Аркадий Аверченко - Повести и рассказы
Робинзоны
Когда корабль тонул, спаслись только двое:
Павел Нарымский - интеллигент.
Пров Иванов Акациев - бывший шпик.
Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далекому берегу.
Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:
- Ваш паспорт!
Голый Нарымский развел мокрыми руками:
- Нету паспорта. Потонул.
Акациев нахмурился.
- В таком случае я буду принужден...
Нарымский ехидно улыбнулся.
- Ага... Некуда!..
Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом, молча, голый и грустный, побрел в глубь острова.
Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля, и стал устраивать из обломков дом.
Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утесом и потирая голые худые руки.
Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал:
- Ага! Попался! Вы это что делаете?
Нарымский улыбнулся.
- Предвариловку строю.
- Нет, нет... Это вы дом строите! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете?
- Ничего я не знаю.
- А разрешение строительной комиссии у вас имеется?
- Отстанете вы от меня?..
- Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения.
Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь.
Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплелся в глубь острова.
Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нем как можно удобнее. На берегу он нашел ящик с книгами, ружье и бочонок солонины.
Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружье и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи.
Все время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил.
Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал:
- Ага! Попался... Вы имеете разрешение на право ношения оружия?
Обдирая убитую им козу, Нарымский досадливо пожал плечами.
- Чего вы пристаете? Занимались бы лучше своими делами.
- Да я и занимаюсь своими делами, - обиженно возразил Акациев. Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение, впредь до разбора дела.
- Так я вам отдал! Ружье-то я нашел, а не вы!
- За находку вы имеете право лишь на одну треть... - начал было Пров, но, почувствовав всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил: - Вы еще не имеете право охотиться!
- Почему это?
- Еще Петрова дня не было! Закону не знаете, что ли?
- А у вас календарь есть? - ехидно спросил Нарымский.
Пров подумал, переступив с ноги на ногу, и сурово сказал:
- В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия.
- Арестуйте! Вам придется дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки!
Акациев заморгал глазами, передернул плечами и скрылся между деревьями.
Возвращался Нарымский другой дорогой.
Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью.
Приблизившись, прочел:
Езда по мосту шагом
Пожав плечами, наклонился, чтобы утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочел надпись:
Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные
подвергаются...
Заснув после сытного ужина на своей теплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собой мрачного и решительного Прова Акациева.
- Что вам угодно?
- Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений...
- А предписание вы имеете? - лукаво спросил Нарымский.
Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.
Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:
- Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству - виновные подвергаются...
Нарымский сладко спал.
Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть. Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как, вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским, фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.
Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.
- Вы живы? - с тревогой спросил Пров, наклоняясь и нему.
- Жив. - Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. - Скажите... Вот вы рисковали из-за меня жизнью... Спасли меня... Вероятно, я все-таки дорог вам, а?
Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, - и просто, без рисовки, ответил:
- Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.
И, помолчав, добавил искренним тоном:
- Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.
Опора порядка
I
Вольнонаемный шпик* Терентий Макаронов с раннего утра начал готовиться к выходу из дому. Он напялил на голову рыжий, плохо, по-домашнему сработанный парик, нарумянил щеки и потом долго возился с наклеиванием окладистой бороды.
______________
* Шпик - агент царской охранки. (Прим. ред.)
- Вот, - сказал он, тонко ухмыльнувшись сам себе в кривое зеркало. Так будет восхитительно. Родная мать не узнает. Любопытная штука наша работа! Приходится тратить столько хитростей, сообразительности и увертливости, что на десять Холмсов хватит. Теперь будем рассуждать так: я иду к адвокату Маныкину, которого уже достаточно изучил и выследил. Иду предложить себя на место его письмоводителя. (Ему такой, я слышал, нужен!) А если я вотрусь к нему, - остальное сделано. Итак, письмоводитель. Спрашивается: как одеваются письмоводители? Мы, конечно, не Шерлоки Холмсы, а кое-что соображаем: мягкая цветная сорочка, потертый пиджак и брюки, хотя и крепкие, но с бахромой. Вот так! Теперь всякий за версту скажет письмоводитель!
Макаронов натянул пальто с барашковым воротником и, выйдя из дому крадучись, зашагал по направлению к квартире адвоката Маныкина.
- Так-то, - бормотал он сам себе под нос. - Без индейской хитрости с этими людьми ничего не сделаешь. Умный, шельма... Да Терентий Макаронов поумней вас будет. Хе-хе!
У подъезда Маныкина он смело нажал кнопку звонка. Горничная впустила его в переднюю и спросила:
- Как о вас сказать?
- Скажите: Петр Сидоров, ищет место письмоводителя.
- Подождите тут, в передней.
Горничная ушла, и через несколько секунд из кабинета донесся ее голос:
- Там к вам шпик пришел, что под воротами допреж все торчал. Я, говорит, Петр Сидоров, и хочу наниматься в письмоводители. Бородищу наклеил, подмазался, прямо умора!
- Сейчас к нему выйду, - сказал Маныкин. - Ты его где оставила, в передней?
- В передней.
- После посмотришь под диваном или за вешалкой, не сунул ли чего. Если найдешь - выброси!
- Как давеча?
- Ну, да! Учить тебя, что ли? Как обыкновенно!
Адвокат вышел из кабинета и, осмотрев понурившегося Макаронова, спросил:
- Ко мне?
- Так точно.
- А, знаешь, братец, тебе борода не идет. Такое чучело получилось...
- Да разве вы меня знаете? - с наружным удивлением спросил Макаронов.
- Тебя-то? Да мои дети по тебе, брат, в гимназию ходят. Как утро, они глядят в окно: "Вот, говорят, папин шпик пришел. Девять часов, значит. Пора в гимназию собираться".
- Что вы, господин! - всплеснул руками Макаронов. - Какой же я шпик? Это даже очень обидно. Я вовсе письмоводитель - Петр Сидоров.
- Елизавета! - крикнул адвокат. - Дай мне пальто! Ну, что у вас в охранке? Все по-старому?
- Мне бы местечко письмоводителя, - сказал Макаронов, хитрыми глазами поглядывая на адвоката, - по письменной части.
Адвокат засмеялся.
- А простой вы, хороший народ, в сущности! Славные людишки. Ты что же сейчас за мной, конечно?
- Местечко бы, - упрямо сказал Макаронов.
- Елизавета, выпусти нас!
Вышли вместе.
- Ну, я в эту сторону! - сказал адвокат. - А ты куда?
- Мне сюда. В обратную сторону.
Макаронов подождал немного и потом, опустив голову, опечаленный, поплелся за Маныкиным. Он потихоньку, как тень, крался за адвокатом, и, единственное, что тешило его, это, что адвокат его не замечает.
Адвокат остановился и спросил, обернувшись вполуоборот к Макаронову:
- Как ты думаешь, этим переулком пройти на Московскую ближе?
