знакомые острые схватки в нижней части живота и, успев крикнуть девочке: "Осторожней со сливами!" - кинулся вон из комнаты.
19
Спустя семь месяцев после злосчастного ночного взрыва задвинутый на пенсию Алеко Никитич пас в городском парке Мухославска свою внучку Машеньку. Он выглядел сильно постаревшим, или, как любят говорить в таких случаях, сдавшим, и лицо его было отмечено печатью не такой уж далекой встречи с таинственным и печальным продолжением общего биологического процесса, именуемым смертью. Время уже было собираться домой, когда к нему обратился неизвестно откуда взявшийся человек а легком для ранней весны пальтишке. Он был худ, тощ, без шапки. Ветер трепал его густые темные волосы.
- Скажите, Алеко Никитич, - произнес тощий, - а рукопись так и сгорела во время взрыва?
Бывший главный редактор вздрогнул от неожиданного вопроса и внимательно посмотрел на тощего. Голубые, чуть навыкате глаза, наполовину отсутствующий взгляд и какая-то безапелляционность. Алеко Никитич имел хорошую зрительную память. Да, этот взгляд он уже видел. В тот самый жаркий день, когда в его кабинет вошел незнакомец и положил на стол тетрадь в черт кожаном переплете. Но тогда он был значительно ниже ростом, шире в плечах и белобрыс. Брат?
- А вы имеете отношение к рукописи или к ее автору? - спросил Алеко Никитич.
- Возможно, - ответил тощий. - И тетрадочка сгорела в черном кожаном переплете?
- Несчастный случай, - сказал Алеко Никитин. - Но почему вас интересует судьба рукописи? Вы же не хотите сказать, что вы... Во всяком случае, тот человек был ниже вас и совершенно другой масти.
- Возможно. - Тощий вынул из кармана пальто большую конфету в ярко-красной обертке и протянул ее Машеньке. - Авторы нынче подвержены особой акселерации.
- После обеда, Машенька! - строго сказал Алеко Никитич и спрятал конфету.
- Тоже правильно, - безразлично согласился тощий.
- И тем не менее, кто вы? - настаивал Алеко Никитин. - Мне все-таки кажется, что я вас где-то видел.
- И мне так кажется, - глядя куда-то в сторону, сказал тощий.
- Давно?
- Очень. Может быть, пять... Может быть, десять тысяч лет назад... Вам не жаль?
- Чего? - не понял Алеко Никитич.
- Того, что произошло.
- В какой-то степени.
- Благодарю вас, - поклонился тощий и вдруг, сделав нос Машеньке, нелепо подпрыгнул и побежал прочь, скуля, словно собака, в которую попали камнем.
Машенька рассмеялась.
- Пойдем! - сказал Алеко Никитич и потянул внучку за собой.
У самого выхода из парка он незаметно от Машеньки выбросил в урну большую конфету в ярко-красной обертке.
20
В новом здании редакции журнала "Колоски" (так переименовали журнал "Поле-полюшко") в своем кабинете новый главный редактор Рапсод Мургабович правил новую статью критика Сверхщенского, когда дверь неожиданно открылась и вошел нескладный, тощий человек с голубыми, чуть навыкате глазами и положил на стол тетрадку в ярко-красном кожаном переплете.
"Я с ума сойду с этим журналом! - подумал Рапсод Мургабович. Клянусь мамой! Почему без стука? Что это за красная тетрадь? Рукопись? Надоели, честное слово! Я рукописи не читаю! На это есть Зверцев!.."
- Я с ума сойду, честное слово! - сказал он. - Клянусь мамой! Почему без стука? Что это за красная тетрадь? Рукопись?.. Надоели, честное слово! Я рукописи не читаю! На это есть Зверцев!.. Ты был у Зверцева?..
- Зверцев правит Сартра, - бесстрастно произнес тощий.
- Сартра-мартра, - буркнул Рапсод Мургабович. - Делать ему нечего, клянусь мамой!..
Тощий пожал плечами, поклонился и вышел.
"В печенках они у меня со своей литературой!" - подумал Рапсод Мургабович, машинально раскрыл тетрадь в красном кожаном переплете и прочитал:
"В помещении редакции журнала "Поле-полюшко" частенько пахло газом..."
- Газом-мазом! - недовольно сказал Рапсод Мургабович и со злостью бросил в свой портфель тетрадь в красном кожаном переплете.
