Александр Белокопытов - Своя рыба и река
Тут и третий, тоже охотник не промах, в разговор вклинивается:
- А меня глухарь укусил! Выскочил из кустов, здоровый такой, зубы тоже здоровые, как тяпнул - куcoк мяса отхватил! Я-то с двухстволкой и развернуться не успел. Вот, - закатывает рукав, руку показывает, шрам со столовую ложку. Действительно укусил. - Так я его потом все равно поймал и дома на цепь посадил, вместо собаки, пусть охраняет. Ох, и злющий глухарь попался. Пришлось даже табличку прибить: осторожно, злая собака. Вот он гавкает, слышите? - издалека доносится приглушенный лай. - Так это он и есть, мой глухарь.
Дальше они начинают говорить не по отдельности, а вперемешку и все скопом. Ничего уже не разобрать, кто про что рассказывает.
Чудные люди эти охотники, поди, разбери, когда они правду говорят, а когда неправду. Одни жены, горемычные, их и понимают.
ХРУСТАЛЬНАЯ ДЕВА
Почему муж с женой чаще, как кошка с собакой, живут, а не в ладу, чтоб все у них тихо и мирно было! Ведь они две половины и предназначено им единым целым быть, жить в единстве и согласии.
Нет, никак не получается. Редко, когда встретится семья, чтоб все у них по-доброму, по-хорошеиу было. Но вдруг и эти - трах-бах - разошлись и разбежались в разные стороны.
А чаще всего, что очень грустно, царит в семье недоброжелательность, непокорность, рукоприкладство и ненависть - открытая или тайная, и вражда.
Вот живут двое, семья, дети давно у них выросли, разлетелись из гнезда. Остались вдвоем, как когда-то начинали жизнь. Сами еще нестарые, считай, вторая молодость наступила. Свой дом у них, сад, огород, машина есть. Что, казалось бы, людям надо? Все есть, дом - полная чаша. Живи и радуйся, купайся в счастье и благополучии, получай, чего в молодости не дополучил! Нет, не выходит. Раз в два-три месяца случается у них в семейных отношениях коренной слом, разлад. А ведь вроде все было ничего: то в доме возились вместе, то во дворе, то в огороде, посмеивались, разговаривали громко, не стесняясь, иногда переругивались по-пустому.
Но вдруг наступила у них во дворе странная тишина... Только слышно как побрякивает цепью, поскуливает собака... Они пробегают по двору, как тени... Все уже делают молчком, быстро и по отдельности. Все, значит быть скоро буре - большой ругани. А молчать они могут еще с неделю, выжидают, копят злость.
И вот рано утром - обычно это утром происходит - начинается у них светопреставление. Ну все, значит злости поднакопилось порядочно, надо пару дать немедленно выйти, а то как бы атомному взрыву не произойти. Вначале идут реплики непонятные, вопросы и ответы. Она что-то скажет в сторону, то ли к нему обращалась, то ли нет, непонятно... А он уже весь на стреме, держит ухо востро, тут же переспрашивает громко:
- А? Что? Ты к кому обращалась-то, ко мне что ли? Я что-то не понял!
Она опять что-то скажет, буркнет в сторону, тоже громко, но неразборчиво.
Он все бросает - и к ней.
- Так ты что сказать-то хотела, я что-то понять никак не могу? Буровит кого-то и все... - он уже готов к схватке, к обороне.
Тут она уже не выдерживает, оставляет все дела и начинает резать ему правду-матку в глаза. Что она только о нем не рассказывает, как его не называет! И "мизгирь", и "сморчок", и "кожувар", и "змей лютый", и "людоед". Ругань далеко слышна, а ничего, пусть все знают, а ей стыдиться нечего, она у себя дома находится. Он только покряхтывает, не отвечает пока, смысла нет.
Потом она слегка сбавляет темп, начинает причитать:
- Ой, ведь сокрушил он меня, хрустальную деву, разбил мою драгоценную жизнь на мелкие кусочки, до основания, сморчок проклятый, сокрушил напрочь... А ведь могла я за летчика замуж выйти, за истребителя, и не жила бы в этой глухомани со сморчком!.. Был, бы-ы-л у меня летчик! И летала бы я с ним высоко-высоко, а тебя, сморчка, бы не заметила...
Какое-то время она судорожно дышит - ей не хватает воздуха - и начинает по-новой:
- Ой, и сокрушил же он меня, хрустальную деву, на мелкие кусочки...
И что это за "хрустальня дева" такая? Откуда она это взяла? Или где в сказке вычитала, да давно это было, забыла где, или сама придумала, неизвестно...
А он молчит, слушает, он - терпеливый, знает, минут на двадцать главного пару осталось, а там - не страшно, один свист останется.
А она все рассказывает, причитает, плачет насухую: и про "деву", уже по третьему разу, и про "сморчка-людоеда", и про "летчика-истребителя". Со стороны поглядеть да послушать, так не жизнь у нее получилась - а сплошная катострофа.
Наконец он встряхивается, - все, теперь можно, - дожидается промежутка, паузы в "излияниях", и свое слово вставляет:
- Ага, вышла бы она за летчика-истребителя, как же, поглядите на нее... Ему делать-то больше нечего, летчику-то этому недоделанному, только на тебе жениться... Да ты пока его ждала, он обкакался твой летчик, пока летал на истребителе! Вышла бы она... Ты сначала загадку отгадай, а то все: я бы да я бы... - и, правда, загадывает загадку, загадка непростая, с подвохом:
- Блестит - но не золото, пахнет - но не мед.
- Ха, загадку он загадает, - горько кривит она губы. - тоже мне, умник нашелся? Иди-ка ты другим дурам позагадывай... - а сама начинает машинально думать, что бы это могло означать, потом прошибает ее, догадывается она и вскрикивает в сердцах: - Ах ты, козел с рогами! Сейчас как звездану поленом, куда куски, куда милостыньки полетят!
Он сразу убегает за баню, в крапиву... Все, дело сделано, он свое слово сказал, а она последние громы и молнии извела, весь запал вышел. Теперь месяца на два в доме тишина и покой, мир и дружба воцарится. Это как у иного человека запой бывает, никак без срывов ему нельзя, а другой - без ругани не может, а потом опять, как шелковый, становится.
Но только что это у русского человека за поговорка такая, очень уж недобрая, злая: как дам тебе, куда куски, куда милостыньки полетят! Это что ж получается? Человек в голодный год ходил, с великим трудом собирал их по миру, эти самые кусочки и милостыньки, в котомочку свою, где с просьбой, где с поклоном, где с молитвой - всяко пришлось. А тут вдруг объявится кто-то и так поддаст, что в одночасье разлетятся все с таким трудом прикопленные кусочки из котомочки, что и не собрать... Страшно. Никак нельзя этого допустить. Слишком дорогие они, потерять их - смерти равносильно.
Так же и с духовной пищей. Допустим, собираешь-собираешь по жизни, приглядываешь, запоминаешь все доброе, хорошее, и по крохам, по крупицам в душу свою откладываешь. И вдруг случается такое, что или сам, по неразумию, растеряешь все накопленное, или придет кто-нибудь и вытряхнет все из души твоей вон. А взамен или какую философию новую всучит, или религию подсунет... И враз тогда - и имя свое позабудешь, кто такой и откуда. Уж такого совсем никак нельзя допустить. Страшно подумать. Не дай Бог!
АРИНА
Она - суха, легка, немолода и очень подвижна. Зовут ее Арина. Имя редкое по нынешним временам, не модное, хоть и пушкинское. Так назвали родители, им виднее. Родителей своих она любила и сейчас любит, почитает их. Говорит, что таких больше не было и не будет.
Она давно на пенсии, занимается всем понемногу: мелкими домашними делами, перешивает и штопает старые вещи, чтоб им износу не было, или, если лето, копается в огороде. Огород у нее прямо под окном. "Полтора куста помидор и два картошки, - по ее собственному выражению. - На продажу не выращиваем, мы не из таких!"
Арина очень любит голосовать и к политике вообще не равнодушна. Хлебом ее не корми - дай только проголосовать да о политике поговорить.
Все дни перед выборами она места себе не находит, толчется на пустом месте, даже, бывает, сердце прихватывает: так политика головой и сердцем завладела. А уж в последний день обязательно всех соседей обегает:
- Ну, вы как нынче, голосить-то пойдете?
- А как же, - отвечают те с улыбкой, - пойдем. Мы люди обязательные. Плачешь, голосишь, глядя на кандидатов, а все равно идешь, деваться некуда.
Соседи у нее добрые, дай Бог каждому таких соседей, все - пенсионеры. Только она все равно как-то не очень с ними контактирует, все больше сама с собой общается. Ну, а уж предупредить людей насчет выборов - так это ее прямая обязанность, она считает, чтоб не забыли. Тут уж она никого не боится. Может, ее кто уполномочил.
Сама Арина голосовать раньше всех прибегает. За час, а то и раньше. Двери еше заперты, а она уже тут как тут, ждет, томится, когда откроют, зато раньше всех. Ночь перед этим не спит, чтоб не проворонить. Потом домой бежит, чаи гонять. Радуется: слава Богу, отметилась, раньше всех проголосовала. Потом, со спокойным сердцем, спать заваливается. И никто не мешает. Муж-то от нее давно сбежал. А ей и хорошо, что сбежал. Меньше вони. И свет никто не застит.
Жевет она скромно, на пенсию. Детей у ней нет, не родились почему-то. Никто ей не помогает. Сама о себе говорит: "Живу бедно, но честно, другим не в пример". Из хозяйства у нее одна кошка, из техники - телевизор. Старый, черно-белый, отцов еще, но показывает хорошо. Надежный. Политиков она знает всех наперечет, кто кому друг, кто враг. Бывает, разговаривает с ними в телевизоре, спорит громко, до хрипоты, объясняет им прописные истины. Хорошо, что есть телевизор, есть с кем поговорить, а без телевизора - куда? -сплошная погибель. Была бы хоть церковь, так в церковь бы сходила, помолилась. А так, ну куда податься простому человеку, водку что ли пить? Она - не из таких.
