Павел Асс - Фронты
Ничуть от этого не растерявшись, опрокидывая столики, Адамсон нашел ротмистра Яйцева и стал вдалбливать в его голову анекдот о двух евреях, придуманный третим евреем (возможно, самим Адамсоном).
Яйцев все еще стоял на столе и отпихивал Адамсона ногами и ощупывал свою распухшую, как жестяная консерва, голову, переживая таким образом почти смертельный удар.
- Ну вот, а тут приходит жена... - настойчиво продолжал Адамсон, не замечая невнимания ротмистра и явно что-то перепутав.
- Дурак вы, ваше благородие! При чем тут жена? - встрял вездесущный адмирал Нахимович.
- Не мешай, скотина! - прикрикнул на отставного поручик Адамсон. - Иди лучше смотри в Устав! Импотент!
Адмирал обиделся и пересел за дальний столик. Оттуда ему было все равно хорошо видно, как из зала выносят труп судьи Узкозадова.
Зрелище это надолго задержало внимание обидчивого адмирала. Вскоре, забыв о своем сексуальном недомогании, Нахимович стал грязно домогаться к веселым барышням, называя их для пикантности "господами гусарами". После предложений выпить с ним на брудершафт адмиралу захотелось в извинительное место. Поручик Адамсон (в свою очередь), совсем уж разгулявшись, прокрался вслед за адмиралом и, совсем уж неизвестно почему, запер его кабинку снаружи.
Веселье продолжалось, об адмирале, как и о многих других морских офицерах, вскоре все забыли, даже неблагодарные веселые барышни. А когда под утро игорный дом опустел, офицеры и их дамы понеслись в пролетках кто домой, а кто в нумера. Один лишь адмирал Нахимович никуда не уехал, зовя на помощь в туалетную комнату игорного дома. Кабинка к тому же оказалась для дамского пользования, из-за чего от мух не было никакого покоя.
В это же время на окраине Отсосовска свет горел только в одном здании публичном доме для господ офицеров Ставки. Оттуда и звучали звуки рояля и крики сонного швейцара:
- Чего тебе тутова, быдло, надо! Станки уже устали!
Так он прогонял стучавшегося в дом возбужденного и грозного ротмистра Яйцева, офицером Ставки, кстати, уже давно не являвшегося.
В своем упорстве ротмистр был страшен. Он ничего уже не соображал, а только мычал и пытался достать швейцара саблей, вымазанной в жире кабанчика и в красном соусе. Швейцар уворачивался и прикрывался дверью, словно обнаженная женщина.
Проходившие мимо гусары, будучи сами основательно на взводе, не узнали ротмистра, и даже более того - приняли его за самурайского шпиона. Не успел Яйцев осмыслить, что происходит, как был тут же изрублен в капусту.
Швейцар, являвшийся, кстати, тайным агентом Швеции, признал того, кто стучался в его заведение, и воскликнул:
- Так это вы, господин ротмистр! - (было уже, как вы сами понимаете, слишком поздновато).
Гусары же, возбужденные одержанной победой, повалили в ресторан "Либидо", выломали дверь и опустошили сидровые погреба. Веселье продолжалось весь день, а к вечеру разбушевавшихся гусар вывело из ресторана собранное народное ополчение.
Примерно в это же время, то есть, еще до приезда основных гостей в игорный дом, в его туалете был найден труп адмирала Нахимовича, замеревшего на коленях. Голова же его (на это многие обратили внимание) находилась в "очке". В руке адмирала был зажат орден святого Евлампия с подтяжкой Первой степени за безупречную многолетнюю службу и клочок клозетной бумаги:
"Ухожу из жизни с честью и доблестью. Прошу считать меня героем. Адмирал Нахимович."
- Вот истинно офицерская смерть! - заметил внимательный капитан Малокайфов и решительно застрелился.
Его примеру последовали еще шесть офицеров, но позднее и проходивший мимо с визитом мэр города Же Сидоров-Микстуров. Впрочем, поговаривают, что это было не самоубийство.
40.
Между тем во всех имперских газетах появились сообщения о напряженной обстановке на самурайской границе, а в "Отсосовских ведомостях" и в "Курьезе Отсосовска" на первых двух страницах рассказывалось о пограничном конфликте неподалеку от деревни Отсосовки и села Санотряпкино.
Во время этого инцидента семеро самурайцев под прикрытием ночного мрака и артобстрела пересекли границу, проникли в Санотряпкино и изнасиловали деревенскую девушку утерянной фамилии. События развивались галопирующе, и вскоре число изнасилованных по обе стороны границы достигло 28 человек, в том числе и особ женского пола.
Информация об этом повергала в ужас все гражданское население, и теперь первый стакан сидра поднимался всеми за здоровье отсосовского гарнизона.
Начальник же гарнизона, поручик Адамсон с приближенным ему офицерским составом пребывал в полнейшем спокойствии, убежденно веря в силу своего гарнизона.
Через день в доме госпожи Снасилкиной-Шестью устраивались увеселительные вечера с холодным шампанским, казино и любительским театром, организованным княжной Машенька в благотворительных целях. Все роли в этом театре игрались барышнями исключительно в черном нижнем белье, и вскоре театр должен был поехать на гастроли в Ставку.
Офицеры кутили, развлекались с дамами, но в основном пили сидр с Иваном, отлучаясь вроде бы невзначай на кухню.
Трехсотенный гарнизон, расквартированный в Отсосовске, служил надежной защитой городу, и потому господа превозносили поручика, славили его внешность и барышень, которые ему нравились и с которыми он уединялся в спальне.
А обстановка на самурайской границе все накалялась и продолжала накаляться до тех пор, пока Адамсон не вышел все-таки из равновесия и потерял всякую уверенность.
Он стал так переживать и терзаться, что уже через неделю у поручика оставалась только одна надежда - на пятитысячный казачий полк генерала Базанова, который ко всему прочему обладал самой обольстительной куртизанкой в державе. По рассказам очевидцев, она имела очень узкое и в то же время чрезвычайно глубокое обольстительное место.
Поручик вспоминал о своей встрече с Базановым в одном из салонов Столицы и убеждал себя всякий раз, что на такого человека надеяться можно. И теперь на всех вечерах он произносил имя Базанова с такой уверенностью в голосе, что даже гражданские лица уверовали в прочность отсосовской обороны.
Между тем сам генерал Базанов не торопился двигаться в Отсосовск, брезгуя низким званием Адамсона и не желая становиться под его начало. Удерживало его также нежелание вывозить туда даму своего сердца, которую он необычайно берег от отсосовских соблазнителей. Он был наслышан не только о Нахимовиче и поручике Бегемотове, но и о Блюеве, ротмистре Яйцеве и Хоррисе. Генерал был вполне осмотрительным человеком.
Дама же его сердца, напротив, была покорена отсосовскими офицерами, несмотря на то, что вблизи не видела из них ни одного. Более всего Софья была увлечена поручиком Бегемотовым, о котором слышала, что он может любить чуть ли не семь раз подряд (на самом деле всего - шесть). Это свойство в силу известных наклонностей волновало Софью чрезмерно. По утрам она особенно яростно расталкивала генерала в его постели, требуя немедленно выехать в Отсосовск, и уверяла, что этого требуют интересы Империи и оперативная обстановка. Базанов же отбрехивался как только мог и объяснял, что на границе-де все идет нормально и самурайцы потеряли всякий интерес к имперскому уездному городишке.
Длилось это недолго, и уже в октябре, в один из ясных дней, Базановский казачий полк вышел на Марш в Отсосовск.
41.
Поручик Адамсон сидел на крыше Отсосовской уездной управы и смотрел сквозь стекло на восток. Обстановка на самурайском фронте складывалась все хуже и хуже, на дороге в любой момент мог показаться неприятель.
"Наши доблестные войска в срочном порядке отступают на заранее заготовленные позиции..." - бормотал поручик, сплевывая вниз, на улицу.
- Эй, начальник, что видно? - крикнул снизу корнет Блюев.
- Да вроде все тихо, - ответил Адамсон и в тот же момент увидел на востоке облако пыли. - Японцы! К бою! - заорал чуть поздже поручик и нырнул в чердачное отверстие.
- Равняйсь! Смир-рно! - завопил он из окна второго этажа.
- Заряжай! Пли! - из окна первого.
- Ура! В атаку! - из прихожей.
Только выскочив на улицу, ошалевший поручик понял, что кричал он напрасно. Площадь была пуста, если не считать нескольких коров и поддатого корнета Блюева в кальсонах.
Приказав Блюеву взять на себя правый фланг и матерно ругаясь, Адамсон бросился к казармам.
Не прошло и часа, как все было готово к бою. Дорогу преграждала баррикада из телег, фонарных столбов и поломанной мебели, за которой залегли солдаты. В небольшом отдалении стояли четыре пушки. Неприятель приближался.
У Адамсона пересохло во рту, и неожиданно снова началась его сортирная болезнь, да не одна, а в придачу с поносом.
- Корнет Блюев! Приказываю временно принять командование! - крикнул Адамсон и осторожно побежал за угол. Секундой позже он появился снова, и по галифе стало ясно, что он не успел.
