Записки старого дурака. Тетрадь четвертая - Святослав Набуков
«Азинус» по латыни переводится на любой другой язык двояко: осёл и жопа. Нам следует научиться отличать одно от другого. Жопа с ушами «азимус аурес» – это символ демократической партии США, «АА». «Анус азинус», «АА» это совсем другое, это та жа партия, которая аа на международное право, на суверенитеты, договора и прочее.
Ну вот, разобрались!
Я в Каунасе. Жду встречу с одним демократом из США. Прохаживаюсь по Лайсвас аллее, бывшей когда-то Аллей Сталина. Справа и слева магазинчики, кафе, рестораны. Над некоторыми магазинами торчат «палки-вывески» с изображением пса-рыцаря. Вон там изображение Юрате, русалки. В Каунасе как нигде в Литве заметна связь с Россией и Польшей. Есть в Каунасе оперный театр, балет… Но есть и девятый форт. Не встретишь теперь и евреев, разношерстную европейскую публику, а вот злые недовольные рожи попадаются повсюду.
Я доковылял до красного храма Аллеи Свободы и повернул назад. Редкие прохожие, закутанные в защитную «паранджу», зло и неприязненно посматривают на меня. И как только они распознают русских в любой одежде?! Отдаю им должное, сохранили русский язык. Школьники ходят в мокиклы – школы. Сохранились мокиклы для русскоговорящих «вайкучей».
Вдруг я почувствовал, что сзади меня появилось изделие боже. Оборачиваюсь. Кто-то в парандже. Узнать невозможно, тем более, что он сразу остановился, не дойдя двух метров от Старого дурака.
– Пароль! – выкрикнул он.
– И-гого!
Жду. Прошло две минуты. Ответа нет. Повторил.
– И-гого!
– И-а, и-а!
– Это ты, Парвус? – обрадовался я. На расстоянии двух метров разговаривать с маской было невозможно. Маска и я прикрепили микрофоны к палкам для усиления и скрестили их. Стало ясно с кем я поимел дело. Передо мной стоял старина Кишкис (Заяц). Олд бой сильно сдал. Овдовел. Кишкеня скончалась этой зимой. Кишкайте, дочь его, вышла замуж за полякака Дуду. Есть внучка.
Парвус держал связь как раз через старого электронщика Кишкиса. В былые времена он работал в КНИИРИТе. Учреждение исчезло. Об электронике напоминает самый большой костёл. Что там сейчас, не знаю. В костёле размещался радиозавод.
Кишкис пригласил следовать за ним, волоча ноги, он и я гуськом подались к нему домой. В своей маленькой квартирке был он один как перст. Хозяйство не велось неряшливо. Всё было чисто и на своих местах.
Пройдя по полупустынной площади мимо музея Чюрлёниса и являя странное зрелище, два старика с «удочками в защитной парандже» друг за другом, доковыляли мы до «врат» его дома. Там нас ждал Яша Гельфант с намордником на благородном лице.
– Неужели это ты Парвус? – не узнал я его. – Как растолстел! – сделал я ему комплимент.
– Засунь свои шутки в задницу, старая развалина!
Яша зачем-то облачился в униформу католического священника. Он пробормотал что-то по латыни и осенил меня слева направо. Но я не стану терпеть, когда меня осеняют слева направо. Я тут же осенил его справа налево. Что он говорил по-латыни не было мною понято, и я даже пожалел, что плохо её учил. Однако надо было соответствовать и пришлось сказать школярскую шутку
Бонум винум …
Bonum vinam cum sapore
Bibat abbas cum priore,
Bibat servus et ancilla,
Bibat hera, bibat herus.
Ad Bibendum nemo serus.
Amen!
*Хорошее вино с пеной
Пей аббат с приором,
Пей крепостной и прислуга,
Пей госпожа и господин.
Выпивать никогда не поздно.
Всегда серьёзный Кишкис чуть не подавился смехом. Сдержаться было действительно трудно.
– Тебе не стыдно, степенному старцу забавляться средневековыми школярскими шутками?
– Перестань паясничать, Парвус. Скажи лучше, с чем пожаловал? Зачем ты прикинулся священником? Работаешь ещё на АНБ?
– Выкинули. Слишком много знал.
– Fortuna non penis in morum non tenis.
– Кишкис опять не мог удержаться от смеха. Честно сказать, я всегда завидовал литовцам. Многие из них бегло говорили на трех-четырёх языках. Однако это поколение вымирает.
– И где ты сейчас прозябаешь? – спросил я.
– Голден АДДА. Консалтинговая фирма.
– Козлёнок там же?
– Нет. Он растворился где-то в Южной Азии.
– Ладно. Выкладывай зачем позвал.
– Я привёз тебе список паразитариев. Разве тебе не удивило, скорость замены правительства, изменение конституции и разгон думдомовских бездельников? Некоторые министры не поддержали конституционные преобразования и слилось в экстазе с конгрессом либерал-предателей. Вот папка, в которой содержится правда, одна только правда и ничего, кроме правды. Об этой папочке знают все эти прохвосты и прохиндеи. Боюсь, что провоз через границу будут затруднять.
– Парвус, где подвох у этого хреновируса?
– Не смеши. Ты давно притворяешься дураком и не можешь сообразить. Проблема старая – поиск высокоточного оружия. Ковровые бомбёжки, напалм, атомная бомба, газы, бактерии не эффективны. Ничего, кроме ненависти к эсшаатам и США в целом не вызывает.
По моим запискам, видимо создалось впечатление, что степенный старый инженер Кишкис сидел и помалкивал. Это не так. Он не только сидел и кушал чай, он всё время вставлял какую-нибудь замысловатую фигуру речи, обескураживая нас.
Кишкис: «Ваши планы будут похерены, если списочек украдут.» посовещавшись, шайка заговорщиков выработала план действий.
– Послушай, старая развалина. «Ар алаус ня турите?» Что мы глушим чай? Не англичане же мы, в самом деле! Тащи из холодильника свои запасы! Гельфант, еврейское лицо, не побрезгай.
Расстались мы рано утром. Парвус на машине, а я своим ходом. После пересечения границы я оказался на карантине. Покинув лечебное заведение, обнаружил пропажу папки. Скандал и споры результатов не дали. Риск не оправдался, – подумал я. Парвус, Кишкис и я – старый дурак, накачались пивом. Кто был четвёртым?
В Москве на вокзале меня окликнул, завёрнутый в маску какой-то тип.
_ Просили передать.
Он протянул мне папочку и замешал себя в толпе. Я очень обрадовался. Папочка была похожа на мою до мелочей. Захотелось сразу её открыть чуть было не забыл, что этого делать нельзя, и бросил её в помойку. Внешне папочка была точной копией, за исключением одного, на ней не было моей метки, небольшой царапины.
Спустя две недели папку засунули в мой почтовый ящик. Метки не было. Папочка отправилась сразу в коробку для рекламы. Примерно через неделю кто-то позвонил в дверь. Бенедикт мгновенно оказался у входа. Газдрубал стал звать: «Полиция! Полиция!» Не спеша подошёл и я, нажал кнопку. За дверью не было никого. Кабина лифта уходила вниз. Открыл дверь. На ручке висела сумка, а в ней оказалась папка без метки. В квартиру её я не стал вносить. Положил рядом с мусорным пакетом и ушёл.
На Пасху Бенедикт запросился во двор. Видимо его взбудоражил звонок в дверь. Он был так настойчив, что я уступил. Захотел, я полагаю, увидеть свою Ксантипу. Обернув этого лентяя вокруг шеи, надел сверху пальтишко, на улице было ещё прохладно и вышел на простор.
По пути к животворящему
