Аркадий Бухов - Аркадий Сергеевич Бухов
Такие опыты не для всех проходят бесследно. На моей памяти один случай, когда подгулявшие купцы столкнули с волжского парохода, очевидно тоже с исключительно пе-дагогическими целями, одного своего наиболее тепло одетого и наиболее пьяного собеседника.
Обучаемый не более двух минут тактично продержался на воде, оглашая окрестности неприятным баритоном, но потом решительно переменил темп действий и быстро пошел ко дну. Через два дня его поймали багром. Не знаю, в какой степени он постиг все тайны искусства плавания, но похороны его были многолюдны и торжественны.
Основываясь лишь на этих незначительных примерах, я полагаю, что техника обучения плаванию должна быть коренным образом изменена. Думаю, что многие со мной в этом отношении будут безоговорочно согласны.
Плавать лучше всего учиться, конечно, с соблюдением необходимых предосторожностей, причем мы уже имеем достаточное количество таких проверенных средств, как спасательные пояса, бычачьи пузыри и пробковые набрюшники.
Сразу надевать все это на се^я не стоит, так как получается слишком сильный эффект: молодого и испытанного пловца в этом случае выпирает из воды, как пробку из бутылки с квасом, и он не столько плывет по воде, сколько реет над ней, как голодная жирная чайка после дождя.
Лучше всего применять сложные приборы по спасанию утопающих поодиночке, пополняя их количество лишь по мере надобности.
— Как вы чувствуете себя? — Начните этим вопросом опыт с человеком, опущенным в воду с бычачьими пузырями под мышками.
— Прекрасно, — констатирует тот свое состояние, — только со мной происходит что-то психофизическое: голову у меня-тянет кверху, а ноги болтаются по дну. Сейчас, например, я ясно чувствую, что зацепил левой ногой сильно подержанную консервную банку.
— Чувствуете ли вы опасность?
— Почти никакой. Но, если мне предстоит подмести все речное дно собственными ногами, я боюсь, что мне это не понравится.
— Попробуйте похлопать руками по воде.
— Дружеское спасибо. Я уже полчаса хлопал дугообразными движениями. Получается очень красиво, но я неподвижен, как утюг.
Значит, настал момент для применения другого средства. Вы бросаете вашему ученику спасательный пояс, который он надевает на себя с чувством нескрываемой надежды, и в следующий момент над водой показываются лишь его покрасневшие от холода пятки, а о столь необходимом даже для пловца присутствии головы вы слегка догадываетесь лишь по крупным пузырям, эффектно появляющимся на поверхности.
Приблизительно на девятнадцатом пузыре вы сами опускаетесь с берега в воду и собственноручно придаете обучаемому необходимое для сохранения его жизни равновесие.
— Почему вы пускаете столько пузырей? — ласково звучит ваш голос.
— Что же, я в шахматы играть буду, что ли? — возмущенно отзывается нетерпеливый ученик. — Если у меня ноги черт их знает где, а нос в той же консервной банке на дне.
Я думаю, что плавание при таких условиях лишь с большой натяжкой может рассматриваться как удовольствие…
— Попробуйте, я лучше сделаю это на берегу. Там это как-то веселей выйдет.
— На берегу плавать не учатся.
— Обидно. В воде это более затруднительно.
— Тогда перейдем к пробковому набрюшнику.
— Я уже так наглотался воды, что по мне — хоть динамо-машину привязывай к животу. Человек человеку — волк.
При надевании пробкового набрюшника симметрия спасательного окружения сохраняется в следующем виде: бычачьи пузыри тянут кверху верхнюю половину организма, пробки не дают утонуть животу, а сползающий на ноги пояс неудержимо стремит их в неизвестном направлении к далеким облакам, окрашенным розовой нежной краской заката.
Получается зрелище необычайно эффектное даже для профана, но обучаемый плаванию редко замечает его, потому что сразу же приобретает то особое вращательное состояние, которое напоминает поведение часовой пружины, неожиданно для самой себя вытянутой из механизма перочинным ножом.
— Вы, кажется, ныряете? Это уже большой успех.
— Не приписывайте его моим способностям, — холодно парирует обучаемый, — это меня что-то ныряет.
Действительно, на поверхности воды мелькают только его отдельные части, отнюдь гармонически между собой не связанные. То покажется голова в трогательном соседстве с правой ногой, то часть живота, переместившаяся на спину, то незначительный кусок уха, быстро погружающийся вслед за спасательным плясом.
— Мне кажется, — робко взывает обучаемый, — что я уже научился…
— Плавать?
— Об этом не может быть и разговора. Но мне кажется, на берегу, когда я обсохну, мой опыт выяснится лучше.
— Вы хотите вылезти?
— А что же, по-вашему? Я жить в реке буду? Место здесь себе приищу? Кооперативную квартиру выстрою? Парк культуры и отдыха на дне открою?
— А вы не хотите без всяких поясов и пузырей поплавать?
— Слушайте, а ведь это идея!
Через несколько минут, освободившись от всякой дряни, окрыленный человек быстро плывет к берегу, вылезает на него, вытанцовывая воду из всех отверстий, и с явным преклонением пред водяным спортом ожесточенно плюет на воду.
— Да вы же прекрасно плаваете!
— Я? Пять лет плаваю… Не скажу, чтобы очень хорошо, но все-таки…
— Какого же черта вы раньше молчали!..
— Так кто же с этими вашими фокусами плыть станет?.. Вы бы еще пианино на меня нацепили…
* * *
Так легко обучить плавать каждого, кто только хочет искренне и честно выслушать добрый совет. Нужно просто понять психологию ученика и использовать все его умственные и физические способности. А остальное уже придет само собой.
1928
Запутанный случай
За последние полтора месяца библиотекарша Лиза завела ни с того ни с сего шелковые модные чулки, регулярно ставила у себя дома в баночку из-под простокваши свежие цветы и демонстративно круглые сутки пахла духами «Красная Москва».
— Ты бы бросила это, — обиженно заметил ей Вася Колобаев, чувствуя, что у него еще сильнее стало екать сердце и от Лизиного голоса, и от ласковых завитушек на загорелой шее, — комсомолка ведь…
— А что, по-твоему, комсомолка должна рыбьим жиром да дегтем пахнуть? — поставила Лиза вопрос ребром.
— Чулки вот тоже, — промычал Вася.
— А что — плохая нога? — вытянула Лиза левое вещественное доказательство.
Вася уныло посмотрел на ногу и вздохнул. Такую ногу, действительно, в шелковом чулке нельзя было рассматривать в дискуссионном порядке: нога говорила сама за себя.
— Девушка с чулка портится, — теоретически бубнил Вася, — сегодня — духи, завтра
