Приспособленцы - Артур Гаскаров
– У тебя есть работа? – спрашивает – семья? – делает паузу и спрашивает – дети?
А Эйприл выбрасывает свой телефон и начинает плакать. Она убегает в ванную и громко рыдает и втягивает в себя сопли. Наверное, полкило, не меньше. Мы с Толстым слышим всё это, пока не начинает шуметь кран. Наголовник на кранах должно быть специально придумали для этого – чтобы шумел. А моя грёбанная рыбка говорит мне из своего аквариума:
– О, привет. Ты кто?
И у меня снова начинается нервный срыв.
IՕ
IՕ
Двор – это мой мир, тут я хозяин! Железный гараж, на крышу которого можно забраться по забору и далеко глядеть. Например, приехала ли бабушка на выходные из города. Отсюда видно как она тропинкой вдоль лесопосадки идёт с автобусной остановки. И когда мама говорит что бабушка сегодня приедет я жду её появления здесь. А зимой отсюда можно прыгать в сугроб. Мне кажется папа специально его построил перед оврагом чтобы прыгать было веселей. Вообще-то за это тоже можно получить люле́й, но склон крыши скрывает меня, и мама не видит. Ещё есть колодец, но в него глядеть нельзя, а то водяной заберёт. Баня, которую мне не разрешают разжечь. Но когда я помогаю папе её топить, он втихаря разрешает мне подбрасывать в топку.
Огород — это моя плантация. Тут густо растёт трава ростом почти с папу. Я умял траву, сделав себе коридор, и там, в глубине, построил шалаш из дров. Правда вот за это я почти получил люле́й от мамы. Они были совсем близко, я даже чувствовал их запах, но бабушка спасла. Бревенчатая избушка с маленьким окошком и огрооомной крышей – это наша сарайка. А крыша большая, это что бы в сено удобней было прыгать и гонять оттуда курей.
А вот и Машка. Она опять забралась на крышу сарайки и теперь блеет там с Мишкой. Мама до сих пор не понимает как они туда залазают, а главное ‒ зачем? Она купила их что бы получать очень полезное козье молоко, а не что бы гонять их с крыши. Так она говорит. Я видел однажды как Машка прыгнула с навозной кучи на забор, а потом с него на крышу. Но мама не верит и считает что они залазают по лестнице.
Я достою окаменелую нугу из кармана. Это та, что осталась после того как я соскрёб шоколад с конфеты. Показываю Машке и кричу – цок, цок, цок. Машка сазу спрыгивает с крыши сарайки на кучу навоза, как каскадёр из видеокассеты со Шварцнигером, подбегает ко мне и облизывает своим шершавым языком мои руки.
Возле сарайки Лада, моя собака, мой верный друг. Бедняга недоедает и приходится иногда её подкармливать. Правда она не есть нугу, предпочитает колбаски. Дело в том, что два гусака, Борька и Гришка, обманывают её. Пока один дразнит Ладу, и та рвётся на цепи от злости, второй ест с её миски; затем гуси меняются.
‒ Раз… два… три… просыпайтесь!
Я открываю глаза и перед моим лицом родинка. Та самая, которая сползла к правой ноздре. Но гляжу я не на неё. При таком ракурсе, когда докторша склонилась передо мной, я вижу все её достоинства через расстёгнутый ворот блузки. Они такие круглые и упругие, достоинства… Ммм… Вот бы… Жаль отсюда не видно сосков. Как бы я не напрягал зрение, как бы не старался, отсюда невидно сосков. Соски с другой стороны.
‒ Ну что там, док? Что в моей голове? ‒ Спрашиваю я всё ту же, по цене элитной проститутки, а голова идёт кру́гом.
‒ Сама не понимаю ‒ отвечает мне докторша ‒ я вообще такого счастливого детства раньше не встречала. И это странно! Ведь тот учебник, что я читала, гласит что проблемы такого характера сидят в детстве. А вы говорите что сходите с ума и воображаете всякое, и да, эти сны… О чём они?
Я покосился на навесной шкафчик в конце кабинета и думал – «поднесут ли мне сегодня гранёного?».
‒ О грехах человеческих – отвечаю я – в которых я выясняю несуществующие отношения с миром, которому не нужен.
Здесь докторша наконец начала вести себя так, как мне хотелось последние пять минут. А именно, она сильно расстегнула блузку со словами «как же тут жарко» и завиляла своей задницей в сторону навесного шкафчика.
‒ Это вы на негативе говорите. А на самом деле этому миру никто не нужен. Даже я. А я уважающий себя психиатр! Я и книжки умные читаю, вон, и кожаное кресло купила, а миру всё ровно не нужна…
‒ Если мир одинаково безразличен ко всем, почему плохо мне одному? ‒ Спросил я и взял запотевший от холодной водки протянутый мне стакан.
‒ Возможно вы не можете переориентироваться в новом мире и вас неумолимо тянет обратно, к козлам.
Я чуть не подавился. Нельзя человеку говорить такие вещи когда он пьёт горькую и любуется сладким. Ловит момент когда чёрный кружевной бюстгальтер не выдержит и два высших образования вырвутся наружу.
‒ К каким козлам? ‒ удивлённо и недовольно переспросил я.
‒ К тем, что в детстве обещали вам молоко в обмен на конфету. Вы их обманывали старой засохшей нугой, а они за это ели коноплю за сарайкой, из которой и производили молоко в отместку.
‒ О ‒ завосклицал я, закидывая нога на ногу ‒ вы думаете у нас это взаимно, и вообще, я начал первым? ‒ и начал скручивать самокрутку.
‒ С вами всё в порядке? ‒ Неожиданно спросила докторша. Я поднял глаза и наблюдал её озадаченное лицо. Почему-то она была уже в застёгнутой блузке и не собиралась освежить мой стакан.
***
Толстый зашёл в магазин элитной парфюмерии, взял самый дорогой одеколон и вылил на себя пол флакона. Затем он спокойно вышел под провожающие взгляды консультантов и только потом страстно лысеющей охранник крикнул ему вдогонку «козёл»! Это потому что на охранника пялится старая грымза в итальянском пиджаке с коротким рукавом и на лбу у неё написано, что
