Стивен Ликок - Юмористические рассказы
Однако я должен принести свои извинения читателю: моя статья становится, кажется, слишком серьезной.
Перед тем как отвлечься от основной темы, я как раз собирался сказать несколько слов еще об одной форме юмора, которую я также не способен оценить. Речь пойдет об особого вида рассказах, которые par excellence* можно назвать английскими анекдотами. Они обычно повествуют о знатных особах, но, насколько могу судить, несмотря на возвышенный характер предмета, абсолютно лишены всякой соли.
______________
* По преимуществу (франц.).
Разрешите привести пример.
Его светлость четвертый герцог Марлборо славился щедрым гостеприимством, и при жизни радушного хозяина двери Бленхейма, его родового поместья, всегда были широко открыты для всех друзей и знакомых. Однажды, явившись к завтраку, герцог обнаружил в столовой тридцать гостей, тогда как на столе умещалось лишь двадцать приборов.
- Пустяки, - произнес герцог, нимало не смутившись случившимся. - Одни будут есть сидя, другие - стоя.
Раздался оглушительный взрыв смеха.
Удивительно, как это от грохота не рухнули стены. Просто взрыва смеха, по-моему, явно недостаточно, чтобы воздать должное столь замечательной шутке.
На протяжении трех поколений неизменным героем подобного рода остроумия был герцог Веллингтон.
Рассказ о герцоге Веллингтоне, со временем доведенный до голой схемы, как правило, звучит примерно так.
Однажды молодой субалтерн-офицер встретил герцога Веллингтона, когда тот выходил из Уэстминстерского аббатства.
- Какое дождливое утро, - развязно сказал молодой офицер, поздоровавшись с его светлостью.
- Дождливое, - сухо ответил герцог. - Но в то утро, под Ватерлоо, дождь лил еще сильнее, черт возьми.
Поняв, что получил по заслугам, молодой офицер смутился и потупил глаза.
Невольно сам собой напрашивается вывод - если вы хотите позабавить слушателей смешной историей, нужно уметь ее рассказывать. Между тем только очень немногие отдают себе отчет, как невообразимо трудно рассказать забавную историю так, чтобы она прозвучала действительно смешно: "подать" ее, как говорят актеры. Ведь то, что говорится в такой истории, очень редко делает ее смешной. Тут нужно найти подходящие слова и каждому слову - свое место. Правда, иногда - может быть, один раз на сто - попадется история, которая не требует от исполнителя специального умения рассказывать. Внезапный поворот фабулы или неожиданная, и притом нелепая, развязка делают ее настолько смешной, что даже самый неумелый любитель не способен ее скомкать и испортить.
Возьмите, например, такой известный случай, рассказ о котором в том или ином виде довелось слышать каждому.
Однажды знаменитый комик Джордж Гроссмит почувствовал сильное переутомление и отправился к врачу. Врач, который, как и все, неоднократно видел Гроссмита на сцене, ни разу не встречал его без грима, а потому, конечно, не узнал его. Внимательно осмотрев больного, взглянув на его язык, пощупав пульс и выслушав его, врач покачал головой и сказал:
- Ничего страшного, сэр. Вы просто переутомились от чрезмерной работы и нервного напряжения. Освободите-ка себе вечерок и сходите в "Савой" посмотреть на Джорджа Гроссмита.
- Благодарю вас, - сказал больной, - Джордж Гроссмит - это я.
Прошу читателя заметить, что я намеренно рассказал этот случай очень плохо, безобразно плохо, и все же от него еще что-то осталось. Не согласится ли любезный читатель вернуться к началу этой истории и немного подумать, как следовало бы ее "подать" и какая явная ошибка была допущена мною в самом начале. Если у вас есть хоть капля таланта рассказчика, вы тотчас поймете, в чем дело, и начнете эту историю так.
Однажды утром в приемную модного врача вошел какой-то изможденный человек; глаза его блуждали, руки тряслись и т.д.
Иными словами, весь смысл шутки в том и состоит, чтобы скрыть имя больного, пока тот не скажет: "Благодарю вас, Джордж Гроссмит - это я". Но история эта сама по себе настолько хороша, что ее невозможно испортить даже плохим рассказом, и в различных вариантах этот анекдот рассказывают и перерассказывают о Джордже Гроссмите, Коклене, Джо Джефферсоне, Джоне Хэре, Сирил Мод и еще о шестидесяти других знаменитостях. Я даже заметил, что есть определенный тип людей, которые, выслушав эту историю о Гроссмите и нахохотавшись вволю, тут же начинают рассказывать ее вновь, но только с другим героем, и при этом так надрываются от смеха, будто рассказывают нечто совершенно оригинальное.
Однако, повторяю, лишь немногие понимают, как трудно добиться в рассказе истинно комического эффекта.
- Вчера я смотрел Гарри Лодера, - сообщил мне на днях Григс, мой знакомый по бирже, когда мы возвращались домой. - Выходит он на сцену в шотландской юбочке (Григс хихикнул), с грифельной доской под мышкой (Григс весело рассмеялся) и говорит: "Хорошо носить с собой грифельную доску", все это, конечно, по-шотландски, но у меня не получится так здорово, как у него. "Хорошо, значит, носить с собой грифельную доску - а вдруг понадобится записать какие-нибудь цифры". (При этих словах Григс уже захлебывался от смеха.) Потом вынимает из кармана кусочек мела и говорит (у Григса началась истерика): "Хорошо носить с собой и малюсенький кусочек мела: без мела, знаете (от смеха Григс едва держался на ногах), и доска вроде ни к чему".
Григс схватился рукой за бок и остановился. Ему пришлось прислониться к фонарному столбу.
- Ну, конечно, у меня не выйдет с таким шотландским акцентом, как у Лодера.
Истинно так. У него не получался шотландский акцент и не было глубокого, звучного голоса мистера Лодера, и светящегося весельем лица, и сверкающих от смеха очков, и он не сумел бы обыграть грифельную доску и произнести как надо излюбленное шотландцами "малюсенький", - он ничего этого не умел, ему бы просто сказать - "Гарри Лодер", прислониться к фонарному столбу и хохотать, пока хватит сил.
Все же, несмотря ни на что, есть люди, которые упорно мешают хорошей беседе, досаждая слушателям своими историями. Что может быть ужаснее, чем присутствие за столом одного такого рассказчика-дилетанта? Ну, а если их, упаси господи, двое? Осчастливив общество несколькими историйками, наши доморощенные таланты скромно умолкают, и тут за столом воцаряется неловкая пауза: каждый выжидающе смотрит на соседа, силясь вспомнить подходящий к случаю анекдот. Всем как-то не по себе, пока наконец кто-нибудь из присутствующих - какой-нибудь солидный господин - с серьезным видом не нарушает тягостного молчания.
- Говорите что хотите, - обращается он к соседу, - нравится нам это или нет, а сухого закона нам не миновать.
Проносится вздох облегчения, и все снова чувствуют себя счастливыми и довольными. Но, увы, ненадолго: один из рыцарей рассказа уже "вспомнил интересный случай" и рвется в бой.
Но самое ужасное зло - это рассказчик скромный, рассказчик, которого неотступно терзает опасение, а не слыхали ли вы уже того, что он собирается вам преподнести. Он приступает к вам примерно так:
- Знаете, недавно, когда я плыл на Бермуды, мне рассказали презабавную историю... (Пауза, лицо нашего скромника застилает тень сомнения.) Но вы, наверное, ее уже слышали?
- Нет, что вы. Я никогда не бывал на Бермудах. Прошу вас.
- Так вот, мне рассказали, как один человек прибыл на Бермуды лечиться от ревматизма... Но вы, наверное, уже догадываетесь, о чем я?..
- Да нет же, уверяю вас.
- Так вот, он очень страдал от ревматизма и отправился на Бермуды в надежде излечиться. Прибывает он в гостиницу и обращается к портье... Может быть, вы все-таки знаете?..
- Право же, нет. Продолжайте, продолжайте.
- Так вот, обращается он к портье и говорит: "Мне, мол, нужна комната с видом на море"... Но вы, наверное, уже...
Самое разумное, что вы можете сделать, - это прервать рассказчика в этом самом месте и сказать спокойно и твердо:
- Да, я знаю эту историю. Она мне всегда нравилась. Я люблю ее еще с тех пор, как она впервые появилась на страницах "Титбитса" в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году, и каждый раз, когда она попадается мне вновь, я пользуюсь случаем перечитать ее. Прошу вас, продолжайте! Я усядусь поудобнее, закрою глаза и с удовольствием послушаю эту историю еще раз.
Несомненно, обычай развлекать общество анекдотами и смешными историями укоренился, между прочим, еще и потому, что большинство людей, не отдавая себе в этом отчета, ставят юмор очень низко. Иными словами, широкая публика не имеет правильного представления о том, как трудно "делать юмор". Им и в голову не приходит, что это не только трудное, но и достойное занятие. Видя готовый результат - легкую и веселую шутку, они, естественно, считают, что и сочинять ее также легко и весело. Только немногие понимают, что какой-нибудь забавный стишок Оуэна Симена, появившийся в "Панче", потребовал куда больше труда и усилий, чем проповедь архиепископа Кентерберийского, что "Гекльберри Финн" Марка Твена значительнее "Критики чистого разума" Канта, а мистер Пиквик, вышедший из-под пера Чарлза Диккенса, сделал для возвышения человека больше, чем "Веди нас, благой свет, сквозь пелену мрака" кардинала Ньюмена. Говорю это совершенно серьезно. Ньюмен только взывал во мраке о свете, Диккенс же зажег его.
