Аркадий Бухов - Аркадий Сергеевич Бухов

— Не так ясно, как эффектно. Валя. Папаша дьякон имеет право гордиться такой дочерью. А как насчет чая?

— Сейчас будет.

Валя втянула в рот большой глоток воды, тупо уставилась на меня и замерла в тоскливом ожидании.

— Что вы делаете. Валя? — спросил я после некоторой паузы. — Я не люблю цирковых фокусов с жидкостями для детей среднего возраста. Я — взрослый.

Валя выплюнула воду и сказала:

— Я кипячу воду.

— По какому способу?

— По способу той же Л. Копыловой. У нее так и сказано в той же книге: «Вода закипала в моем раскаленном горле и испарялась»…

— Плохой способ, Валя. Можно уважать себя, но зачем же воображать себя электрическим чайником?

— А что мне прикажете делать? Сидеть около вас и сверкать от утюга?

— Советская девушка не должна сверкать от незамысловатых предметов ширпотреба. Валя. Это тоже по Л. Копыловой?

— Тоже. Вот: «Он видит Валентину Павловну, как сейчас, всю в белом, сверкающую от утюга».

— Не надо, Валя. Не сверкайте. Пусть сверкают от утюгов наши классовые враги. Сядьте ближе, посмотрите, какая кругом красота… Видите вот эту птичку, которая…

— Сейчас. Дайте только я надену близорукие очки.

— Близоруких очков не бывает, Валя. Вы не найдете их ни в одном оптическом магазине.

— Я их там и не искала, — равнодушно протянула она. — Я нашла их в повести Д. Бергельсона «У Днепра» в переводе Б. Черняка: «Бериш с близорукими очками на носу». Типичные литературные очки.

— Бред, Валя.

— Ничего подобного. Бредят только больные, а от меня даже горелой резиной не пахнет.

— Я не обнюхивал больных в нашем районе, Валя, но почему вы думаете, что больные пахнут именно резиной, а не гуммиарабиком или яблочной пастилой?

— По тому же Д. Бергельсону, — вздохнула Валя. — Читайте: «От него, как от больного, несло запахом горелой резины».

Как жаль, что не все работники медицины освоили этот чудный способ распознавать болезни по запаху. Это большое упущение.

— Скучный вы сегодня, — зевнула Валя. — Посижу еще с вами и прямо захраплю, как сугроб.

— Должно быть, интересное зрелище, Валя. Никогда не видел храпящего сугроба.

— Тоже не видела. Август Явич видел. В журнале «Октябрь» в повести «Раскованный мир». Так и пишет: «С храпом копошились сугробы».

— Веселенькие сугробчики. И все-таки воздержитесь, Валя, от таких сравнений. Слова надо подыскивать тщательно.

— Ищите другую дуру для таких поисков, — недовольно заметила Валя. — Хотите, чтобы у меня борода выросла?

— А разве это обязательно, Валя, покрываться густой растительностью в процессе словотворчества?

— Наверное. Вот Д. Решетов в «Новом мире» откровенно сознался:,

Я слово искал

И во имя слова

Вот и сейчас бородой оброс.

— Тогда не стоит, — успокоил я Валю. — Не ищите. Я бы не хотел любить бородатую девушку.

— А вы меня любите? — лукаво спросила Валя.

— Валя! И вам не стыдно?!

— Тогда почему же вы мне букет с живыми цветами не принесли?

— При всей любви к вам я не способен на такой безграмотный подарок. Может быть, букет живых цветов, если хотите, — букет из живых цветов, но букет с живыми цветами… Где вы его нашли. Валя?

— У Льва Савина. В новой повести «Вылазка Кандида». Так и сказано: «букет с живыми цветами».

— Мало что, Валя, сказано. Нельзя же так!

— Оставьте меня. Смеюсь на вас.

— Нельзя смеяться на кого-нибудь. Смеются над кем-нибудь.

— Это другие смеются. А у Митрофанова в «Северянке» особый смех: «Смешно было на талончики».

Я безнадежно махнул рукой.

— Вы победили. Валя. Смейтесь на меня, сверкайте утюгом, обрастайте бородой, если хотите, и ходите с розовыми ресницами и не поминайте меня лихом…

* * *

Она любила меня и верила мне. И потом все это кончилось сразу. Валя, Валя, зачем я приносил тебе беллетристику..

Девяносто листов

Мы за память о великих. И за освоение литературного наследства. И вообще — за все. Но все-таки…

В жизни Пушкина, Бальзака и Льва Толстого совершенно незаметными прошли три эпизода, правда, не повлиявших на их творчество, но почему-то оставшихся незамеченными.

Пушкин и извозчик Пурчук

«Однажды Пушкин проходил по Невскому проспекту в два часа ночи. На углу стоял одноконный извозчик.

— Свободен? — спросил А. С. Пушкин.

— Занят, — ответил извозчик С. Пурчук и заснул».

Оноре Бальзак и хромовые ботинки

«Будучи на юге Франции, великий романист Бальзак заказал себе хромовые ботинки у сапожника Анри Тюрена.

— Как ваша фамилия? — спросил сапожник.

— Бальзак, — ответил великий писатель и, уходя, обронил счет от прачки».

Лев Толстой в бане

«Уже в преклонном возрасте и будучи вегетарианцем, Лев Николаевич Толстой зашел в баню.

Один из его поклонников, духобор Иннокентий Гнедых, вошел в парильню с шайкой в руках и сказал:

— Я написал поэму о неубийстве комаров и телят.

Толстой вздохнул и отвернулся к стене. Иннокентий Гнедых бросился домой и радостно изложил свою встречу с мировым писателем».

В тихий летний вечер, кушая пирожные «Наполеон» и запивая их лимонадом, маститые исследователи из журнала «Поленья» вели тихий разговор:

— Кстати, о Пушкине. Есть прекрасный материальчик. Воспоминания о семействе извозчика Пурчука в дни кратковременного его пребывания в Либаве. Почти сенсация. С поясным портретом внучатого племянника извозчика. Надеюсь, в сборнике хватит места й для поэмы «Без кошмара не убьешь и комара» духобора-самоучки Иннокентия Гнедых.

— Это который не успел прочесть стихи Льву Николаевичу Толстому в рязанской бане? Можно и духобора. А у вас что?

— Сравнительная таблица хромовых ботинок Бальзака с штиблетами современников.

Давайте теперь перелистаем сами очередной выпуск «Поленьев», вышедший в размере 90 печатных листов.

Внук С. Пурчука о своем деде

«В Костроме до сих пор еще живет духовный пастор отец Вавила Дудуев, который был знаком с внуком извозчика С. Пурчука, известного своей ночной беседой с поэтом А. С. Пушкиным.

По словам племянника внука, дедушка его, будучи уже портным в Могилеве, об этой беседе рассказывал так:

«Сумеркалось. Поев щец, я отвез моего барина в Собрание и тут же получил по морде от одного гвардейского офицера в капитанских чинах, с аксельбантами.

Сижу я после этого на козлах, и вдруг подходит ко мне один мужчина в бобрах и говорит, как сейчас слышу:

— Извозчик, свободен?

Кажись, это и был Пушкин. А может, и кто другой из поэтов либо из военных. Потом я переехал в Ростов, а оттуда в Могилев, где и шил в рассрочку».

Дальше идут 382 страницы убористого текста с описанием С. Пурчука-деда в качестве портного,