Лев Лукьянов - Тысяча и одна бомба
Гарри тоже встал и заходил рядом с фельдмаршалом. Настроение у него было отвратительное. Неожиданное и коварное разрешение «Аиды» от бремени сулило новые неприятности. Случайно заметив, что Ли пристально рассматривает свою шею в отполированной до зеркального блеска крышке радиолы, Гарри не выдержал:
— Ну и дура ты все-таки!
— А ты шелудивый осел! — не замедлила с ответом девушка.
Но Пулькин связываться не стал, он напряженно искал выход из создавшегося положения.
— Господин фельдмаршал, — придумав, сказал посол, — мне надо получить инструкции.
— Звоните. Будем ждать, — согласился командующий и прочно сел в кресло. Пулькину стало ясно: он не уйдет, пока стороны не придут к соглашению.
— Организуй завтрак! — приказал Гарри девушке, все еще вертевшейся у радиолы. Потом он нашел глазами секретаря, молча торчавшего в дверях. — Столицу мне!
Секретарь быстро поднес послу телефонный аппарат на длинном шнуре…
19
Ли вся была в заботах. Она разрывалась между кухней, кабинетом посла и своим будуаром, в котором портниха колдовала над новым платьем.
На кухне, возглавляя ансамбль поваров, священнодействовал сам маэстро Глинтвейн — шеф-повар ресторана «Железный шлем». Главным образом маэстро был известен тем, что его приглашение обходилось ничуть не дешевле, чем сам прием. Однако Глинтвейну нельзя было и отказать в умении командовать парадом.
Ли раза два поймала себя на том, что забегает на кухню не столько по делу, сколько полюбоваться шеф-поваром «Железного шлема». Суховатый, подтянутый, не похожий на кулинара, а скорее напоминавший признанного хирурга, Глинтвейн красиво руководил операцией. Резко взмахивая рукавами белоснежного халата, он бросал четко, сухо, тоном, не допускавшим никаких возражений:
— Перец!
— Соус!
— Каплю портвейна!..
Подручные, молча мотавшиеся среди электрических плит, мгновенно выполняли приказания. Поле боя временами застилали клубы ароматного пара…
Ли вертелась на кухне до тех пор, пока маэстро, недовольно нахмурив брови, не спрашивал:
— Мадам?
Ли послушно исчезала, хотя тревога продолжала прятаться где-то в груди. Всем в посольстве было хорошо известно, что успех приема начинается с мясорубки…
Заглядывала Ли и в кабинет посла. Здесь было тихо, уныло и скучно. Гарри и секретарь, тупо уставившись на чистый лист бумаги, трудились над речью. Гладкие, обтекаемые фразы не рождались. То, что предлагал Пулькин, вызывало сомнения у секретаря. То, что советовал секретарь, не устраивало Гарри. Оба с удовольствием сразились бы в бильярд, но Ли не выпускала их из кабинета…
К семи часам двор посольства стал заполняться роскошными автомобилями. Автомашины подъезжали одна за другой, сверкая хромом и зеркальными стеклами. Принаряженные клерки, ловко открывая дверцы, услужливо провожали гостей к широко распахнутой двери посольства.
Гарри и Ли стояли на площадке у входа в зал. Это был их первый прием. Гарри волновался. Его советница, наоборот, чувствовала себя в своей тарелке. Ее обнаженную шею украшали крупные камни, взятые напрокат с витрины известного ювелира. Декольте было отчаянно смелым, Прическа замысловатой, но не без вкуса. Ли с удовольствием ощущала явно неприязненные взгляды женщин, и радостное предчувствие охватывало ее.
А Пулькин комкал в кармане чистый бумажный лист, предназначавшийся для речи, и с тоской вспоминал спокойные времена беззаботной шоферской службы.
Мимо него проходили господа в безукоризненных черных костюмах, дамы в роскошных нарядах. Они на минуту задерживались около посла, говорили ничего не значившие фразы о доброй погоде, о хорошем здоровье и проходили в зал. Сержант машинально улыбался, пожимал руки мужчин, под бдительным оком Ли неуклюже склонялся, целуя руки женщин, и с нетерпением поглядывал на дверь — когда же, наконец, прервется этот нескончаемый поток, пахнувший дорогой парикмахерской…
Гарри так нервничал, что сразу даже не узнал фельдмаршала, бодро взбежавшего по ступеням. Смокинг не скрывал военной выправки командующего. Пожалуй, он даже подчеркивал ее.
— Все в порядке! — сказал фельдмаршал, пожимая руку посла. — Последняя, пятая, приземлилась благополучно…
— Очень рад, — сухо ответил Гарри. — Рад, что с этим дельцем покончено…
Вдруг в сопровождении адъютанта командующего в посольство вошел дядюшка Бенц. Он был в новеньком мундире с еще необмякшими ефрейторскими погонами. Владелец колонки озадаченно крутил головой, озираясь по сторонам. Фельдмаршал склонился к Ли, щекотнув усами ее щеку, шепнул:
— Моя идея. Пусть посмотрят на старика. Все-таки он первым в нашей республике коснулся ядерной бомбы…
Ли не успела ответить. Дядюшка Бенц, увидев ее, еще издали закричал; — Дорогуша! А я думаю, куда это попал! Приехали, дали мундирчик, сунули в машину… Тут старик заметил Гарри и обрадовался еще больше. — Куда ж, ребята, вы тогда смылись? И какие теперь важные!
— Повеселитесь хорошенько, дядюшка, — улыбнулась Ли. — Засиделись вы у себя на колонке.
— Да, да, — закивал Бенц. — Весь бензином пропах…
Адьютант подцепил его под руку и потащил в зал. Прием проходил безмятежно и гладко. После трех-четырех рюмок Гарри экспромтом произнес короткую, но довольно удачную речь. Маэстро Глинтвейн, очевидно, понимал необходимость укрепления взаимоотношений двух государств. Он превзошел самого себя. Блюда, появлявшиеся на столе, вызывали восторженный и нескромный шепот гостей. Это был подлинный парад произведений искусства из овощей, мяса, рыбы, муки. Вина не говорили — кричали об изысканном вкусе хозяев. Ну, а когда по знаку маэстро Глинтвейна поварята вкатили тележку с огромным звездно-полосатым тортом, по залу пронесся легкий стон…
Гости становились все разговорчивей. Гарри, напротив, помалкивал. Раза три он уже принимался подсчитывать в уме, во сколько обойдется вся эта дипломатическая пена, сдобренная звучными именами гостей и выдержанным французским коньяком, но каждый раз сбивался…
Ли почти умело поддерживала светский разговор, одаряя всех ослепительными улыбками, успевая в это же время отодвинуть лишнюю рюмку от чрезвычайного и полномочного сержанта. Она первая поняла вопросительный взгляд фельдмаршала, сидевшего рядом с послом, и незаметно подтолкнула Гарри.
— Иди проветрись…
Пулькин, упираясь руками в стол, поднялся и пригласил командующего осмотреть сад. Газеты нередко печатали снимки, на которых глава генерального штаба был запечатлен с лейкой в руках над грядкой моркови…
Когда собеседники вышли на темную аллею сада, фельдмаршал перестал рассказывать о диковинной брюкве, которую ему удалось вывести в своем поместье. Оглянувшись, он тихо проговорил:
— Вот что, мой юный друг, не думаете ли вы, что рано или поздно в газетах могут появиться сообщения о том, что вы передали нам атомные бомбы?
— Я получил инструкции, — спокойно ответил Пулькин. — Бомбы у вас, детонаторы у нас. Таким образом, существует надежная гарантия, что атомное оружие остается под нашим контролем…
— Разумеется, — поддержал фельдмаршал, остановившись у большого раскидистого куста с разбросанными на нем цветами. Даже в темноте они казались необыкновенно яркими. — Мы тоже за контроль, если он не мешает, Но пресса любит преувеличивать. Газетчики не преминут сказать, что ввинтить детонаторы — минутное дело…
— Ложь, — невежливо перебил Пулькин. — У нас дюймовая резьба, у вас метрическая. В этом я толк понимаю! А делать новую резьбу — тут за час не управишься…
— Это, мой друг, узкотехнические вопросы. — Фельдмаршал осторожно приподнял зеленую кисть с крупной нежной чашей цветка. — Я хотел узнать, будем опровергать или признаем факт имевшим место?
Гарри изумленно посмотрел на командующего. Ему даже показалось, что фельдмаршал хитро улыбнулся. — Разумеется, будем опровергать! У нас уже заготовлено опровержение…
— Мой юный друг, вы меня ставите в неловкое положение, — фельдмаршал старался говорить мягко, спокойно. — Я солдат. Всю жизнь говорил правду, только правду!.. Вы напрасно улыбаетесь, молодой человек!
Фельдмаршал недовольно замолчал, Гарри поспешил исправить свое упущение:
— Продолжайте, пожалуйста! Я весь внимание.
— Опровергнуть — значит ввести в заблуждение свою родину, свою армию. Это очень большая жертва…
Пулькин наконец понял, куда клонит командующий.
Он злобно пнул куст и крикнул:
— Вы же обещали покончить миром!
— А я и не отказываюсь. Но жертва слишком велика.
— Что вы еще хотите?
Фельдмаршал взял посла под руку и повлек его в глубь аллеи.
— Придется вам подарить нам еще одну штучку…
Гарри вырвал руку.
— Это чистое вымогательство! Сначала вы нам морочили голову — две пятых, три пятых! Вы получили четыре бомбы! Потом еще одну дополнительно!
