Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан Сью

Я немедленно позвонил из автомата у газетного киоска. Ответил какой-то крендель.

Д-Р ПАЛМЕР: Кристиан Палмер у телефона.

Я: Д-р Палмер, меня зовут Адриан Моул. Я только что увидел вашу открытку в газетном киоске.

Д-Р П: Когда можешь приступить?

Я: Приступить к чему?

Д-Р П: Присматривать за этими проклятыми детьми.

Я: Но вы же меня совсем не знаете.

Д-Р П: По голосу ты вроде ничего, а кроме этого доказал, что телефоном пользоваться умеешь. Значит — не полный болван. Все на месте — руки-ноги, зрение?

Я: Да.

Д-Р П: За сексуальные приставания к спиногрызам-короедам сидел?

Я: Нет.

Д-Р П: Какие-нибудь особо мерзкие личные привычки имеются?

Я: Нет.

Д-Р П: Хорошо. Когда можешь приступить? Я тут сам по себе. У меня жена в Штатах.

Трубку уронили. Неожиданно я услышал вопль Палмера:

— Тамсин, немедленно закрути крышкой бутылку с отбеливателем, я кому сказал!?

Он снова подхватил трубку и продиктовал адрес на Бэнбери-роуд.

Я вернулся в киоск и спросил у Бьянки, какие газеты и журналы читает Палмер. Это может многое сообщить о характере человека. Список оказался загадочным:

Газеты: «Обсервер», «Дэйли Телеграф», «Сан», «Вашингтон Пост», «Оксфорд Мэйл», «Индепендент», «Санди Таймс», «Тудэй».

Журналы: «Тайм-Аут», «Частный сыщик», «Только 17», «Вог», «Невесты», «Форум», «Компьютерный еженедельник», «Личный Женский журнал», «Пари-Матч», «Садоводство сегодня», «Хелло!», «Зритель», «Литературное обозрение», «Социалистическая застава», «Бино», «Еженедельник рыболова», «Каноист», «Виз», «Интерьеры», «Гол!»

Я перебил:

— Должно быть, счет за периодику у Палмера гигантский. И как он по нему платит?

— Нерегулярно, — ответила Бьянка.

Доктор Палмер — высокий, худой, с прической, как у Элвиса Пресли, когда у того начался период «серебряных плащей в Лос-Анжелесе». Его первыми словами были:

— На бал-маскарад собрался? — Палмер засмеялся и пощупал лацканы моего блейзера.

Я пробурчал что-то нейтральное, а он спросил:

— А борода — настоящая?

Я заверил его, что бороду отращивал сам. Тогда он спросил:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре, — ответил я.

Палмер снова странно рассмеялся, точно залаял:

— Двадцать четыре — так какого же дьявола ты ходишь тут, как чертов Джек Хокинс[28]?

— Кто такой Джек Хокинс? — спросил я.

— Кинозвезда, — ответил он. — Джека Хокинса все знают. — Почему-то он выглядел раздраженным. Потом добавил: — Ну, то есть, если людям не двадцать четыре года.

Мы по-прежнему стояли на ступеньках его развалюхи. У порога выстроился ряд немытых молочных бутылок. Из прихожей выскочил ребенок неопределенного пола и стал дергать Палмера за штанину:

— Посмотри, какая здоровая вывалилась! Посмотри, папа! — выкрикнуло оно.

Мы втроем вошли в гигантскую комнату, казавшуюся одновременно кухней, гостиной и кабинетом. Посреди нее стоял горшок в виде слоника. Д-р Палмер заглянул в горшок и воскликнул:

— Тамсин, да это поистине великолепный кусок говна!

Я отвел взгляд, когда он выносил горшок из комнаты. Затем раздался крик:

— Альфа! Гриффит! Идите посмотреть, что у Тамсин получилось!

По лестнице загрохотало. Я выглянул в прихожую и увидел, как двое других андрогинных детей заглядывают в горшок и кричат: «Ух ты!» и «Мега-срань!»

Я оправил блейзер перед зеркалом над огромным камином и подумал, что хозяйство д-ра Палмера не соответствует моему темпераменту. Мне не нравится слышать, как маленькие дети сквернословят, и я предпочитаю, чтобы они одевались в приличную одежду и имели бы прически, позволяющие определить их половую ориентацию. Вместе с тем, когда д-р Палмер вернулся, опустошив горшок, я с удовлетворением заметил, что он вытирает руки: следовательно, с основами гигиены знаком. Я согласился осмотреть свободную комнату. Мы поднялись по лестнице в сопровождении Тамсин, Гриффита и Альфы, которые между собой разговаривали на языке, звучавшем странно для моего уха.

— Это они по-уэльски говорят? — спросил я.

— Нет. — рассмеялся Палмер. — Это умбагумба. Их собственный язык. И одежда на них — умбагумба.

Я посмотрел на тряпки, лоскуты, платки и так далее, которыми были увешаны детишки, и с облегчением понял, что обычно они одеваются иначе. У меня тоже был раньше собственный придуманный язык (икбак), пока папаша не вышиб его из меня во время долгой поездки в Скегнесс.

«Свободная комната» оказалась свободным чердаком. В одном углу располагалась кухня, в другом — отдельная ванная. Там стоял настоящий письменный стол. Мне уже представилось, как я вычитываю за этим столом гранки «Гляди-ка!».

— Можешь заниматься здесь, чем хочешь, — сказал Палмер, — только не серийными убийствами.

— Вы — учитель? — предположил я.

— Нет, — ответил он. — Я веду исследовательский проект о массовой культуре. Мы пытаемся установить, зачем люди ходят в пабы, на дискотеки, играют в бинго, смотрят кино и тому подобное.

— Чтобы хорошо провести время, не так ли?

Палмер снова расхохотался:

— Ага, только мне этот весьма упрощенческий ответ нужно растянуть на три года исследований и книгу в семьсот страниц.

Спускаясь обратно, я упомянул, что являюсь не только отличным жильцом, но еще романистом и поэтом.

Палмер застонал:

— Если ты никогда не будешь просить меня читать свои рукописи, мы останемся лучшими друзьями на свете.

Он приготовил мне чашечку кофе, смолов немного зерен, и рассказал о своей жене, Кассандре — она в Лос-Анжелесе, ставит фильм о расчлененке. Судя по всему, Кассандра — ходячий кошмар, хоть Палмер и утверждает, что соскучился. Я слишком устал и запутался, чтобы писать дальше. Д-р Палмер сказал, что должен знать к среде, согласен я на комнату или нет. Потому что в пятницу ему нужно ехать на чемпионат по метанию дротиков.

Ехать или оставаться?

Выдержу ли я троих детей четыре вечера в неделю?

Можно было бы экономить в неделю 75 фунтов. А за год это… Как обычно, столкнувшись с ментальной или даже физической арифметикой, разум мой поспешно покинул тело и убрался прочь из комнаты.

Слава Богу, есть калькуляторы. Девятьсот фунтов! Не то чтобы я жертвовал своей общественной жизнью. У меня ее просто нет, а если повезет, миссис Палмер останется в Америке навсегда, или свалится в Ниагарский водопад, или еще чего-нибудь.

Позвонил Палмеру с работы и сказал, что вечером перееду. Позвонил Пандоре; спросил, сможет ли Кавендиш помочь мне с переездом.

— Переезжаешь? — спросила она. — Опять? — И добавила: — Ты скачешь больше, чем при игре в блошки.

Позвонил миссис Хедж, попросил вытащить из стиральной машинки мои комбинированные кальсоны и развесить сушиться на радиаторе в моей спальне. Упомянул, что съезжаю.

Она ответила:

— Все съезжают, в конечном итоге.

Позвонил маме и дал ей свой новый адрес на случай семейной трагедии. Она полчаса трещала об угрозе президента Горбачева подать в отставку и предсказывала, что СССР — на грани краха. В конце концов я встрял и сказал:

— События в мире меня больше не интересуют. Я не могу никак повлиять на них, так чего ж суетиться?

Позвонил бабушке в Лестер. Долго болтали о Принцессе Диане. Бабушке кажется, что она в последнее время выглядит несчастной. Я высказал и свою озабоченность. Диана слишком похудела.

Позвонил в Строительное Общество Маркет-Харборо, уведомил о смене адреса.

Позвонил в «Уотерстоунз». Притворился разгневанным читателем; пригрозил подать на них в суд за продажу порнографии, т.е. «Дневника мурла».

Позвонил Меган. Притворился Брауном. Сказал: «Господи, как я люблю тебя, Меган», — его ужасным писклявым голосом.