Неизвестен Автор - Похождения Штирлица (Операция Игельс)
С воплем "Спасите, хищник" Даллес бросил чемодан и повис высоко на занавеске. Фидель от этого звука очнулся, подобрался все так же на четвереньках к висящему высоко наверху Даллесу и неожиданно для себя залаял.
Штирлиц проснулся, как всегда, злой и небритый. Вокруг глаз советского разведчика темнели синие круги. Голова раскалывалась от вчерашней пьянки.
"Чертов Фидель", - подумал Штирлиц, - "Две бутылки извел на всякие пьянки"
Штирлиц рыгнул и позвал:
- Федя!
- Р-р-р-р? - вопросительно прорычал Фидель в ответ из коридора, теребя штанину Даллеса.
- Ползи сюда...
- Р-р-р-р, - прорычал Фидель, отрицательно помотав головой, отчего Даллес, зажатый зубами Фиделя посредством штанины, закачался на занавеске. - Ну тогда я к тебе поползу, - сказал Штирлиц, переползая с дивана на пол. Внезапно он почувствовал, что кто-то его держит. Крепко выругавшись, Штирлиц начал дергать руками и ногами в разные стороны. Через двадцать минут опытный разведчик, получив информацию к размышлению в виде хлопка небольшим металлическим предметом по лбу, понял, что его сдерживают подтяжки, которые он забыл отцепить от лежащего на полу маузера. Пошарив рукой сзади себя, Штирлиц нащупал что-то эластичное. Подергав это что-то в разные стороны, он понял четыре вещи. Первое: это что-то являлось подтяжками. Второе: Штирлица сдерживали другие подтяжки (не эти). Третье: к подтяжкам был прицеплен Фидель, стягивающий со шторы зубами вопящего Даллеса. И что Даллес к подтяжкам отношения не имеет.
- Ты что это кусаешься? - удивленно спросил Штирлиц.
- Р-р-р-р, - прорычал Фидель что-то невнятное, не разжимая зубов.
- Кого поймал? - спросил Штирлиц.
Фидель выпустил Даллеса, который, воспользовавшись приобретенной свободой, быстро забрался по шторе вверх.
- Не трогайте меня! - завопил он оттуда. - Я вас боюсь.
- А я что, кусаюсь? - обиженно спросил Штирлиц. Даллес начинал ему не нравиться. Даллесу не понравился Фидель.
Даллес пробрался сквозь толщу занавесок к окну и стал биться об стекло головой, пытаясь его открыть.
- Бейся, бейся, - сказал Штирлиц, с трудом поднимаясь на ноги. - Там бассейн с крокодилами.
- Ага! - радостно подтвердил Фидель и одобрительно зарычал.
- Федя, - сказал Штирлиц. - Что это за птица на окне?
- Ворона! - сказал Фидель и заржал.
Шутка показалась ему жутко оригинальной. Штирлиц разозлился и для разминки, прислонив Фиделя к стенке, начал бить ногами. Когда Фидель согнулся пополам, Штирлиц стал бить его кастетом. Он не резвился так уже девять лет, с тех пор, как адмирал Канарис имел удовольствие наступить ему на ногу.
Отколотив Фиделя до глухого урчания, Штирлиц поставил ему напоследок большой красивый фингал под левый глаз, подправил его двумя ударами и прислонил охающего Фиделя к стенке.
После физических упражнений русский разведчик становился добр и безобиден.
Даллес изнемог от тяжелого висения на скользкой шелковой занавеске и непроизвольно сполз вниз, произведя некоторый шум, разбудивший Бормана, который провел всю ночь над реализацией очередной безобидной шутки и теперь спал детским сном на чердаке с улыбкой на устах и милым, полным нежности к предстоящим жертвам лицом и чувством полного удовлетворения. Рядом с ним покоился обычный кубинский кокосовый орех с не вполне обычным содержанием. Борман стал обожать кокосы с тех пор, как они не понравились Штирлицу. Ядерная мина на тушенке должна была не понравиться Штирлицу еще больше. Борман прервал свой многосерийный сон "Приказано выжить" и прислушался. Большую весомую цену бомбе придавали тридцать шесть таблеток пургена, которые он достал у Айсмана.
Штирлиц стукнул Даллеса пару раз носком сапога и спросил:
- Ты кто?
- А? - после часа, проведенного на занавеске, Даллес выглядел полным придурком.
- Все ясно, - сказал Штирлиц. - Ты - вражеский шпион, враг мировой революции и всего советского народа, троцкист, националист, пособник Бухарина, буржуазный элемент, пособник контрреволюции...
Даллес зажмурился. На тему вражеского шпиона Штирлиц бредил четыре часа, ни разу не повторяясь, и закончил свою речь внушительным ударом кастета.
По прошествии этого времени Борман, основательно подкачавшись в своей лексике, так как ругательства Штирлица давали глубокую тему для размышления (все выражения Борман записал в книжечку), зашел к Штирлицу, держа в руке кокосовый орех. Сердце его приятно согревалось при мысли, что он как-то намерзит русскому разведчику. Всунув Штирлицу орех, Борман с криком "За Ленина, за Сталина!" скрылся в дверях.
Штирлиц, основательно озадачившись, смотрел на орех. На скорлупе было выгравировано "ШТИРЛИЦ - СКОТИНА И РУССКИЙ ШПИОН". Произведение гравировального искусства было сделано очень красивым почерком и без единой ошибки. Борман очень старался. Он любил делать гадкие, но приятные сюрпризы, сбивавшие с толку разных разведчиков.
"Никак не успокоится", - подумал Штирлиц. Он попробовал поковырять вилкой надпись, но плод экватора просто так не поддавался. Исправить слово "шпион" на "разведчик", как в старые добрые времена, было весьма трудно -кокосовый орех был сделан из какого-то материала, очень отдаленно напоминавшего стены в рейхканцелярском ватерклозете. Штирлиц злобно воткнул в орех искривленную вилку. Внутри оказалась тушенка. Это наводило на странные мысли. Во-первых, где Борман научился говорить по-русски, а тем более писать и хамить русским разведчикам. Во-вторых, где Борман достал тушенку. В конце концов, Штирлиц пургена не любил. С кокосовым орехом пришлось расстаться, хотя Штирлицу очень было жаль расставаться с тушенкой.
"Надо, разведчик Исаев, надо - такая у нас работа", - с такими мрачными мыслями он поставил кокос в коридоре. Его мысли были прерваны неприятным появлением Айсмана. Айсман решил облегчить душу и заглянул с какой-то странной целью. Штирлиц недолюбливал такие посещения, так как Айсман сильно пачкал сантехнику. Айсман по пути прихватил пачку "Беломора", зонтик, бинокль, шляпу, молоток и кокос. После недолгого разговора Айсман исчез из поля зрения. Разведчик все видел, но не предпринял никаких действий.
"Свое не уйдет", - скромно проявил он свое удовольствие. Через десять минут в его комнату ворвался Айсман, который с разбега вышиб дверцу сортира и скрылся. Раздался радостный облегченный вздох.
Освеженный Айсман предстал перед Штирлицем, скаля зубы и радостно сверкая единственным глазом. Точнее, глаз у Айсмана было два, но один из них постоянно был закрыт повязкой: Айсман знал, что по этому глазу он от Штирлица не получит. Выражение лица Штирлица ему перестало нравиться, так как Штирлиц был вооружен кастетом, который он подозрительно зловеще взвешивал на руке; сегодня, как никогда, Штирлиц был в приятном расположении духа - тренировка пошла ему на пользу. И вообще, надо было облегчить душу за испорченную тушенку, а бинокль был просто необходим.
"По морде дать или ногами?" - подумал Штирлиц, продолжая подбрасывать кастет.
Такие движения Айсману жутко не нравились. Он не очень любил, когда его били, потому что не любил надрывать горло, а дико орать во время избиения его заставлял характер Штирлица - орущих жертв русский разведчик бил не так сильно и почти не бил сапогами.
Айсман зажмурился, открыл рот и приготовился орать. "А может, ногами?", подумал Штирлиц, поднося зажигалку ко рту Айсмана. - "И где он, паразит, спиртное берет", - оскорбленно подумал русский разведчик, смотря на факел, вырвавшийся из пасти Айсмана вместе с воплем. Борман исходил слюной, не видя процесса избиения, но вопли ему положительно нравились. Вопли жертв доставляли Борману огромное удовольствие. Из-под карниза было плохо видно, и Борман просунул свое личико в окно. Внезапно прилетевший зонтик заставил его принять исходное положение, а молоток ему пришелся по душе. Душа очень сильно заболела. Схватившись за ушибленное место, Борман вскрикнул и упал.
"Что-то молотки разорались", - подумал Штирлиц, покрывая тело орущего Айсмана многочисленными аккуратными синяками. Заключительным аккордом его художественного произведения было подвешивание Айсмана посредством повязки за угол двери и испробование всех известных ему ударов. После того, как тело Айсмана целиком и полностью приняло фиолетовый оттенок, Штирлиц потешился еще полчасика и перестал.
"Месяц форму не стирал, паразит. Вот пачкай после этого руки об этих Айсманов", - с досадой подумал русский разведчик, разглядывая испачканные ладони и вытирая их об Айсмана.
Борман высунулся посмотреть, почему Айсман перестал орать.
- Борман! - нежно воскликнул Штирлиц. - Иди сюда, хороший мой.
Ласковые нотки в голосе постоянно злого и на кого-то обиженного Штирлица звучали неестественно. Великий пакостник понимал, что самое хорошее, что можно получить от Штирлица, это очень несильный пинок или совсем незаметный синяк.
