Валерий Хайт - Большая книга одесского юмора (сборник)
– Так, – говорит она, – побежали!
На двери замок.
Минут через пятнадцать появляется второй оператор, заспанный, и сразу ко мне:
– Роман, время есть еще, пойдем выпьем кофе.
– Да я уже пил!
– Пойдем, пойдем!..
Сидим, пьем. Снова приходит помреж:
– Пошли костюм надевать!
Идем. Костюмерша:
– Здравствуйте, Роман! Зачем ты его привела? Я еще не готова. Романчик, пойдите попейте кофе, и минут через двадцать я вас жду.
Пью кофе. Подходит оператор:
– Привет, Роман, как дела? Мы сейчас пойдем все обсудим и заодно попьем кофе!
Сидим, говорим обо всем, но только не о работе. Буфет в сигаретном дыму, и кофе, кофе, кофе…
Прибегает помреж:
– Пошли!
Костюм, грим… А на часах уже два – это с девяти, а встал я в восемь… Накапливается усталость. Подходят актеры, гримируясь, повторяют текст.
Входит наконец сам режиссер:
– Так! Стоп! Будем снимать сегодня на улице!
– А пока переставят аппаратуру, – говорю, – в буфет?
– Зачем? – отвечает. – Нам принесут кофе сюда!..
Портреты
Аркадий Райкин
Впервые я услышал это имя в пятидесятые годы. Не помню, как у нас дома появилась пластинка с двумя миниатюрами Аркадия Райкина. Одна из них – «Тонкая рябина». Райкин с артистом Новиковым сидят в ресторане, говорят о трудной жизни и в это же время заказывают маслице, икорку, что-то еще. Заказывают оркестру за двадцать рублей песню «Тонкая рябина», выпивают, и Райкин заканчивает словами: «Вот так, Вася! Трудно! Еле сводишь концы с концами!..» Прошло более пятидесяти лет, а я помню этот сипловатый голос.
И еще как-то раз на детском дне рождения один мальчик надел маску и разыграл смешную сценку. Гости громко хохотали. Это был номер Райкина «Дача горит». Я на другой день побежал, купил нос с усами и стал показывать тот же номер – с большим успехом. Вот когда началось мое знакомство с Райкиным. Разве мог я тогда подумать, что через много лет буду работать в театре великого мастера!..
Следующая встреча состоялась уже в Москве. Я гостил у тети и попал на спектакль в саду «Эрмитаж» уже живого, настоящего Райкина. Это были «Времена года». Я сидел на балконе и почти не смеялся – я далеко не все еще понимал. Но какая легкость! Обаяние! Какие партнеры!.. Это потом я много раз был свидетелем, как в антракте он лежал вконец выжатый, вызывал актеров, делал замечания, переодевался – и снова шел на сцену…
Вернувшись в Одессу, я стал играть номера с масками во Дворце моряков. Публика была в восторге – Райкин тогда еще не был широко известен. И когда я в Москве провалился, поступая в цирковое училище, а в шестьдесят втором году Райкин приехал на гастроли в Одессу и после спектакля «Парнаса-2» пригласил меня в свой театр – это была судьба.
Семь лет в театре Райкина – это двойное высшее образование. Семь лет работы с мастером! Я видел, как каждый спектакль изменялся, дорабатывался, шлифовался, пока не достигал совершенства. Я видел, как хохотал зал и как плакал. Его рассказ о несостоявшейся любви с одноклассницей – это маленький шедевр! А зрители шмыгали носом и через мгновение смеялись в другой миниатюре.
Райкину было скучно в традиционном театре, и он создал свой, где за один вечер можно сыграть двадцать миниатюр – и трагедию, и комедию, и фарс, исполнить массу ролей и даже спеть. Как он пел «Добрый зритель в девятом ряду»! Или «Осенние листья»! Или «Ты ласточка моя, ты зорька ясная, ты, в общем, самая огнеопасная»!
Жизнь человека от рождения до смерти Райкин мог уложить в две минуты. Это был шедевр мастерства, высший класс! Ведь он не просто перевоплощался, надевал маски, менял за секунду костюм. У него менялись глаза! Голос! Сущность!
Райкин не любил, когда смеялись во время репетиций. Потому что смех должен быть результатом! Да, заставить людей плакать гораздо легче, чем смеяться, поэтому так мало хороших комедий…
Когда мы с Витей Ильченко сделали миниатюру «Авас» и зал не принял ее, Райкин нас успокаивал: «Все нормально! Они еще пожалеют, что не смеялись!» И он оказался прав. Много лет эта миниатюра была нашей визитной карточкой.
Если вы от кого-нибудь услышите, что он ученик Райкина, – не верьте! У Райкина не было учеников. Тому, что он делал, научить нельзя. У Райкина были либо подражатели, либо обожатели. Мы учились у него профессионализму, колоссальной отдаче, уважению к зрителю, культуре, чувству ритма, темпа: каждая секунда на сцене была именно секундой.
Театр Райкина выступал в Болгарии, Венгрии, Югославии, Польше, Англии – и везде имел успех. И даже если зрители чего-то не понимали, то видели: перед ними великий артист! Маэстро!
У Райкина были прекрасные партнеры – Новиков, Горшенина, Кушелевская, Ляховицкий и другие. Думаю, если бы у Аркадия Исааковича не было театра, он бы многое потерял. И он, к счастью, это понимал.
Говорили, что Райкин давит на артистов. Да, он был первым и главным. Это был его театр. И мы все это прекрасно сознавали. Сделать нас такими, как он, Аркадий Исаакович не мог – этому не научишь. Но уважать публику, работать на износ, не позволять себе расслабляться – этому мы у него учились. Да, он был строг, и если от тебя пахло спиртным или, скажем, чесноком, если ты был не готов к репетиции, если тебя видели в дурной компании – тебя безжалостно увольняли. Конечно, по прошествии времени вспоминается прежде всего хорошее – таково свойство памяти…
Нас из Одессы было четверо – Миша Жванецкий, Витя Ильченко, Мила Гвоздикова и я. Утесов говорил Райкину: «Аркаша, у тебя в театре четыре одессита, так тебе там уже делать нечего». Мы были заметны в театре, и частенько Аркадий Исаакович брал нас на свои сольные концерты. Сейчас уже можно сказать о «левых» концертах Райкина, ведь зарплата, которую он получал в театре, была оскорбительна для такого артиста. Да, он, что называется, халтурил. Но это была не халтура – это были блестящие вечера!
Иногда он позволял импровизировать в фарсах, и тут мы его смешили, как могли. Он открыто хохотал вместе с публикой. Аркадий Исаакович поразительно смеялся: смеялись его глаза!
Когда мы втроем от него ушли, он был очень огорчен, раздражен – и все-таки со временем простил. И много лет спустя мы не забывали, что вышли из Райкина. Надеюсь, мы его не подвели.
Я не люблю, когда говорят: «Райкин – это наш Чаплин». На Западе же не говорят: «Чаплин – это наш Райкин». Каждый из них неповторим. Хорошо, что наши потомки могут увидеть этих королей юмора хотя бы на экране…
Юрий Никулин
Цирк я люблю с детства. Лет с семи отец водил меня в одесский цирк. В особенном восторге я был от клоунов. Я всеми порами впитывал их искусство.
Есть семьи, где детей за такие наклонности шпыняют: «Не кривляйся! Клоун!» Как-то в школе, когда я смешил ребят, девочка сказала мне: «Паяц!» Тогда это прозвучало оскорблением. А теперь я этим эпитетом горжусь! Я мог с каменным лицом рассмешить класс, а позже – зрительный зал. Ведь настоящий юмор очень серьезен. Серьезным был и Юрий Никулин, любимец детей и взрослых.
Когда Никулина спросили, кто бы мог сегодня быть хорошим клоуном, он ответил: Карцев. И это была высочайшая похвала в мой адрес!
Я бывал в цирке на всех его программах. На его номерах с Шуйдиным – вы не поверите – я почти не смеялся. Я думал: как это? В чем секрет? Да, они оба были уморительно смешны, но при этом абсолютно серьезны! А как возникает юмор, смех, почему, в каком месте – не может сказать никто.
Попасть в цирк было трудно, и не все видели Никулина-клоуна. Зато в кино ходили все, все смотрели «Девушку с гитарой» и «Когда деревья были большими», а потом «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку», а потом «Двадцать дней без войны», где он так сыграл, что все ахнули: ничего себе клоун!
В шестидесятых-восьмидесятых годах в цирке выступали выдающиеся артисты – в Одессе и в Ростове, в Киеве и в Ленинграде и, конечно, в Москве. Один Олег Попов чего стоил! Потрясающий! А Леонид Енгибаров! Феноменальный! А Карандаш! А король смеха и слез Вячеслав Полунин!..
С Юрием Никулиным я познакомился лет двадцать тому назад. Ему позвонил мой директор, и тут же мне были оставлены на служебном входе два места. Нас с дочкой встретили, раздели и торжественно представили моему любимому клоуну. В приемной был накрыт стол – конфеты, торт, фрукты, а еще живая обезьяна – мы были ошарашены! А он спокойно и естественно тут же подружился с дочкой. На меня он почти не реагировал – он был занят ребенком. После представления нас повели за кулисы. Лошади, тигры, медведи, собачки… В общем, дочка была потрясена. Да и я был сражен…
Все знают, как Никулин рассказывал анекдоты. А это не так просто, как кажется. Я мог пять раз слышать от него один и тот же анекдот и все равно смеялся. Хороших анекдотов много, а вот Никулин один!
