Смерть после жизни (СИ) - "calling my name"

К ней Наркисс чувствовал необъяснимую неприязнь, одно только ее излучаемое даже со спины пренебрежение чего стоит, не улыбнется добрым людям, не кивнет. Сейчас вроде и живот подвело от голода, давненько она ничего не ела, и за душой ничего нет, кроме единственного платьишка, по доброте душевной купленного, а по лестнице шла с таким видом, словно ей тут все по гроб жизни задолжали, и вообще псы недостойные.

Поэтому от возмутительной выходки Осинника трактирщик ощутил в глубине души некоторое злорадство, в чем, разумеется, никогда бы не сознался. И, похоже, не он один.

— Нет! — повторила харадримка, вырываясь. Презрительное выражение наконец сошло с ее лица, сменившись явной растерянностью. — Пусти!

— Ах ты, сучка! — пропустив неожиданный удар собственной кружкой по голове, достаточно сильный, чтобы из нее выбило все похабные мысли, Бит влепил девчонке пощечину и сбросил на пол. И тут же глухо замычал, внезапно потеряв твердую почву под ногами.

Бродяжник, занесенный нелегкой именно сегодня после долгого отсутствия, играючи поднял его за шиворот, несколько секунд подержал, пристально глядя в глаза… Осинник сразу сник и заметно приуныл, что-то бормоча. Потом дунаданец хорошенько встряхнул пьяницу, также молча и без всяких усилий донес до входной двери и, распахнув ее ногой, выбросил за порог.

— Не бойся… — чуть ли впервые на памяти Наркисса слегка улыбнувшись, Бродяжник протянул руку так и оставшейся сидеть на полу харадримке. Ударилась она на этот раз легко, но вставать почему-то не торопилась. — Он больше к тебе не подойдет.

Сделав многозначительную паузу, Бродяжник обвел взглядом присутствующих. Хихикать и сплетничать всем почему-то расхотелось, да и про поздний час как-то сразу вспомнилось. Девушка медлила, молча разглядывая своего спасителя, ее бледные щеки заметно окрасились румянцем.

— Не бойся, — повторил следопыт, улыбнувшись на этот раз еще шире, и легко поставил ее на ноги. — Тебя как зовут?

Девушка напряжённо задумалась, как будто вопрос оказался очень трудным.

— М… Ме… Морин.

Ну, хвала Эру, имя у нее теперь есть, хоть и странное какое-то.

— Пошли, я провожу тебя… ты здесь живешь?

Подоспевший Лавр Наркисс постарался вкратце объяснить Бродяжнику суть дела.

— Ты есть хочешь?

— Надо бы ей поесть, да, — перебил трактирщик, вытирая пот со лба. — Три дня ничего в рот не брала, только лежала и бредила на непонятном языке. Мы уж стали думать, помрет-таки.

Морин (не так ее окликали в своё время спутники, совсем не похоже) все это время молча разглядывала Бродяжника, никак не реагируя на трактирщика. Наркиссу даже обидно стало.

Скажите какая, хоть бы спасибо вымолвила. Будто пустым местом считает.

— Принесите ей еду, и выпить что-нибудь, — распорядился Бродяжник. — Идем? — обращаясь уже к девушке, он протянул ей руку и тут же нахмурился: — Что у тебя с ногой? Это Осинник?

— Нет, Финголфин, — словно совсем не думая о смысле сказанного, произнесла Морин.

Трактирщик ничего не понял, но, судя по тому, как рассмеялся Бродяжник, это была хорошая шутка.

— Как много ты, оказывается, знаешь, и шутить уже можешь. Это хорошо. Пошли! — Бродяжник взял Морин под руку, но она вдруг резко побледнела и пошатнулась, прижав ладонь ко лбу. — Ей срочно надо поесть, — нетерпеливо повторил Бродяжник, легко подхватив девушку на руки. — И вина принесите быстро, или пива.

========== Часть 1 ==========

Не может Он вернуться в своем зримом и осязаемом облике…

— Мама, я хочу поиграть с Иннару, можно?

Пока Владыки Запада восседают на своих тронах…

— Одень платок, Ирханну, и никогда не снимай его при чужих…

В Пустоте нет жизни.

Пики Тангородрима устремляются ввысь за ладонью, легко протыкая небо.

— Мама, посмотри, у меня получилось лучше, чем у Иннару. Построить самую высокую башню из песка, безупречно гладкую, с ровными острыми краями было трудно, но я так старалась и очень устала.

— Мама, я не хочу к ним, нет, пожалуйста!

Нет начала и нет конца.

— Прими эту жертву, о Владыка Тьмы!

— Не надо… нет!

Умирать не больно, просто щекотно, липко и горячо, что-то течет, как будто она… Мама, прости, я нечаянно. Мир сереет, блекнет и выцветает, улетает вверх, бешено кружась… Мама, мама, ты где…

Все становится Пустотой.

И Пустоты больше нет.

Как же жестко, невозможно терпеть, ужасно болит грудь слева, голова раскалывается пополам, обломки воспоминаний и мыслей проникли друг в друга до хруста сломанных костей, перемешались в нестерпимый мучительный бред, худшую из возможных пыток, хочется спать и не просыпаться никогда. Чтобы просто не было… вообще ничего.

Арда лежит под сенью еще черного неба, как самый большой и яркий Сильмарилл, которого не сделать никому и никогда.

Как… как браслет с цветными стеклышками, переливающимися на солнце голубым, красным и зеленым, мама купила его однажды для меня на базаре, и подарила просто так, и даже поцеловала меня, обнимала и гладила по голове, в самый счастливый и лучший день всех Трех эпох.

***

Изо всех сил стараясь не дать неподобающим мыслям о человеческих качествах жителей Бри проникнуть в голову, Арагорн, скрипя зубами от злости, быстро поднялся по жалобно застонавшей под его сапогами лестнице. Девушка… Морин — харадримок так не зовут обычно, может, она не уроженка Харада на самом деле — расслабленно лежала у него на руках, склонив голову на плечо. Веса в ней совсем не было, как кошку в руки взял. Единственная проблема — на свисающие до пола спутанные черные пряди случайно не наступить.

Люди, конечно, любимые дети Эру Илуватара, их эпоха вот-вот наступит… должна наступить. Но огорчительно многие из них оказываются гораздо ближе к оркам, чем к эльфам, Осинник так совершенно точно. И поведения остальных Арагорн понять никак не мог — глупой служанки с ее сплетнями, тупых толстокожих выпивох, нерасторопного трактирщика, и почему почтенные пригоряне дружно невзлюбили несчастную чужеземку, чего испугались? Было бы чего… как-то он до сих пор был лучшего мнения о них.

— Сюда, господин! — запыхавшаяся и испуганная Линда распахнула перед ним дверь самой скромной каморки, слабо освещенной полусгоревшей свечой, а тут же прибежавший Ноб поставил на стол поднос. Еще не успевший поесть Арагорн с удовольствием вдохнул запах жаркого с грибами, Линда всегда отлично его готовила. Даже вино в красивом резном кубке Наркис где-то нашел, Арагорн и не знал, что оно у него водится.

— Морин! — Арагорн осторожно потрепал ее по щеке, предварительно усадив на подозрительно шаткий стул, на вид все же лучший из двух имеющихся. Девушка так и норовила соскользнуть на пол, но позволить ей опять уснуть было нельзя.

— Попей… — он вплотную прижал край кубка к ее губам, заставив сделать несколько глотков, после чего девушка, все еще не открывая глаз, довольно быстро и с удовольствием выпила остальное.

— Молодец! — искренне порадовался Бродяжник. Давно ему ничем подобным заниматься не доводилось, он даже не может вспомнить когда. Возможно, оно действительно было в первый раз за всю его долгую жизнь, и в роли няньки следопыт чувствовал себя не слишком уверенно.

Обычно неповоротливая Линда ужом проскользнула в комнату и, сверкая любопытными глазами, поставила на стол початую бутылку и еще один кубок. Очень мило с ее стороны, устал он ужасно, и с гораздо большим удовольствием поест здесь, чем в общем зале. Хозяйка комнаты наверняка против не будет, возможно, даже и не заметит ничего.

Сколько ей лет-то вообще? В первую минуту она показалась почти ребенком, совсем недавно перестала им быть, наверное.

— Господин Бродяжник… — Линда, наклонившись было к его уху, попыталась рассказать что-то про харадримские темные ритуалы.

— Не верю в эту ерунду, Линда, и тебе не советую, — с нескрываемым раздражением оборвал он хоббитянку, недвусмысленно указав на входную дверь.

Да, харадримцы странный народ, не самый приятный, правда служили в прошлом Темному Властелину, и, возможно, еще послужат… нет, о плохом лучше не думать, хотя бы сегодня. На один вечер можно попробовать забыть и провести его спокойно, ничего не случится.