Сборник 2019 года. Том 7 - Михаил Михайлович Жванецкий
Сейчас она есть.
Сейчас он российско-грузинский конфликт, что ли?
Во всяком случае, мы должны кричать на Запад.
Давай на Запад кричать, Василий!
Где Запад?.. Компас есть?
Кричим в сторону Минска…
Нет, нельзя…
Надо через Минск.
Давай в сторону Киева.
Через Киев туда и туда.
– Куда?
– Куда-куда. Ты кого проклинаешь – Запад? Ну и давай в сторону Внукова.
Давай:
– Ах вы, суки!..
Мы не Внуково проклинаем.
Давай между Внуковом и Минском:
– Ах вы, суки, подонки, сколько можно душу мотать? Присоединяйтесь, падлы, к нам.
– В чём?
– Во всём! Чего вы всё время против? Давайте вместе… Что?
– Что?
– Что вместе? Василий…
– Выпьем!
– Верно!
– Точно…
Но мы уже пили вместе.
Не хотят они пить с нами…
Не умеем, говорят, себя вести.
– Ах вы, сволочи, вонючки, мерзоты небоскрёбные…
Вот я и говорю, как враги – они классные…
И нам сразу жить хочется…
И мы туда и «Су-400», и «Искандер», и «Тополя»…
Не ля-ля-тополя.
Это ракеты, сынок.
И нам сразу интересно стало, представляешь?!
Ты, твоя жена, этот сиреневый, я, лысый этот, кривой и этот на протезе – все стоим у стойки с пистолетами…
Не бомжи, а офицеры, блин, Василий.
Дважды рядовой Михал Михалыч.
Ефрейтор Гольдберг.
И грузин возьмём.
Пусть пьют при погонах, но без оружия.
У них что хорошо – поют.
Многоголосие называется.
У нас как многоголосие, так сразу мат.
У них без мата.
А воевать мы с бабой хотим, Василий…
Тогда позиция наша: кричать на Запад, но не воевать…
Зачем долго?
Утром прокричал, днём прокричал – можно три раза в день…
Лаконично и патриотично.
Всё, Василий.
Ты можешь матом… Но не так длинно.
Ну всё, Василий, всё…
Катюнь… За мой счёт всем благодарным…
Василию двойной…
Вася, двойной виски – это не два гранёных стакана.
Это сорок грамм, Вася…
Двойная водка – это не два стопаря…
Василий, ты мне нужен.
Как собеседник.
Кофе Васе – американский.
Опять Вася матом…
Американский не сам кофе, пей свободно.
Это способ варки.
Ну, дай ему араба.
Как его эта резьба измучила…
Вот такая у меня была позиция.
Я нарезал наоборот.
Я почти перестал пить.
Завёл одну женщину.
И чуть ли не сел на диету.
Диета – это вам знакомо. Это не жрать. Вот так.
Нет, наоборот – у тебя всё есть, а ты не жрёшь и всё!
Я потерял живот, друзей и уже собирался сходить в консерваторию, где находят прибежище осколки инженерного состава.
Я судорожно поднялся до глубин философского романа.
Над которым вкалывал две недели.
Я один, безоружный, бросался на глыбу «Улисса»… Джойса…
Нет, дорогой, это не торт…
Это огромное и толстое достижение мировой литературы.
Это когда мы говорим и думаем одновременно.
Я тебя научу.
Нет, отец, не обижайся, но ты, когда говоришь, ты в этот момент не думаешь – ты заботишься о произнесении букв в словах…
У Джойса они думают и говорят…
Сам способ интересный, если бы это кого-то волновало…
Наша беседа тебя волнует.
Сынок, я бился над Улиссом и под ним…
Ничтожен, братцы…
Ты что, Василий, чтоб я принёс и вслух читал, не забывая вам налить?
Два месяца читать?..
Нет, на свободе не осилим, возьмём в тюремной библиотеке…
Он там есть. Он там не опасен. Прочитав «Игру в бисер», ударившись о Музиля и Улисса, борясь со сном и содержанием, я не стал добрее, и не уехал на Кавказ, и не разлюбил женщин, хотя роман этого требовал.
Я плюю на устриц.
Есть тысяча способов уйти от мира, не лишая его своего присутствия.
Вы, друзья мои, тот же лес, та же трава.
Я заказываю вам шелест и оплачиваю его.
Что у тебя?..
Нет! Из бокового кармана здесь не пьют.
– Кто гнал?.. Родственник из буряка…
Очень может быть…
Вам как сказали, что роза пахнет, а самогон воняет, вы так и живёте…
Единственное, чему я вас научу, – работать головой.
Если у меня ещё будут деньги, я вам расскажу, что я видел в их театрах и кино…
Это такой постмодерн…
Но об этом потом.
Катюнь, по одинарному, а то у них рассеивается внимание…
Не надо…
Я там одурел от слова «спасибо» и от криков «ваши аплодисменты»…
Вася, зааплодируй мне…
Стой! Я пошутил…
Да я понимаю, что не за что…
А у них аплодируют по просьбе, по команде. И смеются так же…
«Не вижу ваших слёз!..»
«Не слышу ваше хохотанье!..»
А от слова «спасибо» у меня ангина.
Мне его говорили. Я его говорил…
Самое невозможное – благодарность кому попало.
Лучше деньгами – ты прав.
Там есть целый район, где живут одни писатели… Ещё с советских времён.
Не надо, сынок… Я могу доказать, а ты только матом…
Есть такой район…
И метро к нему идёт…
Бьёмся… Все завтра поедем…
Ходят по улицам, в очередях, в аптеках…
Одни писатели из окон выглядывают…
Хромые, косые… Одни писатели…
Масса… Скопление…
Уродило их в советское время, до сих пор живут.
Теперь их ещё больше.
Все прохожие писатели.
А всё равно что, романы, пьесы…
А спорим, есть люди, которые читают…
Так я же тоже им был.
Они считают, что влияют…
Мол, все его прочтут и не будут воевать…
Хотя раньше все читали и воевали.
Они говорят, литература сложна, а жизнь короче.
В общем, «ну да» – это одно.
А «да ну» – это другое.
Нет, Василий, там совсем другая жизнь.
И все не живут, а ведут себя.
Один себя нормально ведёт.
Другой не умеет.
Вдруг поцелует тебя.
И все женщины целуют тебя без чувств.
Вдруг поцелует или запоёт.
К мужчинам тянутся мужчины…
Да… Ты слышал… А я видел…
Зрелище не для слабых.
Откуда я знаю…
Значит, и в мужском теле что-то есть…
Наверное, если тебя помыть, опрыскать, протереть, может, и к тебе потянутся мужчины.
Может, и заработаешь, если не будешь пить.
Юноша, как осуществить мечту?
«Если за неё выпить?» – говоришь ты.
Вот если за неё никогда не пить – осуществишь, клянусь…
Но всё равно потом…
Придёшь, как я, к свободным людям на простор.
А кто-нибудь пил коньяк?
Хотите попробовать? Екатерина! «Мартель» – немолодой, как мы.
Для нас по глотку…
И разойдёмся на сегодня…
А то я что-то заговорил стихами, мне срочно ночь нужна… Прощайте.
Сегодня, как и позавчера, ибо вчера у нас уже нет, единственной силой, не утерявшей чувство справедливости, не врастающей в землю при
