Александр Кукушкин - Подъезд

Он. Да, у меня не хватает практики, психоаналитику необходима практика, чтобы поддерживать себя в тонусе.

Она. Извращенец.

Он. Что есть извращение?

Она. Вы о чем угодно можете говорить, смеясь; вам нравится стебатьсянад всем подряд. Вам плевать на добрые отношения, плевать на окружающих вообще. Откуда? Разве можно, даже в шутку, так шутить? Про любовь, про смерть тут предлагали речь написать. Ничего серьезного для вас нет.

Он. Встретились два психоаналитика. Первый печально вздыхает: «Эх-эх-х…» Второй, воодушевляясь: «У тебя проблемы? Хочешь поговорить?»

Она. Я пошла.

Он. Всего доброго.

Она (не двигаясь). Думаю, вам лет тридцать. Вам тридцать лет, у вас нет семьи, нет друзей, нет знакомых, вы сидите в своей квартирке сутками напролет и никого туда не пускаете, потому что там ужасно грязно, пол покрыт пылью и стены поросли мхом. Вы нигде не работаете, а деньги получаете от друга, который не только свою семью кормит, но и вас, сибарита, содержит. Душа ваша тоже мхом поросла.

Он. И холодильник в придачу.

Она. Думаю, вы вообще не выключаете компьютер, все ваши знакомые — в виртуальном мире. Оттуда у вас такая манера разговаривать. Только вы не компьютерщик, поэтому вам и там скучно, в интернете. Потому вы и навязались мне в знакомые, что вам смертельно скучно. Только вы делаете вид, что вам нравится скучать, а вам уже самому тошно на самом деле.

Он. Еще я много фильмов смотрю.

Она. А умные книжки вы вовсе не читаете, это просто у вас было хорошее образование, вот вы кое-что помните.

Он. Доктор Зигмунд Холмс.

Она. Вам не хотелось реальной жизнью немного пожить?

Он. Например? Бабушкам помогать через улицы переходить?

Она. Что в этом плохого?

Он. Научите?

Она. Легко.

Он. Вы готовы пожертвовать собой, своим временем, чтобы вытащить этого несчастного из мрака уныния?

Она. Я готова уйти прямо сейчас, если вы не перестанете паясничать.

Он (декламируя).

О, нет, я не паяц!А если и бледно мое лицо,То от стыда и из-за жажды мести!Лишь только кровь отмоет мой позор,Проклятая ты женщина!

Она (открывает дверь подъезда и уходит).

Он (держит дверь и кричит вслед). До свидания! Почаще в гости заходите, слышите!

Первый этаж. Она заходит в кабину лифта. Он заходит в подъезд.

Он. Постойте, постойте, не уезжайте!

Она (ставит ногу, двери лифта открываются, видит его). А…

Он. Да…

Она. Торопитесь куда-то?

Он (заходит, нажимает на кнопку, лифт начинает подниматься). Ага. Очень.

Она (смотрит в пол). М-м…

Он. … А я думал о вас.

Лифт останавливается.

Он. Нет.

Она. Застряли.

Он. А-а-а…

Она. Точно торопитесь.

Он. Сбегал за кетчупом, а они на плите. Думал, вернусь — они как раз сварятся.

Она. Кто?

Он (нажимает на кнопку вызова). И притом целая кастрюля.

Голос из динамика. Чего?

Он. Сосисок.

Голос из динамика. Целая кастрюля сосисок?

Он. Мы тут застряли.

Голос из динамика. Да ну? Прямо кастрюля?

Он. Когда вытащите нас отсюда?

Голос из динамика. Минут через двадцать, как раз успеете все съесть.

Он. Кастрюля на плите в квартире.

Она. Почему так долго?

Голос из динамика. Да кто ж бы знал, что вы сосиски дома забудете? Да была б у вас да целая кастрюля сосисок, да мы б через минуту бы уже…

Он. Слушайте, не смешно. Почему так долго?

Голос из динамика. Все будет нормалёк, ждите.

Он. Эй, эй! Дела. Отключились. «Нормалёк» все будет, а? Эх…

Она. …

Он. …

Она. …Мы с вами как будто специально сталкиваемся.

Он. Перстсудьбы.

Она. Я ведь ни с кем из подъезда больше практически не знакома.

Он. Я знаю Вову с третьего этажа, славный паренек, первоклассник. Мы с ним вместе на стенах рисуем.

Она. На наших? Так это вы?!

Он. В основном — это он. Я только помогаю гению расправить крылья. Но, прошу, никому не говорите, слава в столь нежном возрасте может повредить.

Она. Странное вы нашли себе развлечение.

Он. Нет, это не развлечение. Это очень серьезно. У меня феноменальные педагогические способности, я вижу талант человека и могу его раскрыть.

Она. Примеры были?

Он. Я уже рассказывал вам, о моем друге, который перешел от компьютеров к финансам. Моя заслуга.

Она. А какой талант у меня?

Он. Никакого.

Она. Что?

Он. Ну, да. Никакого таланта, только немного кое-каких способностей. Вы не согласны?

Она. Могли бы как-то менее обидно это сказать.

Он. Не на что тут обижаться. Зато вы красивая.

Она. И вы влюбились в меня с первого взгляда, я помню.

Он. Да, было дело.

Она. Как это, было дело? Что, уже прошло?

Он. О, давно уже как. Я, вообще, человек отходчивый.

Она. А я нет. Я пишу речь на ваши похороны. За то, что вы надо мной все время смеетесь.

Он. Правда? Вы молодчина.

Она. Только я решила, что это не будет прямо речью на похоронах, ведь вас никто не придет хоронить кроме меня, так что я делаю некролог. Опубликую его в газете, это совсем не дорого.

Он. Хорошо, пусть некролог. Фотографию у меня в компьютере возьмите.

Она. О, правильно, как без фотографии. А меня пустят вам в квартиру?

Он (лезет в карман). Вот, держите, я вам дубликат ключа сделал.

Она.…Зачем?

Он. Чтобы не задаваться вопросом, а пустят ли вас ко мне в квартиру после смерти.

Она (берет). Как-то всё это; не так.

Он. Вы мне — реквием, я вам — ключ. Все честно. Можете разграбить мое жилище до появления законных наследников.

Она. Вы же не знали, что я вам пишу некролог.

Он. Да я всем нутром чувствую, как вы моей смерти хотите.

Она. А если я решу прийти завтра, например. Пока вы еще живы.

Он. Вы не решите; вы с таким испугом взяли ключ, что у вас просто духу не хватит им воспользоваться. Кроме того, вы боитесь плесени на стенах, а у меня там все поросло плесенью, помните, я вам говорил?

Она. Это я говорила.

Он. Да? А про крыс тоже говорили?

Она. Нету у вас крыс.

Он. А что у меня есть?

Она. Да, что у вас есть? Чем я могу поживиться до появления законных наследников?

Он. Думаю, вам очень понравится теплый пол на кухне, можете отодрать. Аккуратненько как-нибудь, чтоб не сильно в глаза бросалось. Вообще же, вы там не будете ничем живиться, вы там будете горевать.

Богиня Кали умиленноВокруг себя на всё глядит,И всё ей кажется бесценным,Всё душу томную живитПолу-мучительной отрадой.

Она. Что вы такое странное цитируете постоянно?

Он. Это «Онегин», я кроме него ничего не знаю.

Она. Ух ты, прямо предсмертная исповедь.

Он. То есть?

Она. Я думала вы всех наших классиков можете процитировать наизусть, как тогда про этих, про паяцев. Или это тоже «Онегин»?

Он. Разумеется. Он. Пушкин — наше всё.

Она. А это точно не «Евгений Онегин», потому что там не было богини Кали, там была Татьяна.

Он. Разве? Память, должно быть, подводит. А вы мою эпитафию наизусть помните?

Она. Нет, у меня она на листе. Вот.

Он. Кабы это был не некролог, я был бы просто польщен, что девушка всюду с собой носит письмо ко мне.

Она. Но это некролог.

Он. Такие теперь пошли девушки. Читайте.

Она. Слушайте.

Есть люди, беспокойный дух которых не замолкает даже с остановкой их сердца.

Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.

Есть люди, над которыми никогда не будет властен неумолимый бег солнца.

Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.

Есть люди, через которых в наш мир смотрит светлая радость.

Умер Будда, Сиддхартха Гаутама.

Есть люди — и есть Будда, Сиддхартха Гаутама.