Николай Лейкин - Забавы взрослого
— Пусти, пусти! — рвался отъ него Турковъ. Нешто онъ смѣетъ надъ своимъ хозяиномъ, надъ своимъ начальствомъ смѣяться? Какую онъ имѣетъ праву?
— Стой, стой, голубчикъ! — удерживалъ его Христофоръ Романычъ. Мы лучше его міромъ… Это первая вина… Сдѣлаемъ ему строгое внушеніе. Напишемъ первое предостереженіе. Хочешь, напишемъ?
Турковъ остановился.
— Какое предостереженіе? спросилъ онъ.
— А вотъ, что газетамъ пишутъ. Принимая во вниманіе, что въ поведеніи вашемъ заключается явное неуваженіе къ хозяину, объявляемъ… ну, и такъ далѣе. Хочешь, предостереженіе?
— Не хочу я предостереженія! Вотъ ему предостереженіе!
Турковъ поднялъ кулакъ.
— Ну, такъ вотъ что… Счастливая мысль! воскликнулъ Христофоръ Романычъ. По крайности и позабавимся. Завтра вечеромъ позовемъ мы опять всѣхъ молодцовъ и будемъ его судить судомъ съ присяжными засѣдателями. Молодцы будутъ присяжные, ты прокуроръ, а я — защитникъ.
Турковъ осклабился.
— Важная штука! Только зачѣмъ-же завтра? Валяй сейчасъ!
— А предварительное-то слѣдствіе? Я ему ужо предварительное слѣдствіе закачу. Да къ тому-же теперь и поздно. Ежели завтра присяжные найдутъ его виновнымъ, то ты приговоришь его къ тюремному заключенію и лишишь права три дня пить за ужиномъ водку. Тогда мы его возьмемъ и посадимъ часа на два въ чуланъ подъ лѣстницу. Ну, такъ до завтра, а теперь выпьемъ. Да нужно и имъ поднести?
Христофоръ Романычъ кивнулъ на молодцовъ.
— Валяй! Только изъ чего-же пить будемъ? Нужно-бы какъ нибудь позабавнѣе. Изъ рюмки не пьется.
Христофоръ Романычъ задумался.
— Вотъ изъ чего, — проговорилъ онъ, помолчавъ: такъ какъ это будетъ круговая, то принесемъ сковороду, нальемъ на нее водки и будемъ пить со сковороды, передавая другъ другу.
Принесли сковороду и компанія начала пить круговую со сковороды.
Задуманному на завтра Христофоромъ Романычемъ суду не пришлось состояться. Ночью съ Турковымъ сдѣлалась бѣлая горячка. Появились мыши, птицы, по комнатѣ летали жуки, ползали раки, а на носу у Туркова цѣлый сонмъ чертей началъ плясать въ присядку.
— Ужь это девятая горячка съ нимъ, какъ я замужемъ, — разсказывала Платонида Сергѣевна своей наперстницѣ Аннѣ Спиридоновнѣ и плакала.
— Смотрите, матушка, что девятый валъ, что девятая горячка страхъ, какъ опасны!… - отвѣчала та.
Но натура Туркова была крѣпка и «девятая» не свалила его. Пять дней онъ прохворалъ, а на шестой сталъ приходить въ себя; на седьмой отправился въ баню, на восьмой отслужилъ на дому молебенъ, а послѣ молебна, когда сѣли обѣдать и жена поставила передъ нимъ графинъ водки, онъ оттолкнулъ его отъ себя и сказалъ:
— Убери эту мерзость! Что на глаза ставишь!
1874
