Осип Дымов - Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»
Вообще, солидный читатель, мы уверены, не придаст серьезного значения этой неосновательной гипотезе…
Секрет успеха Наполеона, если вдуматься в него, оказывается очень прост: армия была предана ему душой и телом, а добиться такой привязанности у простых честных солдат было очень легко.
Мы сообщим рецепт успеха Наполеона на тот случай, если кто-нибудь из главнокомандующих и вообще генералов пожелает им воспользоваться.
Рецепт успеха.
Предположим, кто-нибудь из читателей попал со своим войском в Египет. Предстоит упорная битва… Вы, не отдавая никаких сухих приказов и кисло-сладких распоряжений (вроде: «Братцы, постоим же за матушку-родину… братцы, лупи неприятеля в хвост и гриву – получите потом по чарке коньяку!»), просто выбираете пару-другую пирамид повыше и указываете на них пальцем:
– Солдаты! – кричите вы. – Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!
Простодушные солдаты поражены.
– Так много! – шепчут они. – Бросимся же, братцы, в бой!!
Если разобраться в сказанной вами фразе – в ней не найдется ничего существенного. Но закаленный в боях воин нетребователен. Ему многого не надо. «Сорок веков» его восхищают.
Если вблизи нет пирамид, можно придраться к чему-нибудь другому и опять привести солдат в крайнее возбуждение. Например: кругом пусто, а сверху светит обыкновенное солнце.
– Солдаты! – торжественно говорите вы. – Это – то самое солнце (как будто бы есть еще другое), которое светило во время побед Людовика XII.
Не нужно смущаться тем, что злосчастный Людовик XII не имел ни одной победы – всюду его гнали без всякого милосердия… Неприхотливым воинам это не важно. Лишь бы фраза была звонкая, эффектная, как ракета. Конечно, полководец должен сообразоваться с темпераментом и национальностью своих солдат.
Немца на пирамиду не поймаешь… Ему нужно что-нибудь солидное, основательное или сентиментальное. Немцу можно сказать так:
– Ребята! Нас сорок тысяч, а врагов – пятьдесят. Но они все малорослые, худые, в то время как вы – толстые, большие. Каждый враг весит в среднем около трех пудов, а вся ихняя армия – 150 000 пудов. В вас же, в каждом, – около пяти пудов, т. е. вся наша армия на 50 000 пудов тяжелее ихней. Это составит 25%. Неужели же мы их не поколотим?
Кроме того, немец любит слезу.
– Солдатики! – говорите вы. сдерживая рыдания. – Что же это такое? Неужели ж мы не победим их? Если мы их не победим – подумайте, как будут огорчены ваши добрые мамаши, вяжущие на завалинке шерстяной чулок, ч ваши престарелые папаши, пьющие за газетой свой зейдель пива, и ваши дорогое невесты, которые плачут и портят свои голубые глазки.
И все заливаются слезами: полководец, солдаты… даже последний барабанщик плачет, утирая слезу барабанными палками. Потом все бросаются в бой и побеждают.
Легче всего разговаривать с китайскими солдатами. Им нужно привести такой аргумент:
– Эй, слушайте там: все равно рано или поздно подохнете как собаки. Так не лучше ли подохнуть теперь, всыпав предварительно врагу по первое число.
Есть еще один прием, к которому Наполеон часто прибегал и который привязывал солдат к полководцу неразрывными цепями. Холодное, туманное утро… Солдаты жмутся у костров, сумрачные, в ожидании битвы. Наполеон выходит из палатки и отзывает от костра одного солдата.
– Э… послушай, братец!.. Как зовут того солдата с усами, которому ты давал прикуривать и который так весело смеется?
– Этот? Жан Дюпон из Бретани. Он вчера письмо получил от больной матери, которая уже выздоравливает – и поэтому сейчас рад, как теленок.
Наполеон направляется к указанному солдату.
– Здорово, Жан Дюпон!
Дюпон расцветает. Император знает его фамилию! Император его помнит!..
– А что, Жан Дюпон, ведь прекрасная страна ваша Бретань?!
Дюпон еле на ногах стоит от счастья. Император Франции знает даже, откуда он!
– Ну. как твоей матери – лучше теперь? Выздоравливает?
Если бедный солдатик не сходит сразу с ума от удивления и восторга – он падает перед чудесным повелителем на колени, целует руки и потом пытается убежать с определенной целью раззвонить товарищам обо всем, что произошло. Но Наполеон удерживает его.
– Скажи, от кого ты сейчас закуривал папиросу? Такой рыжий.
– А! Этот? Мой товарищ, парижанин Клод Потофе. Сирота. Отца его убили во время взятия Бастилии, и у него теперь, кроме невесты, маленькой Жанны, никого нет в Париже.
Часа через два Наполеон натыкается на Клода Потофе.
– Здорово, старый товарищ, Клод Потофе! Небось, сам здесь – хе-хе! – а мысли в Париже, около маленькой Жанны. Эх ты, плутишка!!! Ну, посмотрим, такой ли ты забияка в сражении, как твой отец, который свихнул свою старую шею около Бастилии 14 июля.
Клод Потофе падает от изумления в обморок, а когда приходит в чувство, говорит своим товарищам, захлебываясь:
– Вот это полководец! Нас у него двести тысяч, а он знает и помнит жизнь каждого солдата, как свою собственную…
Наполеон-император
Если изучить как следует жизнь и деятельность Наполеона I, то придется сознаться, что этот человек подорвал в нас всякое уважение к истории человечества, к солидности и постепенности в прохождении того величавого медлительного пути, который свыше намечен народам мира.
Этот бывший артиллерийский офицерик носился по всей Европе, как собака, которой привязали к хвосту гремящую жестянку-честолюбие, дрался, как лев, хитрил, как лисица, пролез сначала в генералы, потом в первые консулы, потом в императоры и споткнулся только тогда, когда дальше идти было некуда – вся нечеловеческая прыть и прекрасная в своем ослепительном блеске наглость была исчерпана до конца.
Пишущий эти строки счастлив, что ему предоставляется возможность закончить Всеобщую историю человечества жизнью Наполеона I – таким могучим аккордом, таким грандиозным апофеозом, который с самой беспощадной ясностью подчеркивает тщету всего земного, эфемерность так называемых «исторических и прочих условий».
Маленький человечек в треугольной шляпе и сером походном сюртуке захотел сделаться французским императором. Он им сделался. Это так легко.
У него не было никаких предков королевской крови, никакой предшествующей династии, никаких традиций. Вероятно, поэтому он стал поступать дальше с прямотой и бесцеремонностью варвара, попавшего в музей, наполненный драгоценными реликвиями старины, прекрасными обветшалыми тронами и портретами целых поколений королей, к которым он относился с ироническим пожатием плеч разбогатевшего лавочника – себе на уме…
Сделавшись императором, он на минутку приостановился, призадумался, положив палец на губы, и махнул рукой:
– Эх! Сделаюсь уж, кстати, и королем Италии.
Кстати, сделался и королем Италии.
Наместником туда назначил пасынка своего Евгения Богарне, который при других условиях торговал бы на Корсике прованским маслом в розницу или занимался корсиканской вендеттой – делом, не требовавшим больших расходов, но и не дававшим никакой прибыли.
Можно вообразить, как смеялся в тиши своего кабинета или походной палатки Наполеон, раздавая направо и налево своим бедным родственникам троны и королевства.
Это делалось с такой легкостью и простотой, с какой сытый буржуа дарит своим бедным друзьям и родственникам старые галстуки и жилеты, отслужившие хозяину свою службу.
Например, докладывают Наполеону:
– Вас там в передней спрашивают.
– Кто спрашивает?
– Говорит – ваш братец Иосиф. Да только подозрительно – правда ли это? Уж больно вид у них… подержанный.
– Ага! Зови его сюда.
Брат входит, мнется, переступая с ноги на ногу, мнет измызганную шапчонку в руках…
Добрый Наполеон лобызается с братом.
– Жозеф! Ты! Очень рад тебя видеть. Что это ты в таком непрезентабельном виде?
– Я к тебе… Нет ли местечка какого? Наполеон трет лоб.
– Гм… Местечка… Можно было бы назначить тебя вице-королем в Италию, но туда я уже Женю посадил. Местечко занято. Разве вот что: как тебе улыбается Неаполитанское королевство?
– Ну, что ж… У меня положение такое, что пойду и на это.
– Вот и прекрасно. Завтра же можешь и выехать. Скажи там, что я назначил тебя неаполитанским королем. Спроси, где трон – тебе покажут. Да я лучше записочку напишу........................................................................................
– Вас там спрашивают, в передней.
– Кто?
– Говорят, братец Людовик. Вид тоже… тово…
– Бедняга! Зовите его сюда! Здорово, Людовик! Небось, тоже за местечком… Ну-с – пораскинем мозгами. Что у нас занято и что свободно? В Италии королевствует Евгений, в Неаполе Жозеф… Гм… А, вот! Голландия!! Хочешь быть голландским королем?
– Голландским? Другого ничего нет?
– Пока не предвидится.
– Ну, хочу.
– Ну, ладно.
Впрочем, не только к своим родственникам относился тепло добрый Наполеон.
